Школа ужасов - Джордж Элизабет - Страница 55

• Предыдущая
• 55/100
• Следующая

– Вы к директору? – спросила секретарша. – Он сейчас на совещании. Подождите в его кабинете. – с этими словами она проскочила мимо них, распахнула дверь в кабинет Локвуда и жестом пригласила их войти. – Не знаю, как долго директор задержится, – безмятежно произнесла она, покидая посетителей.

– Симпатичная девочка, – проворчала ей вслед Хейверс. – Действует строго по инструкции. Принять со всей любезностью, но в разговоры не вступать.

Линли решил воспользоваться представившейся возможностью рассмотреть висевшие на стене фотографии, отражавшие историю школы. Хейверс присоединилась к нему.

Фотографии охватывали период в сто пятьдесят лет, наиболее ранний иллюстративный материал был представлен поблекшими дагерротипами. Десятилетие за десятилетием воспитанники Позировали у подножия памятника Генриху VII, маршировали стройными колоннами по спортплощадке, подъезжали к школе в конных повозках, а затем в микроавтобусах. Чистенькие, улыбающиеся, в одинаковых формах.

– Обнаружили что-нибудь интересное, сержант?

– Девочки появились совсем недавно, – откликнулась Хейверс. – У них наконец-то наступил двадцатый век.

– Да. И еще кое-что.

Она продолжала переходить от фотографии к фотографии, задумчиво пощипывая нижнюю губу.

– Представители других рас, – сообразила она. – Их тоже нет.

– Одно-два неевропейских лица– и все. Два столетия назад это было в порядке вещей. Но в последние десять-пятнадцать лет выглядит по меньшей мере странно.

– Значит, мы возвращаемся к версии с расизмом?

– В любом случае мы не можем просто отбросить ее, Хейверс.

Дверь в кабинет распахнулась. Следователь дружно обернулись, но то был не Алан Локвуд, а его супруга с огромной охапкой цветов, втиснутых в простую глиняную вазу.

Женщина и не подумала остановиться при виде Линли и Хейверс; мимолетно улыбнулась им, приветливо кивнула и понесла цветы на стол, стоявший в алькове у просторного окна.

– Я принесла цветы для конференц-зала, – охотно пояснила она. – С цветами в комнате гораздо уютнее. Алан встречается там с родителями, вот и подумала… – Она легонько поправила туберозы чей сладкий аромат успел уже пропитать душноватое закрытое помещение. – Боюсь, я опоздала. Собрание давно уже началось. Поэтому я принесла цветы сюда. – Кэтлин передвинула серебряный подсвечник, высвобождая место на столе. – Чересчур громоздко, да? И подсвечник, и цветы. – Нахмурившись, она оглядела комнату и, приняв решение, перенесла подсвечник на каминную доску. Там он отчасти загораживал портрет кисти Гольбейна. По-видимому, эта перестановка вполне устраивала супругу директора. Удовлетворенно кивнув, она поправила свисавшую на лоб седую прядь. – Я составляю все букеты для украшения школы. У нас хорошая оранжерея. Впрочем, я ведь вам уже говорила об этом? Я иногда забываю, что я кому сказала, а что нет. Алан говорит, это первый признак склероза.

– Вряд ли, – ответно улыбнулся Линли. – Просто вам слишком много приходится держать в голове. Каждый день вы общаетесь с десятками людей. Как тут не перепутать?

– Да, верно. – Вернувшись к столу мужа, Кэтлин без особой надобности подровняла лежавшую на нем стопку бумаг. Они и так были сложены чересчур даже аккуратно. Этот жест показал Линли, что женщину привело в кабинет не только желание украсить его цветами.

– Алан много работает и очень устает, поэтому не всегда успевает подумать, прежде чем начнет говорить, и в запальчивости порой сказанет лишнего. Вот как насчет моего склероза. На самом деле мой Алан очень хороший человек. Очень хороший. Порядочный. Всеми уважаемый. – Кейт нащупала притаившийся между папками карандаш, вытащила его и аккуратно положила рядом с ручкой. – Его не ценят. Люди понятия не имеют, как много он трудится, чего добивается, он же не станет этим похваляться. Вот сейчас он сидит в конференц-зале и разговаривает с четырьмя супружескими ларами, которые раздумывают, куда им отправить детей. Они могут выбрать Итон или Харроу, Рэгби, Вестминстер. Но вот увидите: Алан уговорит их привезти детей в Бредгар. Ему всегда это удается.

– Наверное, это самое сложное в работе директора, – посочувствовал ей Линли. – Постоянно привлекать в школу новых учеников.

– Для Алана это цель всей жизни, – ответила Кэтлин. – Он твердо решил вернуть школе ту репутацию, какой она пользовалась в послевоенные времена. Такова его миссия. Перед тем как Алан занял здесь должность директора, набор резко сократился. Плохие результаты, низкие оценки на выпускных экзаменах. Алан все исправит. Уже многое изменилось. И театр – это Алан придумал. Театр тоже привлекает новых учеников, я имею в виду подходящих учеников.

– Мэттью Уотли принадлежал к числу «подходящих»?

– Я учила его играть на скрипке. Пока мы не переехали в Бредгар, я работала в Лондонской филармонии. Вы ведь этого не знали, инспектор? Никто здесь не знает. Не стоит упоминать о моей профессии в разговоре с женами других учителей. Я оставила сцену, чтобы быть подходящей женой для директора закрытой школы. Ведь я нужна Алану. И нашим детям я тоже нужна. У нас два мальчика, учатся в начальной школе. Алан упоминал о них? Теперь я играю в оркестре Бредгара и иногда даю уроки. Это, конечно, не совсем то, – с печальной улыбкой прибавила она, – но все же… Обидно было бы окончательно утратить навык.

Линли отметил, что женщина так и не ответила на его вопрос.

– Вы часто общались с Мэттью?

– Раз в неделю. Он мало занимался, меньше, чем надо бы. Мальчики, они все такие, хотя, по правде говоря, я ожидала от него большего, раз уж он получил стипендию.

– Но ведь стипендия назначается не за успехи в музыке?

– Конечно нет, но предполагается, что стипендиат должен быть всесторонне развитым. Мэттью оказался отнюдь не самым многообещающим из кандидатов этого года.

– Вы что-то знаете о других кандидатах?

– Ничего конкретного, просто как-то раз за обедом Алан заговорил об этом. Он считал, что Мэттью– не совсем то, что требуется Бредгар Чэмберс. Разумеется, Алан тут ни при чем. Не его вина, что стипендию дали Мэттью, так что он не южет нести ответственность за его смерть, правда же? Но он думает, что должен был…

– Кэтлин!

Обернувшись, Линли и Хейверс увидели директора, стоявшего в дверях с белым как мел лицом.

Кэтлин Локвуд послушно замолчала, даже зубы стиснула. Сглотнула, помедлила, не зная, как себя дальше вести. Дрожащей рукой указала на стол:

– Я принесла тебе цветы. Хотела поставить их в конференц-зале перед твоей встречей с родителями – и опоздала. Принесла сюда.

– Спасибо. – Локвуд отступил от двери, пропуская жену. Она поняла намек и, не оглядываясь на Линли и Хейверс, поспешно вышла из комнаты. Захлопнув за ней дверь, Локвуд повернулся к детективам. Он смерил их обоих холодным оценивающим взглядом и, промаршировав к своему столу, остался стоять возле него. Он знал, что в этой позе его фигура излучает больше властности и уверенности в себе.

– Инспектор, мне сообщили, что почти все утро сержант провела, обследуя территорию школы, – произнес Локвуд, отчетливо выделяя каждый слог. – Я хотел бы знать, с какой целью это делалось.

Линли не спешил с ответом. Он тоже подошел к столу, неторопливо отодвинул стул, жестом подозвал к себе Хейверс. Садиться они пока не стали. Директор наблюдал за ними, на виске у него отчетливо пульсировала жилка. Локвуд подошел к окну и широко распахнул его.

– Я жду ответа, – настойчиво повторил он.

– По-моему, все и так ясно, – с предельной вежливостью возразил ему Линли и, указав рукой на стул, пригласил: – Присядьте, пожалуйста, мистер Локвуд.

В первое мгновение ему показалось, что Локвуд отвергнет это предложение, однако, поколебавшись, директор сел за свой стол напротив гостей. Окна кабинета выходили на восток. Сейчас, во яторой половине дня, его лицо не расплывалось перед глазами следователей, как при первой встрече в лучах утреннего солнца.

– Привратник нашел школьную форму Мэттью в куче мусора, – заговорил Линли. – Теперь мы знаем, что вся одежда Мэттью оставалась здесь. Это значит, что мальчика вывезли отсюда обнаженным.

• Предыдущая
• 55/100
• Следующая