Школа ужасов - Джордж Элизабет - Страница 48
- Предыдущая
- 48/100
- Следующая
– Большая перемена. Что вы обнаружили во время экскурсии по школе? – Он посмотрел на Барбару Хейверс, которая все еще хмуро глядела в окно. – Хейверс?
Она обернулась:
– Я просто подумала…
– Да?
– Пустое. Но вот вы говорили насчет ответственности… Интересно, а на кого ложится ответственность за самоубийство школьника?
– Вы имеете в виду Эдварда Хсу?
– Да, «любимого ученика».
– Я и сам все время вспоминаю о нем. Джилс Бирн проявлял к нему особый интерес – и юноша погиб. Джилс Бирн проявлял особый интерес к Мэттью– Мэттью тоже мертв. Однако если Мэттью Уотли был убит здесь, в школе, вечером в пятницу, а то и в субботу, мы не можем предъявить Джилсу Бирну обвинения, если его не было здесь в это время. А если он был? Сомнительно, конечно, но следует это проверить.
– А может быть, связующее звено вовсе не он, сэр.
– А кто? Брайан Бирн? Это ничего не дает нам, сержант. Эдвард Хсу покончил с собой в 1975-м, когда Брайану едва сровнялось пять лет. Вы же не думаете, что пятилетний ребенок мог послужить причиной самоубийства?
– Не знаю, – вздохнула она. – Но у меня в ушах все звучат слова, которыми Брайан Бирн охарактеризовал своего отца.
– Только не забывайте, что парень сильно недолюбливает отца. Вам не показалось, что Брайан, будь у него такая возможность, был бы счастлив унизить Джилса? А мы вчера как раз предоставили ему такой шанс.
– Да, наверное. – Хейверс вновь пересекла комнату и приблизилась к помосту. Над ним висел барельеф, представлявший Генриха VII верхом на боевом коне, готового вести войско в атаку. Пониже стоял стол для общей трапезы и стулья. Выбрав один из них, Барбара уселась и вытянула ноги.
Линли подошел к ней.
– Нам нужно определить, где могли прятать Мэттьго Уотли с середины дня пятницы до поздней ночи, а может быть, и до субботней ночи, когда его или его тело перевезли на кладбище. Какие будут версии?
– Вариантов не так уж много. Кладовые при кухне можно не брать в расчет, поскольку Мэттью исчез после ланча, а в той части здания днем всегда много народу. Потом два старых туалета, ими, похоже, никто не пользуется– грязные, слив не работает.
– Никаких признаков, что там кто-то был в последние дни?
– Ни малейших. Если кто-то завел его туда, этот «кто-то» постарался потом уничтожить все следы.
– Что еще?
– В каждом общежитии есть кладовые для чемоданов. Они заперты, ключи есть только у заведующего и экономки. Над помещением для просушки одежды в общежитиях располагается чердак, но все чердаки заперты на амбарный замок– опять же ключи только у заведующего и экономки. В лаборатории есть кладовая, а над аквариумом– огромная бочка с водой. Туда можно было бы запихнуть Мэттью, чтобы его утопить, но держать его там пленником можно было бы, только связав по рукам и ногам и заткнув ему рот, да и то лишь в том случае, если бы убийца точно знал, что до конца дня никто не появится поблизости. Далее, за сценой театра имеются гардеробная и гримерные, а над сценой– будка осветителя. Думаю, эта версия окажется наиболее близкой к истине, если мы установим, что на уик-энд не планировались репетиции, и узнаем, кто мог проникнуть в эти помещения. Сегодня там толпились ученики, кстати говоря, Чаз Квилтер изображает Гамлета, и выглядит он так, словно ему явился дух Йорика и не сказал ничего приятного, но в пятницу после ланча там никого не было. За сценой спокойно можно было упрятать Мэттью Уотли, особенно если учесть, что театр стоит довольно далеко от спортплощадки, где в тот момент собиралось большинство ребят.
– Но как убийца мог пробраться в театр, сержант? Там реквизит, декорации, костюмы– несомненно, театр запирают и охраняют гораздо строже, чем все остальные школьные здания.
– Конечно, он был заперт, но убийце это бы нисколько не помешало. Я все проверила. Фрэнк Ортен говорил, что полный комплект ключей висит в его конторе, а дубликаты – в почтовых ящиках учителей. Так вот, в течение дня комната Ортена остается незапертой. Стоит ему отлучиться на минуту, и прекрасно можно проскользнуть в нее и схватить всю связку с надписью «театр». А если лезть туда среди дня покажется чересчур рискованным, можно проникнуть в контору и ночью, замок в этой двери открывается за десять секунд с помощью кредитной карточки или любого Другого куска пластика. Они здесь не принимают Даже элементарных мер безопасности. Странно еще, что школу ни разу не ограбили.
– А как обстоит дело с ящиками преподавателей?
– Еще хуже, – отвечала Хейверс. – Помните, Фрэнк Ортен говорил, будто учительская всегда заперта, а ключей от нее нет ни у кого, кроме самих учителей и прислуги? Так вот, все утро дверь учительской была открыта нараспашку. Я просто взяла и вошла, когда мне вздумалось. На ящиках для пущего удобства обозначены имена учителей, и большинство из них любезно оставляет ключи в замке. Требуется только выяснить, у какого учителя какие ключи, а потом – заглянул в учительскую и взял, что тебе требуется.
– Итак, нам не удалось сузить круг поисков. Каждый имел возможность совершить это. Все располагали средствами.
– Неужели все?
– А кто нет? Буквально каждый мог схватить Мэттью после ланча и спрятать его где-нибудь, чтобы позднее окончательно разобраться с ним. – Линли призадумался и тут вспомнил свой разговор с Корнтелом. – Пойдем-ка повидаемся с Коуфри Питтом, – предложил он.
Большая перемена еще не закончилась, однако Линли и Хейверс не застали преподавателя немецкого языка в учительской. Они нашли его в его кабинете на первом этаже западного флигеля. Питт сосредоточенно покрывал доску паутиной совершенно неразборчивых букв, проставляя там и тут умляуты, словно символы им самим изобретенного алфавита. Линли окликнул Коуфри, но учитель продолжал писать и, только доведя дело до конца, соизволил отвернуться от доски. Мало того: отступив на шаг, он еще и полюбовался своим творением, стер несколько слов и переписал их заново, стремясь к совершенству. Наконец, удовлетворенный результатами своего труда, Коуфри снизошел до посетителей.
– Вы из полиции, – констатировал он. – Можете не называть себя – ваша слава бежит впереди вас. У меня всего десять минут до урока, – предупредил он их деланно равнодушным тоном, тщательно отряхивая с рукава мантии крошки мела. С чего бы вдруг такая забота о своей внешности? Мантия давно уже посерела от грязи, на плечах толстым слоем лежит перхоть и пыль.
Захлопнув дверь, сержант Хейверс осталась стоять возле нее. Она посмотрела на Питта оценивающим, но совершенно лишенным эмоций взглядом, и учитель немецкого понял, что урок начнется не по расписанию, а тогда, когда это сочтут уместным явившиеся к нему в класс полицейские.
– Это не займет много времени, – ободрил его Линли. – Нужно прояснить кое-какие детали, и мы оставим вас в покое.
– У меня урок в старшем шестом классе, – сообщил Питт, как если бы этим определялось, сколько времени он сможет вытерпеть допрос. Сержант Хейверс прислонилась к стене у самой двери, намекая, что скоро она с места не сдвинется. Сдаваясь, Питт проговорил: – Давайте, инспектор, прошу вас. Проясняйте, что вам нужно. Проясняйте. Не хочу вам мешать.
Линли подошел к окну. Отсюда был виден двор, а по ту сторону двора возвышалась колокольня. Едва ли хоть один воспитанник Бредгара, стремящийся показать, из какого он теста, мог устоять перед соблазном и не взобраться под небеса. – Расскажите подробнее, что вы знаете насчет справки, освободившей Мэттью Уотли от участия в футбольном матче в пятницу.
От полицейских Питта отделял стол. Он с силой уперся в него костяшками пальцев– кожа на них потрескалась, покрылась ранками.
– Что тут рассказывать? Обычная справка из амбулатории. На ней стояло его имя, а больше ничего не было.
– Подписи не было?
– Вы имеете в виду подпись Джудит Лафленд? Нет, подписи не было.
– Разве на справке об освобождении от занятий не должно быть заверяющей ее подписи медсестры?
- Предыдущая
- 48/100
- Следующая