Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 42

Допустим, что весь мой прошлый опыт не поможет мне поставить диагноз. Я изучила уже эту притчу от и до и ничего нового не нашла. Но так ли в самом деле это важно? Так, сейчас это неважно как факт — я покосилась на Марселин и Женевьеву. Но язык успел поперед мозга.

— А в других странах болезнь была?

Да, если это вирус. Если он распространялся воздушно-капельным путем, то обязательно должен был себя проявить. Если только… если только он не погибал от морозов, подумала я. В Клейдарии тепло.

Ну и что мне это дает? Ничего ровным счетом. Если я права, если эта болезнь была характерна для Клейдарии потому, что она находится намного южнее… Стоп.

Я исходила из того, что Анна утеряла Средство, а оно было нужно. Что если смысл притчи был в другом? Не в том, что она не сохранила конкретное снадобье, хотя упрекнули ее именно в этом. «Отыщет тот, чьи руки чисты, кто ведает, как огонь бьет…» И далее по тексту. Господь огорчился, что Анна не сберегла Средство, и нового ей не дал. «Кто верно хранит…»

Может быть, дело не в этом Средстве, а в хранении подобных снадобий?

Руки чисты, огонь бьет. Неспроста? Скорее всего. Конечно, Пророчества — тоже сказки, но доля истины должна быть? Если так, то одно идеально складывается с другим. И в смысле гигиены, и в смысле производства и хранения. Ведь нет эпидемий, я о них бы уже услышала, а врачи хоть как, но помогают. Получается, лекарства имеются, но где-то ошибка в технологии и хранении.

Да, опираться на такие источники при попытке натянуть науку на глобус — занятие неблагодарное. Но стоит над этим подумать. Стекольщики. Если изготавливать колбы, прокаливать их. А что может быть еще? Вода, поняла я. Они используют для производства снадобий некипяченую воду. Вот и чистые руки, и огонь, мера — это, скорее всего, дозировка, тут вряд ли можно трактовать как-то иначе, а что насчет птицы? Как натянуть на глобус еще и чирикалку? 

А легко, если это сова, ухмыльнулась я. Иные виды пташек при попытке натяга порвутся. Будем думать.

Распорядившись насчет ужина ее величества, я вернулась к девицам. Забот у них было немного: сожрать то, что я им подсуну, а в остальное время сидеть и не отсвечивать. Что интересно, их это устраивало, и даже Женевьева не огрызалась. Видимо, ее куриных мозгов хватило на то, чтобы понять — я здесь закон и мое слово главное, мне лучше не перечить, тогда и место сохранится… если, конечно, ты не помрешь от того, что сама и попыталась подсыпать, хмыкнула я и снова уткнулась в Книгу.

— О паратиритис ден та парапланитеи…

Слова по отдельности были знакомы, уточнить было не у кого — Теодора уже ушла. Свиток был занятен — о женщине, которая потеряла в огне семью и решила посвятить себя служению господу, но священник отказал ей трижды. Как я уже знала, странным это не было — решение о постриге принималось пастырем единолично на основании личных качеств будущего инока или инокини. Женщина не отличалась ни усердием, ни человеколюбием, не была истовой прихожанкой — пока я не дошла до этих слов, претензий к истории у меня не возникало.

Слова были знакомы. Видящая не потеряет дорогу. Ну, ничего необычного, она же ведь не слепа?

— О паратиритис ден та парапланитеи, — повторила я и подняла голову. На меня смотрела Женевьева.

— Видящая да не собьется с пути, — перевела она. — Странно тебе не узнать эти слова.

Угу, мрачно согласилась я про себя. Но нельзя впихнуть невпихуемое за такой короткий срок даже в самую умную голову. Я подозревала, что история довольно известная, но сейчас мне надо было удачно выкрутиться.

— Я никак не привыкну к тому, как надо переводить, — пожала я плечами. 

Видящая да не собьется с пути, серьезно? С какого пути? Видящая. Это был пунктик у кардинала как раз на мой самозваный счет.

— А ты, — усмехнулась я и едва заметно поморщилась — тон надо было взять другой. — Ты же знаешь, что там дальше? И неплохо говоришь по-клейдарски. — Я даже улыбку натянула. — Расскажи мне, я постараюсь понять с твоих слов. 

Женевьева отложила вышивку в сторону и захлопала глазками.

— Со слуха, — пояснила я. — Я ведь знаю, о чем идет речь, значит, мне будет проще понять язык.

Похоже, это не совсем так работало, потому что я иногда искала в сети переводы хитов восьмидесятых, но понятия не имела, насколько они верны и тем более не разбирала английские, французские и итальянские слова, кроме банальных «чао» и «хэллоу». Но Женевьева кивнула: ей тоже нужно было налаживать со мной контакт, коль скоро она от меня сейчас неслабо зависела.

Клейдарский язык был, конечно, красивый. А я нагло соврала, у меня накопился уже отличный словарный запас. У Книги на клейдарском был один огромный плюс: там был очень, очень простой лексикон, совсем как в нашей Википедии — «симпл инглиш», потому что статью должны были понять даже те, у кого уровень знаний английского языка базовый. В Клейдарии тексты Книги адаптировали в том числе для крестьян, обученных в церковной школе за какой-нибудь год, или сколько они там учились. Чем еще отличалась эта страна, так это обучению грамоте, потому что каждый, кто что-то производит, должен уметь отчитаться за свой доход.

Итак, женщина, получившая отказ, решила его оспорить и отправилась в монастырь, где был священник более высокого ранга. Шансов у нее было немного, да и надвигалась клейдарская зима — с ветрами и дождями, и женщина эта, Феба, пошла коротким путем через горы. 

Путь ее я разобрала с трудом, то ли Женевьева так пересказывала, то ли это была расширенная, не предназначенная для крестьян версия. Но одно мне стало понятно — Феба зашла в расщелину… О! Я украдкой, хотя Женевьева это, конечно, заметила, стала подсматривать в Книгу. Итак, расщелина была полна опасностей, но Феба их благополучно избежала, и тогда священник в монастыре еще раз повторил ту самую фразу: «Видящая да не собьется с пути».

Сомнений у меня почти не осталось. Мой забег по коридору был не просто ритуальным, он был проверкой: сверну я там себе шею или, как и положено видящей, похожу-похожу, да и выйду на свет. И устроил проверку мне не кто иной, как его высокопреосвященство. Все, на что мне оставалось надеяться — старый хрыч убедился, что я не прислана Тьмой. 

Но эта беседа слегка растопила лед. Может быть, Женевьева перестала меня опасаться — изначально я была ее конкуренткой, потом — кем-то вроде начальницы. Разумеется, я не стала больше доверять ей, но она, а точнее, Марселин, потому что Женевьева больше поддакивала, чем откровенничала — они рассказали мне, что некий граф де Санти, кто это, я слышала вообще впервые, но так поняла, что кто-то из людей маркиза де Сото — просто явился в покои герцогини де Бри, передал ей распоряжение его величества, звучавшее как «пошла вон», и ткнул пальцем в обеих девушек, и так они попали в покои Софии. Правда? Ну, кто ее знает, может, да, а может, и нет. И с таким же успехом они могли выдать мне заранее продуманную легенду, а гарантий, что они не получили инструкций, да хоть от кого угодно, не было никаких.

И я в несколько растерянных чувствах обходила покои королевы перед тем, как отойти ко сну. В спальне Софии сегодня спала Антуана. Я, чтобы не слишком себя накручивать перед сном, думала больше о Средстве. Вот что делать? Поговорить с лекарями, подумать, что можно придумать для хранения снадобий? Уточнить, какие здесь имеются препараты? Что-то ведь есть наверняка…

И когда я увидела среди вскочивших при моем появлении слуг знакомую физиономию, я даже не удивилась. 

— Поди-ка сюда, — поманила я пальцем Пьера, и он с готовностью только что не распластался передо мной. Однако как людей меняет положение их собеседника, впрочем, это не ново. — Ты как сюда попал? Я прикажу выставить себя взашей.

— Помилосердствуйте, ваша милость, — он склонился в поклоне. — Дозвольте сказать вам пару слов.

Я подумала. Выслушать можно и нужно, после решу, что делать с ним и с его информацией. Могу казнить, могу миловать, первое пока предпочтительней.