Притворная дама его величества (СИ) - Брэйн Даниэль - Страница 23

Мне не терпелось посмотреть, что слуги сделали за мое отсутствие.

Они справились. И хотя любой дизайнер интерьеров получил бы разрыв сердца в тот момент, когда распахнул дверь, как это сделала я, мне красота была не важна. Черт с ней — функциональность. Да, стену возле окна украсили тряпками, я оценила разнообразие цветов и с облегчением вспомнила, что в эти времена, кажется, еще не додумались использовать в краске мышьяк. Аляповато, но терпимо. Мебель переставили, Лили и Этель оборудовали кровати, свечи стояли теперь так, что давали достаточно света — больше, чем было вначале, когда их кучкой составили на столе. А еще, к моему величайшему удовольствию, меня ждал какой-то солидный серьезный мужик с натруженными руками. Каменщик!

Я жестом попросила его обождать и сначала показала Лили и Этель образец. Глаза обеих служанок стали в половину лица, но я видела, что трусы им понравились. Не то чтобы они представляли, зачем это носить, но мое объяснение — защита непорочности — их устроило. Я приказала нашить трусов так много, сколько получится, наспех объяснила, как примерно кроить, и занялась каменщиком.

Мужик оказался терпеливым и понятливым. Я нарисовала на листе нечто вроде буквы «Т», на перекладине изобразила букву «О», и у меня получился такой проект каменного столба с нишей, в которой должна была торчать свеча. Как раз на высоте лица — моего, прикинула я, — удобно взять свечку, если понадобится, и теоретически не должно подпалить ни платье, ни волосы. Я определила место, где поставить ночник, а каменщик, внимательно выслушав мои пояснения по поводу пожарной безопасности, только кивнул и предложил сделать еще один такой ночник, уже на другой стене, аккурат возле двери. Я нахмурилась, придав себе величавый вид, и согласилась. Он был прав — света так будет больше.

— Раз ваша милость свечей-то не бережет, — развел руками каменщик и пообещал приняться за работу уже завтра с утра.

Каменщик ушел, получив от меня задаток. Деньги таяли… Следующее, что я собиралась сделать, это заняться одеждой и посмотреть, что и как можно переделать. Мне было неудобно ходить в этих туфлях, мне было холодно, в конце концов, ничего из того, что я носила, не удерживало тепло тела как следует. Но только я взялась за сундук, оторвав Лили от раскройки трусов, как дверь открылась и вошла незнакомая мне служанка, и в руках она держала какую-то кипу ткани.

Затем замаячил Пьер, и его визит точно не сулил мне ничего доброго.

— Пусть ваша милость переоденется, — сказал он с поклоном. — Вашу милость герцогиня в покои его величества требует.

Отдайте мне мои трусы.

Пусть, если что, его величество окосеет, пытаясь понять, что на мне надето и как с меня это снять. Ханжой я не была, но никогда в жизни не принуждала себя к близости. Все — по желанию, по обоюдному. Что его величество вызовет у меня прилив нежных чувств, я сомневалась.

И еще я поняла, что вся та одежда, которую я носила до этого, была цветочком. Да и сейчас, как я догадывалась, это не ягодка, только завязь.

Меня раздели практически догола — совсем я обнажилась уже по собственной инициативе, продемонстрировала, как носят трусы… немного я не учла, где у меня теперь талия, и трусы оказались слегка на бедрах, и я тотчас указала Лили и Этель на эту недоработку. Потом пошло все в привычном порядке: рубаха, корсет, о, тот корсет, который на мне был прежде надет, оказывается, не напоминал скорлупу, в которой я даже дышать не могла! Юбка, юбка, курточка, накидка… ткань платья была легче, юбка пышнее, и все было открыто намного сильнее, опять-таки, я не ханжа и отдаю дань тому, что считается «модой», не в моем положении сильно усердствовать в чужом-то монастыре, но я понимала, что я банально замерзну. Красота требует жертв, мне ли это не знать, но не в виде же застуженных придатков и почек! Хотя с таким количеством юбок они, пожалуй, в безопасности. Скорее я воспаление легких подхвачу — с открытой шеей и грудью. И полуголыми руками.

Когда все было готово, в том числе и моя прическа, которую мне ловко и быстро переделали, и туфли, заботливо кем-то разношенные, мне надели на мои предательские ноги, служанка впустила Пьера. 

С благоговением, у него даже руки тряслись, он открыл принесенную коробочку, и незнакомая служанка надела мне на шею колье. И с этой минуты Пьер не спускал с меня глаз, точнее, с колье. Мне казалось, что на груди у меня лежит тяжкий груз — так оно и было. Когда-то давно я привезла из поездки восточное украшение и носить его не смогла, так оно при каждом шаге колотило меня по ребрам… Сейчас я вроде держала спину неестественно прямо, но шею при этом тянуло вниз.

Пьер осмотрел меня, будто лошадь на рынке, и жестом указал мне на выход. Я шла, юбки эти пришлось приподнять руками, пыталась не потерять туфли и размышляла, стоило ли все это таких усилий. Или в обратном порядке куча слуг будет раздевать меня под скучающим взглядом короля?

И герцогиня присядет в углу, как торговка товаром?

Я споткнулась. Пьер, который, конечно же, не забыл, как я вопила во дворе возле кареты, с перепугу немного присел, но я на этот раз его пощадила. Мне было не до эмоций на публику — я не знала, что меня ждет.

Король, что король… У него молоденькая жена, может, она вообще живет где-то не здесь, насколько я знала, при таких браках жены долго торчали в монастырях. Но королева… их вроде не отсылали? Попробовать выбить себе тепленькое местечко подле ее величества? Плевать, какую морду состроит герцогиня де Бри? Да, плевать, разумеется, но вести разговор придется крайне осторожно. И не в герцогине дело, а в короле. Если владычицу курятника я могла проверять на вшивость, то сейчас… Сейчас будет разговор Марии Успенской с шеф-редактором международного издания моды. Я была не настолько глупа, чтобы ставить знак равенства между своей фигурой и той, что была намного крупнее.

Я рассчитывала увидеть толпу. Короля, как известно, делает свита. Но толпой сложно было назвать тех несколько человек, которые на меня с изумлением уставились.

Герцогиня сидела — то ли это допускалась по этикету, то ли ей было действительно тяжело стоять, и ей шли навстречу. Пара мужчин — вроде бы аристократов, но вряд ли кто-то из них король… Слуги, трое, Пьер сразу ретировался, очевидно, доставив и меня, и колье в целости и сохранности. Дама, совсем пожилая, она тоже сидела, мне показалось, даже дремала.

Помещение как помещение. Намного менее помпезное, чем в нашем Зимнем дворце или в том же Версале. Светло, причем явно светлее там, где сидит герцогиня. Стол, на котором опять еда, и вино, кажется, уже не та разбавленная водой гадость. Кровати нет, только кресла, ничего похожего на трон нет. 

Камин.

Я даже обмерла. В этой комнате был камин! И в нем уютно горело пламя. Мне на мгновение померещилось, что я вовсе не черт знает где, а в коттедже в двухстах километрах от родимой столицы, там, где леса, скоростная трасса, озера — такая вот смесь дикой природы и цивилизации.

И на глаза навернулись слезы. Непрошено. Я не могла их стереть, меня не видела герцогиня, но не она была мне опасна. 

Нет, я прекрасно знала, что возле «трона», назовем так условно любую власть, крутится добрая сотня не самых одаренных умом дармоедов. Я дажа знала, зачем они крутятся: они полагают, что от них все в восторге, на самом же деле они для того, чтобы сдать их в нужный момент голодной до сенсации прессе… или органам внутренних дел. У тех аппетиты, как правило, посильнее.

И герцогиню де Бри я относила к той категории, которую с легкой руки двух классиков прозвали «зицпредседателями». Но не короля, не министров, нет. Если страной руководят идиоты, страна недолго хранит суверенитет. 

Из этой комнаты я могла выйти в короне, выражаясь условно, а могла и на плаху. Буквально.

— Поведайте нам, дитя господне, кто вел руку вашу?

Я постаралась не вздрагивать. Голос был старческий. Голос был дребезжащий и немощный. Я всматривалась — кто говорит?