Прах к праху - Джордж Элизабет - Страница 74

• Предыдущая
• 74/124
• Следующая

– И как давно это у тебя? – спросил он.

– Что?

– Ты знаешь.

Она сомкнула пальцы левой руки вокруг локтя, словно этим неадекватным усилием могла справиться со своими мышцами. Она не отрывала взгляда от своей руки, от пальцев и их слабого усилия подчиниться приказам мозга.

– Ливи, – произнес он. – Я хочу знать.

– А какое имеет значение – как давно? Какая разница?

– Меня это касается, Ливи.

– Но так будет недолго.

– Значит, ты солгала, – сказал он. – Баржа тут ни при чем. И размеры дверей. И необходимость иметь инвалидное кресло.

Пальцы ее поглаживали руку.

– Это так? – допытывался он. – Как давно? Давай, Ливи. Как давно у тебя это с рукой?

Она мгновение смотрела на него, настороженно, как спасенное им животное. Взяла правую руку левой, прижали их обе к груди и сказала:

– Я больше не могу работать. Не могу готовить. Убирать. Даже трахаться не могу.

– Как давно? – повторил он.

– Хотя последнее не особо тебя интересовало, верно?

– Скажи мне.

– Думаю, я могла бы хорошо тебя обслужить, если бы ты позволил. Но в последний раз, когда я пыталась, ты не захотел, помнишь? В смысле, со мной.

– Не пори чушь, Ливи. Что с левой рукой? Она тоже поражена? Черт побери, ты не сможешь пользоваться этим дурацким креслом и знаешь это. Так какого черта…

– Я не член группы. Меня заменили. Пора уходить.

– Мы это уже обсуждали. Мне казалось, мы приняли решение.

– Да уж, обсуждений было полно.

–Тогда проведем еще одно, но краткое. Тебе становится хуже. Ты знаешь об этом уже несколько недель. И не доверяешь мне, не желая принимать от меня помощь. В этом дело, да?

Ее левая рука бессмысленно разминала правую, которую она снова опустила на колени. Ливи наклонила голову к правому плечу, словно это движение могло каким-то образом снять боль. Ее лицо исказилось, и наконец она произнесла:

– Крис, – и голос ее дрогнул на его имени. – Мне так страшно.

В одно мгновение весь его гнев испарился. Ей было тридцать два года. И она лицом к лицу стояла с осознанием своей смертности. Она знала, что смерть приближается. И точно знала, каким образом она ее заберет.

Он встал и подошел к ней, остановился позади кресла, положил руки ей на плечи, а потом, наклонившись, сцепил их на ее исхудалой груди.

Как и Ливи, он знал, как это произойдет. Он ходил в библиотеку и отыскал там все книги, все научные журналы, все статьи в газетах и популярных изданиях, которые могли пролить хоть искру света. Поэтому он знал, что процесс деградации начался в конечностях и безжалостно продвигается вверх и внутрь, как армия захватчиков, получившая приказ пленных не брать. Сначала кисти рук и ступни, за ними быстро последуют руки и ноги. Когда болезнь наконец достигнет дыхательных органов, ей станет трудно дышать, как бывает, когда тонешь. И тогда ей останется выбор между немедленным удушьем или жизнью на искусственной вентиляции легких, но в любом случае результат будет один. Так или иначе она умрет. Скоро или очень скоро.

Он прижался щекой к ее остриженным волосам. От них дурно пахло. Он должен был вымыть ей голову вчера, но визит сотрудников Скотленд-Ярда изгнал из его головы все мысли, кроме тех, что непосредственно относились к его насущным, личным и тайным заботам. Подлец, подумал он. Негодяй. Свинья. Ему хотелось сказать: «Не бойся. Я буду с тобой. До самого конца», – но она уже лишила его этой возможности. Поэтому он только прошептал:

– Мне тоже страшно.

– Но не по той же причине.

– Нет. Не по той же.

Он поцеловал ее волосы. Почувствовал, как под его ладонями поднялась со вздохом ее грудь. Тело Ливи содрогнулось.

– Я не знаю, что делать, – сказала она. – Не знаю, как жить.

– Мы придумаем. Мы всегда придумывали.

– Но не в этот раз. Для этого слишком поздно. – Она не добавила то, что он уже знал. Приближающаяся смерть делала все мелким и запоздалым. Вместо этого Ливи плотно прижала подергивающуюся оуку к телу. Расправила плечи и выпрямила спину.

– Мне нужно поехать к матери, – сказала она. – Ты отвезешь меня к ней?

– Сейчас?

– Сейчас.

Была половина третьего, когда Линли и Хейверс прибыли в коттедж «Чистотел». Единственным отличием от предыдущего дня было отсутствие зевак у границ владения. Вместо них пять молодых всадниц неторопливо ехали по улице – в сапогах, шлемах, с хлыстами для верховой езды. Но эти девушки как будто не проявляли ни малейшего интереса к полицейской ленте, отгораживавшей коттедж. Даже не глядя на нее, они направляли своих лошадей строго вперед.

Линли и Хейверс стояли у «бентли» и наблюдали, как они проследовали мимо. Хейверс молча курила, а Линли разглядывал каштановые колья, которые торчали за живой изгородью через улицу.

Они ждали приезда инспектора Ардери. Когда, после четырех звонков, Линли разыскал ее в ресторане загородной гостиницы недалеко от Мейдстоуна и назвался, она сказала:

– Я привезла свою мать на обед, инспектор, – словно самый звук его голоса явился невысказанным и совершенно незаслуженным упреком, от которого необходимо было защититься. Она раздраженно добавила: – Сегодня день ее рождения. – И потом еще: – Я звонила вам раньше.

На что Линли ответил:

– Я так и понял, потому и перезваниваю.

Она хотела передать ему информацию по телефону, он не согласился. Ему бы хотелось подержать в руках отчеты. С его стороны это была уловка. Кроме того, он хотел еще раз взглянуть на место преступления. Они встретились и поговорили с миссис Пэттен, и он хотел проверить сообщенные ею сведения. Нельзя ли ей самой проверить? – поинтересовалась Ардери. Конечно, но он будет чувствовать себя спокойнее, если снова лично осмотрит коттедж. Если она не возражает…

Линли понимал, что инспектор Ардери очень далее возражает. И не мог винить ее за это. В пятницу вечером они установили основные правила игры, а он теперь пытался их нарушить, если не вообще отменить. Что ж, в данном случае он ничем ей помочь не мог.

Как бы ни досадовала Изабелла Ардери, она успешно скрыла это, когда через десять минут после приезда Линли и Хейверс остановила рядом с ними свой «ровер». Она не сменила наряд, в котором выводила в свет мать: тонкое, цвета бронзы, платье, перехваченное в талии поясом, пять золотых браслетов на руке и такие же серьги-кольца. Но абсолютно деловым тоном извинилась за опоздание: из лаборатории сообщили, что идентифицирован отпечаток ноги, поэтому она заехала забрать его, решив, что они захотят взглянуть и на это свидетельство. А закончилось тем, что ее поймал главный редактор «Дейли миррор» мистер Смарм, потребовавший ответов на свои бредовые вопросы. Захлопнув дверцу «ровера», Ардери открыла багажник.

– Мерзавцы, – подытожила она, а затем добавила, поднимая голову от багажника: – Извините, я немного раздражена.

– Нам тоже приходится иметь с ними дело в Лондоне, – сказал Линли.

– Ну и как вы с ними справляетесь?

– Обычно мы сообщаем им то, что считаем полезным для себя.

Она вынула картонную коробку, захлопнула багажник и, придерживая коробку у бедра, наклонила голову набок, как будто с интересом, а, возможно, и в раздумье.

– Правда? А я никогда ничего им не сообщаю. Презираю симбиоз прессы с полицией.

– Я тоже, – ответил Линли. – Но иногда он нам помогает.

Ардери бросила на него скептический взгляд и пошла к полицейской ленте. Линли и Хейверс последовали за ней – под ленту, и через белые решетчатые ворота, и по дорожке. Ардери привела их к заднему входу в коттедж, к столу под увитым виноградом навесом. Здесь она поставила на стол коробку, и Линли увидел в ней бумаги, пачку фотографий и два гипсовых слепка. Один из них представлял собой полный отпечаток ноги, второй – частичный.

Когда Ардери принялась доставать материалы, Линли сказал:

– Мне бы хотелось сначала осмотреть коттедж, если вы не возражаете, инспектор.

Она замерла с неполным слепком в руках.

• Предыдущая
• 74/124
• Следующая