Прах к праху - Джордж Элизабет - Страница 43
- Предыдущая
- 43/124
- Следующая
Те, что на меня клевали, в том или ином виде платили мне за то, что от меня получали.
Я работала на улице, потому что не было ничего более мерзкого и порочного, чем эта жизнь на грани дозволенного. И чем старше были мужчины, тем лучше потому что эти оказывались самыми жалкими. Все они были в деловых костюмах и курсировали по Эрлс-Корту на машинах, якобы заблудившись и спрашивая дорогу. Подцепить их ничего не стоило. Но едва они сбрасывали одежду и дряблые бедра их повисали, как пустые переметные сумки, мужчины эти теряли дар речи. Я улыбалась и говорила:
– Давай, малыш. Иди к Лив. Так нравится? М-м? А так приятно?
И они отвечали:
– О боже. О господи! О да.
И за пять часов я набирала достаточно, чтобы оплатить неделю в однокомнатной квартирке, которую нашла в Баркстон-Гарденс, и еще оставалось на удовольствия вроде полуграмма кокаина или пачки колес. Жизнь была такой легкой, что я не могла понять, почему все женщины Лондона так не живут.
Периодически ко мне приглядывались и молодые мужчины, но я держалась пожилых. Разумеется, все это было связано со смертью моего отца. Мне не требовалось десяти сеансов у доктора Фрейда, чтобы это понять. Через два дня после получения телеграммы, в которой сообщалось о смерти папы, я подцепила своего первого мужика старше пятидесяти. Я соблазнила его с удовольствием. Я наслаждалась, спрашивая:
– Ты – папочка? Хочешь, я буду называть тебя «папа»? А как ты хочешь меня называть?
И я торжествовала и чувствовала себя не такой уж грешницей, наблюдая, как ерзают эти типы, слыша, как они ахают, и дожидаясь, чтобы они простонали какое-нибудь имя – Селия, или Дженни, или Эмили. Так я узнавала самое худшее о них, что неким образом позволяло мне оправдывать худшее в себе.
Вот так я и прожила лет пять до того дня, когда встретила Криса Фарадея. Я стояла у входа на станцию «Эрлс-Корт», поджидая одного из своих постоянных клиентов, Арчи. Он любил всякие штучки с наручниками и хлыстами, но деньги платил приличные. Правда в последнее время я все больше боялась, что он откинется во время очередной нашей встречи, а мне совсем не улыбалось остаться с трупом на руках. Поэтому когда в тот день, во вторник, Арчи не появился в назначенное время в половине шестого, я одновременно и разозлилась, и испытала облегчение.
Окруженная кучей пакетов с костюмами и снаряжением, я размышляла над потерей наличных, и в этот момент дорогу в моем направлении перешел Крис. Поскольку утрата заработка лишала меня на несколько дней кокаина, я стояла злая как черт, когда увидела костлявого парня в джинсах с прорехами на коленях, который послушно шел по «зебре» – можно подумать, сойди он с тротуара в другом месте, его тут же упекли бы в кутузку. На поводке он вел собаку породы столь неопределенной, что само слово «собака» казалось к ней почти неприменимым, и вдобавок, парень шагал, приноравливаясь к хромоте и ныряющей походке животного.
Как только он поравнялся со мной, я сказала:
– Ну и уродец. Окажи людям милость, убери его с глаз долой.
Он остановился. Посмотрел на меня, потом на собаку, причем достаточно продолжительно, чтобы я поняла – сравнение не в мою пользу.
– А где ты вообще ее взял? – спросила я.
– Украл, – ответил он.
– Украл? – изумилась я. – Это? Ну и вкус у тебя. – Потому что у пса не только не было одной лапы, но и на половине головы отсутствовала шерсть. Вместо шерсти красовались начинающие подживать кровавые язвы.
– Печальное зрелище, да? – спросил Крис, задумчиво глядя на собаку. – Но не по его вине, что меня и трогает в животных. Они не могут сделать выбор. Поэтому кто-то, кому они небезразличны, и должен взять на себя труд сделать выбор за них.
– Тогда кто-то должен взять на себя труд и пристрелить это существо. Своим видом оно портит пейзаж. – Я достала из сумочки сигареты, закурила и сигаретой указала на пса. – Так зачем ты его украл? Собираешься участвовать в конкурсе на самую уродливую дворнягу?
– Я украл его, потому что занимаюсь этим, – сказал он.
– Занимаешься этим?
– Правильно. – Он посмотрел на стоявшие у моих ног пакеты с обмундированием, купленным, чтобы доставить удовольствие Арчи. – А чем ты занимаешься?
– Трахаюсь за деньги.
– С вещами?
– Что?
Он указал на мои пакеты.
– Или у тебя перерыв на покупки?
– Ну конечно. По-твоему, я одета для похода по магазинам?
– Нет. Ты одета, как проститутка, но я никогда не видел проститутки с таким количеством пакетов. Ты не смутишь потенциальных клиентов?
– Как раз жду одного.
– Который не пришел.
– Тебе-то что об этом известно?
– У твоих ног валяется восемь окурков. На фильтре у них твоя помада. Кстати, кошмарный оттенок. Красный тебе не идет.
– Специалист, что ли?
– Только не по женщинам.
– Значит по таким вот дворняжкам?
Он посмотрел на уже улегшуюся у его ног собаку, присел рядом с ней и ласково погладил.
– Да, – сказал он. – В этом я специалист. Лучший. Я как полночный туман – меня не видно и не слышно.
– Какая чушь, – заявила я, однако не потому, что так думала, а потому, что в этом человеке было нечто необъяснимо пугающее. Ах ты, бедолага, подумалось мне, ведь никто тебя не любит – ни за деньги, ни за так. И едва эта мысль пришла мне в голову, мне захотелось найти ей подтверждение. Я спросила: – Ну так что, перепихнемся? А твой приятель может посмотреть за лишних пять фунтов.
Он наклонил голову набок.
–Где?
Попался, подумала я и сказала:
– Место называется Саутерли на Глостер-роуд. Комната шестьдесят девять.
– Подходяще.
Я улыбнулась.
– Так как?
Он выпрямился. Пес тяжело поднялся.
– Я бы не отказался поесть. Мы с Тостом как раз собирались это сделать. Он посетил Выставочный центр, устал и проголодался. И немножко не в духе.
– Так значит, это все же был конкурс уродливых собак. Готова поспорить, он выиграл.
– В каком-то смысле, да. – Под его взглядом я собрала свои пакеты, и только тогда Крис заговорил: – Ну хорошо. Идем. Я расскажу тебе о своей уродливой собаке.
Ну и зрелище мы собой являли: пес на трех лапах и с кровавыми ранами на голове, молодой коммунист – борец за свободу, худой как жердь, в драных джинсах и в бандане, и шлюха в красном платье из спандекса, черных туфлях на пятидюймовых каблуках и с серебряным колечком в ноздре.
В тот момент я думала, что направляюсь на интересное состязание. Пока мы стояли у кирпичной уличной стойки китайской закусочной, где купили еду навынос, парень не выказывал особой готовности покувыркаться со мной, но я решила, что постепенно раскочегарю его, если правильно разыграю свои карты. Так обычно и бывает. Поэтому мы съели блинчики и выпили по две чашки зеленого чая. Пса покормили мясным рагу с грибами. Разговаривали мы, как люди, которые не знают, насколько можно доверять собеседнику и сколько сказать – откуда ты? кто твои родители? где учился? и из университета ушел? забавно все это, правда? Я слушала вполуха, потому что ждала: он вот-вот скажет мне, чего хочет и сколько за это заплатит. Рассчитываясь за еду, он вытащил приличную пачку банкнот, поэтому я прикинула, что можно раскрутить его монет на сорок. Когда же по прошествии часа мы все еще находились на стадии болтовни, я наконец спросила:
– Слушай, что будем делать?
– Извини? – переспросил он. Я положила руку ему на бедро.
– Рукой? Минет? Сунул-вынул? Спереди или сзади? Чего ты хочешь?
– Ничего, – сказал он.
– Ничего?
– Извини.
Лицо у меня вспыхнуло, позвоночник закаменел.
– Ты хочешь сказать, что последние полтора часа я провела, дожидаясь, пока ты…
– Мы поели. Я так тебе и сказал – не откажусь поесть.
– К черту! Ничего такого ты не говорил! Ты спросил где, и я сказала: Саутерли на Глостер-роуд, комната шестьдесят девять. И ты сказал…
– Что хочу есть. Что я голоден. И Тост тоже.
– Да пошел твой Тост! Я бы заработала тридцать фунтов.
- Предыдущая
- 43/124
- Следующая