Пятьдесят лет в раю - Киреев Руслан - Страница 4

Сейчас, правда, «билет» имелся, даже два: свежий, за среду, номер «Крымской правды» и воскресный, вышедший два дня назад – «Крымского комсомольца». В первом поэт Киреев был представлен так называемой гражданской лирикой, во втором – любовной.

«Билета», однако, не потребовалось. Никто даже не обратил на меня внимания – как беседовали, утопая в массивных кожаных креслах, так и продолжали беседовать, лишь равнодушным взглядом скользнули. Курили. Ах, как небрежно, как красиво они курили – и мужчины, и женщины, совсем еще молодые, как понимаю теперь, но тогда они были для меня людьми без возраста. У небожителей разве бывает возраст!

Сняв пальто, я пристроил его на вешалку – ближе к стеночке, чтобы не бросались в глаза потертые рукава. Сделал шаг, другой, остановился в нерешительности. «Ну, смелее, смелее!» – приободрил меня баском один из небожителей, массивный, широкоплечий, со смеющимися глазами на грубо вылепленном лице. Приглашая, кивнул на распахнутую дверь в соседнюю комнату – там в несколько рядов стояли стулья.

По одному моему виду понял, и кто я, и зачем здесь, и какие чувства меня обуревают – понял и поддержал. До сих пор с благодарностью вспоминаю его огромную заскорузлую руку, хотя тогда он мне руки не протянул. Зато после я пожимал ее не раз.

У одного из членов литобъединения были стихи о руках, которые, в отличие от лица, «не умеют улыбаться», поэтому, требовал поэт, «ты мне лучше руки покажи». У Николая Карамышева – так звали человека, который первым приветил меня в святилище – были замечательные руки. Слесарь трамвайного парка, днем работал с железом, а вечером выстукивал на машинке короткие – в десять-пятнадцать строк – рассказики. В основном это были рассказы о природе. Заядлый путешественник, он исходил с рюкзаком весь Крым.

Как выяснилось вскоре, мы с ним были соседями – за десять минут добирался я до его маленького, не то что наш, зеленого двора. Тесноватая квартирка, приветливая жена, беззубый разговорчивый сынишка, которого он таскал с собою в походы, гигантский старинный набитый книгами шкаф… У Карамышева я впервые увидел словарь Даля – хозяин с упоением зачитывал из него целые страницы, причем тяжелые тома в его лапищах не выглядели такими уж большими.

Совсем иными были руки работающего на общественных началах руководителя объединения ленинградца Вали Горшкова. Белые, холеные, с длинными музыкальными пальцами. Не знаю, что занесло его в наши края – его и его некрасивую, с короткой стрижкой, щеголяющую в брюках (что по тем временам было редкостью) жену, но нам повезло, что занесло. Стихи он мог читать наизусть часами. Сколько новых имен услышал я от него! А так как обладал цепкой памятью, то чуть ли не с первого раза запомнил, например, гумилевского «Жирафа». С одной стороны Даль, с другой Гумилев – все волновало неофита, все было для него волнующим открытием. Не поздновато ли?

«В восемнадцать лет, – говорит в „Подводя итоги“ Сомерсет Моэм, – я знал французский, немецкий и немножко итальянский (это, разумеется, помимо родного английского), но образования не имел никакого и остро сознавал свое невежество». А что я в свои восемнадцать? Тоже сознавал, но до чего же разными были наши невежества!

Именно тогда резко изменился характер моего чтения, однако благоговейное отношение к кумирам детства сохранилось до сих пор – к Дюма, к Жюлю Верну… Правда, сейчас открывать их не решаюсь, боясь не найти того, что живет в моей благодарной памяти. За одним-единственным исключением.

Исключение это – Стивенсон, «Остров сокровищ». Сколько раз перечитывал – и про себя, и вслух, своим детям, но кажется, получал удовольствие куда большее, нежели они. Не мудрено! Стивенсон, по собственному признанию, писал книгу для мальчишек, а у меня девочки.

В «Острове сокровищ» много тайн, и все они в конце концов раскрываются, кроме одной. Я о Сильвере говорю. Головорез ведь. Бандюга. На наших глазах отправляет к праотцам честного человека, но отчего мы вздыхаем с облегчением, когда ему удается избежать виселицы? Почему не восстает наше нравственное чувство? Почему не требует справедливого возмездия? А потому что Сильвер незлой человек. Он не творит зла ради зла, тут другое. И предает он вроде бы не по-настоящему. И убивает не всерьез, а с бесшабашным каким-то весельем. «Много зла от радости в убийцах». Тогда я не ведал этого есенинского прозрения, вообще к раннему Есенину был равнодушен, а вот поздний завораживал и ошеломлял. Как-то член объединения, маленький, тощий, с поддергивающимся веком поэт Яша Руппа прочел наизусть всего «Черного человека», и я, обезьянничая, за три дня тоже выучил поэму. Ну и, разумеется, писал под Есенина. Вино, кабаки, безответная любовь…

Не знаю, долго ли продолжалось бы это безобразие, не попади мои стихи на глаза Марии Васильевне Глушко, «взрослой» писательнице, которая по средам частенько задерживалась на Парнасе до прихода молодняка. Сама она сочиняла прозу и была редактором альманаха «Крым». В этом качестве и читала, видимо, мои кошмарные вирши. Высокая блондинка, жена офицера, она отличалась резким нравом и, затягиваясь время от времени длинной папироской, выдала мне сполна.

Тогда я с новой силой и новыми надеждами налег на прозу. Правда, теперь у меня достало ума писать не о каких-то металлических людях, а о том, что видел собственными глазами и что хорошо знал. Самое распространенное заблуждение молодых, с которым я вот уже двадцать лет отчаянно и бесполезно борюсь на своем семинаре в Литературном институте, заключается в том, они, молодые, убеждены: их собственная жизнь, их переживания, их бабушки и дедушки читателям совершенно не интересны. Вот и высасывают из пальца бог весть что.

В литобъединении прозу писали лишь двое: слесарь Николай Карамышев и журналист Паша Малинин. Но Карамышев довольствовался обычно страничкой текста, даже меньше, Малинин же сочинял большие, с крепким сюжетом рассказы, которые охотно печатала местная пресса. Ему-то я, холодея от волнения, и вручил рукопись своего прозаического опыта.

История, которую я добросовестно описал, случилась еще позапрошлым летом, задолго до моего вхождения в рай. Во дворе жил приблудный пес по имени Тарзан, безобидное доверчивое существо. Мы подкармливали его, играли с ним, и, естественно, каждый из нас претендовал на право считаться если не единственным его хозяином, то хотя бы главным. Соревнования устраивали: окликнем беднягу сразу с трех или четырех сторон и ждем, к кому подойдет. Тарзан поворачивался, поочередно глядел на каждого умными глазами, каждому вежливо хвостом вилял и вдруг, сорвавшись с места, бежал навстречу входящему во двор соседу. Не только встречал всех, но и многих провожал, иногда даже за ворота, до самого перекрестка… Но кому-то, видать, мешал этот любимец двора. То ли выманили, то ли уволокли насильно, к Салгиру отвели, почти пересохшему в то жаркое лето, и здесь, среди чахлого ивняка, пальнули в него.

Тарзан лежал, истекая кровью. С перебитыми лапами. Умирал… Не помню сейчас, кто принес эту страшную весть, но хорошо помню, как, возбужденно голося, высыпали мы на улицу.

Пес всегда вскакивал при виде нас. Всегда ликовал и прыгал, а тут даже головы не поднял, лишь скосил глаза в нашу сторону да шевельнул хвостом. Кончиком хвоста. Это он нас так приветствовал.

Где-то раздобыв строительные носилки с засохшим раствором, бережно перенесли раненую собаку во двор и в течение двух или трех дней, пока она не умерла, ухаживали за ней. Давали лекарство, поили, кормили, делясь нашими скудными лакомствами. Даже девятилетний попрошайка Костик, вечно голодный сын алкоголика, пожертвовал, буквально от сердца оторвал огрызок сахара. Многие проявили себя с неожиданной стороны, и вот об этом-то был рассказ, врученный на суд многоопытному Паше Малинину.

Его мнение мне предстояло узнать в ближайшую среду, на которую как раз и наметили обсуждение моей прозы, но я увидел Пашу накануне в городе и, не утерпев, начал загипнотизированно, как кролик к удаву, приближаться. Паша, высокий, в берете и роговых очках, стоял около универмага с двумя неизвестными мне людьми и, покуривая, о чем-то тихо беседовал. Но меня заметил. И подозвал. И сказал одобрительные слова, за которые я буду век ему благодарен.