Срок приговоренных - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 39

• Предыдущая
• 39/69
• Следующая

– Но я их не убивал! – закричал Резо. – Я же вам объяснил, как все было.

– Объяснил, – согласился Нодар, – но всем остальным ты ничего не объяснишь. Если узнают, что ты был у меня, а я тебя не выдал, у меня будут не просто неприятности. У меня будут очень большие неприятности, и, возможно, я должен буду вообще убраться из этого города. А мне здесь нравится. Ты меня понимаешь, сынок?

– Вы хотите меня выдать? – спросил дрогнувшим голосом Резо.

– Нет, не хочу. Но и отпустить тебя просто так я не могу. У меня трое детей, Резо. И они учатся в разных местах. Двое в Англии, один в Америке. Я не хочу, чтобы завтра с ними что-то случилось. Ты меня должен понять, Резо.

Гость молчал. Он уже понял, что кто-то сумел просчитать его возможные действия и опередить его еще до того, как он переступил порог кабинета этого офиса. Резо зябко поежился. Если Нодара перестанут мучить муки совести, он вполне может принять решение о выдаче своего гостя.

– Что же мне делать? – спросил Нодар. – Завтра мой сын может прийти к тебе или к твоему отцу и тоже попросить помощи. Но и отпустить тебя просто так я не могу. Тебя видело слишком много людей, Резо. Это очень плохо, это плохо, сынок. Поэтому я спросил про адвоката. Я не думал, что у тебя все настолько плохо.

– Почему плохо? – Он все еще ничего не понимал. – Я могу уйти и сказать, что никогда к вам не приходил.

Нодар уставился на него своими выпученными глазами, пожевал губами, словно решая, что именно сказать, и наконец решился:

– Нельзя. Они все равно узнают, что ты у меня был. Я ведь тебя не спрашиваю, где ты был после побега, откуда звонил, где ночевал. Тебя могли заметить. Или могут узнать потом, когда тебя схватят. Я не могу обманывать таких достойных людей.

Резо почувствовал беспокойство. Он понял, что может не уйти из этого кабинета. Вполне возможно, что за дверью его уже ждут другие люди, готовые надеть на него наручники. Словно уловив его мысли, Нодар замотал головой.

– Нет. Я еще никому не сказал. Ничего пока не решил. Не могу решить. Но ты грузин, и я грузин. И я не хочу тебя выдавать. Поэтому я дам тебе шанс. Один час. Ты уйдешь от меня и постараешься скрыться. А я через час сообщу, что ты был у меня, но я тебе отказал. Но ты приезжал ко мне сегодня утром в девять часов утра. Ты меня понял?

– Да, – ошеломленно сказал Резо. – В девять часов, – машинально повторил он.

– Я постараюсь найти адвоката, про которого говорил подполковник. Может, и его тоже найду, если он тебя не обманывал. Хотя им доверять нельзя, обмануть могут. Но я постараюсь его найти. Позвонишь через два часа в приемную моей девочке. Скажи, что звонит Пятый. Ничего больше не говори. Скажи, что позвонил Пятый, и она продиктует тебе телефон этого адвоката. Больше я тебе ничем помочь не могу. Ты меня должен понять.

– Все понимаю, – медленно поднялся Резо, – ничего страшного, батоно Нодар. Я понимаю ваши проблемы. Простите меня. До свидания.

Он повернулся, сделал несколько шагов к входной двери, и в этот момент Нодар позвал его:

– Подожди. – Хозяин кабинета тяжело поднялся со своего места, прошел к сейфу, стоявшему в углу. Достал ключи, открыл сейф и вытащил пачку денег. – Возьми, – протянул он деньги, – здесь десять тысяч.

– Нет, – возразил Резо, – у меня есть деньги, спасибо.

– Не нужно меня оскорблять, сынок, – вздохнул Нодар, – я сам знаю, что подлец, не нужно об этом мне напоминать. Возьми деньги.

Резо понял, что может смертельно обидеть Нодара. Он подошел к нему, взял протянутые деньги и сказал:

– Спасибо вам за все. Вы мне очень помогли.

– Не нужно, – поморщился Нодар, – я не смог тебе помочь, и ты знаешь почему. Прощай. У тебя есть один час. Потом я сообщу, что ты приходил ко мне.

Резо положил деньги в карман и вышел из кабинета. В приемной никого не было. Даже помощника и секретаря. Видимо, Нодар распорядился об этом заранее. Резо понимающе усмехнулся и вышел из приемной. У него был всего один час. Резо вдруг подумал, что никогда не сможет выбраться из этого города. Подумал и впервые после побега по-настоящему испугался.

Когда мне сказали об убийстве Цфасмана, я сначала не поверил. Ну не бывает так плохо, сплошь плохо. Даже по статистике не бывает. Не выпадает трижды красное, если постоянно ставишь на черное. Откуда я знал, что в этот день смерть банкира будет для меня не самым страшным потрясением! Разве я мог догадаться, что роковой шарик судьбы уже обегает свой круг, чтобы снова показать мне красное и заставить поверить в некую страшную предопределенность судьбы или в игры дьявола со мной? Сначала болезнь Игоря, потом убийство Семена Алексеевича и, наконец, смерть банкира Цфасмана. Трижды мне выпадало красное, и всякий раз судьба издевалась надо мной. Представляете, что я почувствовал, когда узнал, что убит Цфасман? Это означало, что я автоматически становлюсь главным обвиняемым по делу убийства Семена Алексеевича. Иначе чем объяснишь эту нахальную, жирную черту, соединяющую мою фамилию с фамилией банкира?

– Вы хотите нам что-нибудь сообщить? – спросил Облонков, глядя на меня так, словно перед ним сидел сознавшийся в своих злодеяниях преступник.

– Нет, – коротко ответил я, – мне нечего сказать. Я не знал Цфасмана, никогда с ним не встречался.

Дубов явно хотел что-то спросить у меня, но посмотрел на своих напарников и промолчал. Галимов отвернулся, словно происходившее его вообще не касалось. И тогда Облонков изрек:

– Вы свободны. Можете идти. Но никуда не отлучайтесь с работы, вы можете нам понадобиться.

Мне так хотелось в этот момент рассказать ему все – о том эпизоде в туалете. Но я подумал, что куда умнее дождаться возвращения генерала и все рассказать ему. Сдержавшись, я молча поднялся и вышел. Когда я вошел в кабинет, Кислов кивнул на телефон.

– Звонили из проходной. Там вас ждут. И звонил ваш друг, кажется, его зовут Виталием.

– Виталик? – Я поднял трубку и быстро набрал номер телефона. Трубку взял Виталик. Он все еще был у меня дома. – Что случилось? – спросил я. – Почему ты вернулся?

– А я и не уходил, – беззаботно ответил Виталик, – послал к тебе своего родственничка-гниду с договором и вот сижу жду, когда ты подпишешь. У тебя неделя на вывоз личных вещей. Но мебель должна остаться.

– Надеюсь, мои трусы их не интересуют? – грубо спросил я.

– Нет, кажется, не очень. Что-нибудь случилось? – Он всегда тонко чувствовал, когда я нервничал.

– Ничего, ничего не случилось. Когда придет этот тип?

– Он уже давно выехал, – сказал Виталик, и тут я вспомнил слова Кислова, которые он мне сказал.

– Кто звонил с проходной? – оборачиваюсь я к нему.

Он пожимает плечами.

– Зоркальцев пошел туда, – снова повторяет он, – я же вам говорил.

– Он уже пришел, – кричу я Виталику и бросаю трубку, решив бежать к проходной. В этот момент входит Зоркальцев, который протягивает мне несколько листов бумаги.

– Вам звонили, – сказал он, – когда вы были у Облонкова, и я решил сам сходить на проходную. Для вас привезли договор аренды.

У него в глазах мелькнуло удивление, но он ничего мне не сказал, протягивая бумаги. Я машинально взял их, положил на стол. Потом посмотрел на сумму контракта. Две тысячи за три года и однокомнатная квартира, за которую я не должен платить пятьсот долларов. Меня такой договор устраивал. Я взял бумаги и молча вышел из кабинета, чувствуя на своем затылке удивленные взгляды офицеров. Уже в коридоре я подписал все три экземпляра и пошел отдавать их на проходную.

Там меня ждал родственник Виталика собственной персоной. Что бы мне ни говорили, но физиономистика великая штука. Меня ждал сутулый, невысокого роста, с прилизанными волосами тип с маленькими глазками и большим длинным носом. Типичный мелкий жулик с повадками грызуна. Нужно было видеть, как он изобразил радость при виде меня, как протягивал потные ладошки, как радовался этому договору. Вообще господин Провеленгиос был асом по квартирным договорам. Об этом я давно догадывался. Единственное, что мне было непонятно, так это его греческая фамилия. Ах да, его мать была сестрой отца Виталика, а отец – грек. Когда я вспоминаю, что народ Аристотеля и Гомера превратился в таких Провеленгиосов, то прихожу к выводу, что это самое страшное наказание, какое могли придумать боги великому народу, внесшему такой вклад в человеческую цивилизацию. Схватив бумаги, он даже забыл, что мне нужно оставить один экземпляр.

• Предыдущая
• 39/69
• Следующая