Дело наследника цесаревича - АНОНИМYС - Страница 4

Дело в том, что далеко не везде на российских просторах, не говоря уже о Китае, можно будет найти это самое горючее. Нестор Васильевич вынужден был согласиться, что сие вполне соответствует истине.

– Голубчик, Александр Матвеевич, – взмолился тайный советник, – мы кровь из носу обязаны добраться за месяц до места. Дело государственной важности. Придумайте же что-нибудь… А я уж в долгу не останусь.

Кованько нахмурился и стал чесать свой горбатый нос. Чесал он его, наверное, с полминуты, не меньше.

– Уж и не знаю, – наконец проговорил он с величайшим сомнением. – Разве что розьер попробовать?

Патрон уставился на него с надеждой: что за розьер такой? Кованько объяснил, что все аэростаты делятся на три категории. Первая – это монгольфьеры, они летают от нагнетения в шар горячего воздуха. Вторые – шарльеры, они наполняются каким-нибудь летучим газом, например, водородом или метаном. Такой газ не требует горючего, и лететь может очень долго. Однако им почти невозможно управлять, то есть поднимать и опускать его в воздушных слоях, как монгольфьер, и тем самым ловить попутный ветер. Но есть третья разновидность аэростатов – розьер. У него две камеры, две оболочки. В верхнюю закачан газ, обеспечивающий шару летучесть, а в нижнюю идет горячий воздух из горелки, установленной прямо под нижней камерой. Благодаря этому можно менять высоту и ловить попутный ветер. Для дальних полетов – идеальный вариант, но…

– Что – но? – Николай Гаврилович пожирал поручика глазами. – Какое еще там «но»?

«Но» оказалось очень серьезным. Все доступные для закачивания в розьер газы были либо ядовиты, либо взрывчаты и огнеопасны.

– Иными словами, воздухоплаватель на розьере рискует либо отравиться, либо взорваться? – подытожил Нестор Васильевич.

– Рискует, – развел руками Кованько. – Хотя при умелом обращении с горелкой шансы на благополучное завершение полета имеются.

Тайный советник торжествующе поднял палец вверх: шансы имеются! И, судя по тому, что розьер используется в воздухоплавании, шансы эти очень велики.

– Увы, ваше высокопревосходительство, не используются, – вздохнул поручик. – После того, как первый розьер с его создателем потерпел крушение, на розьерах больше не летают. Это признано слишком рискованным.

На патрона было жалко смотреть. Он, только что исполненный надежды и воодушевления, увял, словно аэростат, из которого выпустили воздух.

– А все-таки попробовать можно, – внезапно сказал Загорский. – Только нужно покрыть верхнюю камеру изолирующим составом и правильно выбрать газ. Нам нужны газы с низкой молекулярной массой. Александр Матвеевич, какие из них нам доступны?

– Водород, метан и аммиак, – отвечал Кованько.

– Водород имеет большую подъемную силу и безвреден для человека, однако взрывоопасен, – размышлял Загорский. – Метан почти не ядовит, дешев, но тоже весьма горюч. И, наконец, аммиак. Тоже недорог, почти не горюч, но довольно ядовит. Что бы выбрали вы, Николай Гаврилович?

И он посмотрел на патрона. В глазах того блеснула надежда.

– Что ж, – сказал он задумчиво. – Я бы, пожалуй, выбрал аммиак…

– А если оболочка будет нарушена и газ пойдет наружу? – полюбопытствовал Загорский.

Тайный советник отвечал, что на этот случай надо иметь на борту фильтрующие маски Стенхауза. Аммиак очень вонюч, и если что-то случится, у воздухоплавателя всегда будет время защититься, после чего он сможет спустить аэростат на землю.

Поразмыслив, Кованько согласился, что в таком подходе есть свой резон.

– Сколько времени вам потребуется, чтобы соорудить розьер? – спросил Загорский.

Кованько что-то прикинул в уме и отвечал, что на основе имеющихся материалов они смогут сделать это дня за три. Вот только, сказал поручик, все предприятие потребует разрешения вышестоящего начальства и серьезных финансовых вложений.

– На этот счет не беспокойтесь, – с легким облегчением проговорил тайный советник. – Разрешения и финансы – это уж моя забота. Главное, чтобы Нестор Васильевич долетел в Китай ко времени…

Кованько не обманул: спустя три дня розьер был готов к полету.

Загорский вместе с тайным советником снова стояли на Волковом поле и созерцали висящий прямо над землей огромный шар бледно-синего цвета. Аэростат был отдаленно похож на вставшего на хвост огромного пузатого кита. Сходство усиливала пассажирская корзина или, иначе, гондола, стоявшая под ним на земле. Кита, очевидно, поймали рыбацким неводом – именно поэтому тело его было покрыто сетью из шелкового шнура, связанного в виде петель. Внизу петли спускались с шара отдельными нитями, которые привязывались к подвесному кольцу. К этому же кольцу крепились стропы пассажирской корзины, якорь и балластный канат – гайдроп. Возле корзины суетились несколько фигур – это были подчиненные поручика Кованько.

– Александр Матвеевич выделил вам для полета двух опытных воздухоплавателей, – сказал его высокопревосходительство. – Надо бы трех, но каждый человек увеличивает вес и сокращает дальность беспосадочного полета. Так что придется вам поработать самому и выполнять на шаре обязанности юнги.

Загорский молча кивнул. Подошел Кованько, побледневшее на холоде лицо его было возбужденным.

– Ну, господин полковник, – сказал он, обращаясь к Нестору Васильевичу, – все сделали, как вы просили. Признаться, я до сих пор не очень-то верю в успех вашего предприятия, но если получится, это будет исторический прорыв в воздухоплавании. Даже если вы не все восемь тысяч верст пролетите, а хотя бы тысячу – уже станет необыкновенной удачей.

– Ну, у меня выбора все равно нет, – отвечал Загорский, – мне долететь нужно. Тут уж или пан или пропал.

Кованько разъяснил, что оболочка с аммиаком дает аэростату возможность висеть в воздухе сколько угодно. Горелку же они будут использовать только для взлета, приземления и перемещения в атмосфере в поисках попутного ветра.

– Главное, не повредить оболочку с газом, – закончил свою речь поручик. – Будем надеяться, что наши русские помещики не откроют на вас охоту и не начнут сдуру палить в шар.

– Пусть палят, – беспечно отвечал Нестор Васильевич, – нет у помещиков такого ружья, чтобы на полторы версты вверх добивать. Меня больше волнует, как бы наши доблестные войска не приняли нас за шпионов и не открыли артиллерийскую стрельбу.

Оказалось, его высокопревосходительство уже обо всем позаботился: отправил нужные телеграммы командующим всех военных округов.

– Ну, значит, и волноваться не о чем, – кивнул Загорский и поглядел на Кованько. – Александр Матвеевич, не пора ли на борт?

– Прошу, – сказал поручик.

Они проследовали к аэростату. В нем уже зябко переминались два нижних чина, с которыми коллежский советник должен был совершить исторический полет.

– Подпрапорщик Маковецкий, – представил их Кованько, – фельдфебель Алабин.

Унтеры синхронно отдали Загорскому честь. Нестор Васильевич улыбнулся и кивнул каждому отдельно. Делать это приходилось немного снизу вверх, потому что оба нижних чина, не дожидаясь Загорского, залезли в корзину.

– Техника безопасности, – объяснил Кованько. – Инструкторы поднимаются на борт первыми. Если вдруг шар унесет порывом ветра, они знают что делать, а вы – нет. Поэтому пассажир оказывается в аэростате последним.

Нестор Васильевич пожал руку поручику, обнялся напоследок с тайным советником. Тот глядел на Загорского с плохо скрытой тревогой. Коллежский советник, заметив это, ободряюще улыбнулся.

– Не бойтесь, Николай Гаврилович, – сказал он. – Все будет хорошо, вы же знаете, я счастливчик.

– Вашими бы устами да мед пить, – проворчал его высокопревосходительство. Однако, когда Загорский полез в корзину, быстро, словно стыдясь, перекрестил его в спину.

– С Богом! – крикнул Кованько.

Фельдфебель на шаре включил горелку, и горячий воздух стал быстро поступать в нижнюю камеру аэростата. Шар начал округляться, теряя китовые очертания, потянул вверх, стропы, удерживавшие его, задрожали, как струны. По знаку поручика обслуга на земле отпустила стропы, и аэростат плавно взмыл в бледное зимнее небо. Время от времени фельдфебель выпускал из горелки струю пламени, и шар начинал подниматься быстрее.