Не рань мое сердце (СИ) - Аматова Ольга - Страница 3

И я никогда, ни разу не покидаю свою комнату без одежды с длинным рукавом.

***

Кай довольно привлекательный. Голубоглазый блондин – то еще клише. Выступающий лоб, глубоко посаженные глаза, крупный нос, выраженные скулы и узкие губы. Треугольное лицо. У него давящий взгляд, и я легко могу представить сигарету в длинных пальцах. В комнате у него двухметровая, во всю ширину, перекладина, и я однажды подвисла, наблюдая, как он подтягивается. В майке, не скрывающей работу мышц спины и рук. Я спохватилась, заметив, что в оконном стекле отражается дверной проем. Надеюсь, Кай не увидел моего позора.

Высокий, поджарый. Мрачный и саркастичный. Неряха. В прошлом пил, курил и вел беспорядочную половую жизнь. Свести нас воистину могла только ирония судьбы.

Как-то я на полдня выбираюсь к Таське, и к вечеру ерзаю от неясного беспокойства. Улавливаю отголоски злости и грусти, а после испытываю непреодолимую тягу выпить и быстренько прощаюсь. Что бы ни случилось, настроение у Кая ни к черту, и мне бы лучше вернуться, пока не наделала глупостей.

Дорогу до дома я извожу себя догадками. Мы сожительствуем уже три месяца, и он ведет образцово-приличный образ жизни. Немного асоциальный, но, полагаю, если бы я работала на дому, выглядела бы примерно так же. Он не особо дружелюбен, а я не настойчива, но по выходным он делится кофе, а я скармливаю ему результат редких кулинарных подвигов: толстые блины-оладьи, пирожки с вытекшей начинкой, яблочный пирог с отчетливым яичным привкусом. Когда я дома, он всегда в наушниках – я жутко боялась проблем из-за несовпадающих графиков и возможного шума. Он не забывает выносить мусор, а иногда, если утром ведро еще не заполнено, делает это несколько раз подряд. Я всё еще не знаю, какой он человек, но довольно быстро привыкаю к его присутствую. Он не напрягает. Возможно, потому что почти всегда молчит.

На кухне горит свет, и я захожу поздороваться. Уже с порога открывается дивное зрелище: едва тронутый набор роллов и опустошенная на треть бутылка. «Джек Дэниэлс», не какая-нибудь «Беленькая». Гурман.

– Привет, – говорю настороженно. – По какому поводу праздник?

Он бросает тяжелый взгляд исподлобья, не отвечая, и я решаю отступить. Он ведь не знает, что мы соулмейты, а нейтрально-соседские отношения еще не причина изливать душу. Так что я ретируюсь в ванную и, подумав, иду в комнату за пижамой, попутно сообщая, что приму душ (читай: займу санузел). Каю, как я и полагала, глубоко фиолетово: он весь в своих мыслях и печалях.

Я понимаю, что ошиблась, когда он начинает ломиться в дверь. Я еще одета и от громкого стука подпрыгиваю. Открываю щеколду с вопросом:

– Что слу…

Он заходит, оттирая меня вглубь. Белки глаз покраснели, губы плотно сжаты. Он весь взвинченный, сжатый, как пружина, и теснит меня в угол к душевой кабинете. Приближает лицо, и я чую запах алкоголя в его дыхании.

– Где твой соулмейт?

От страха я начинаю заикаться.

– Ч-ч-что?

– Твой соулмейт, – повторяет нетерпеливо. – Ты с ним?

Не знает, – понимаю я с изрядным облегчением. Говорю:

– Нет.

– Нет. Почему?

Первый испуг проходит, тем более он ничего не делает, просто задает странные вопросы. Помедлив, я отвечаю:

– Он вроде как не ищет меня. Я, типа, ему не нужна. Походу.

Он усмехается.

– Значит нас таких двое.

И прежде, чем я осознаю его слова, наклоняется и целует. Сразу с языком, поскольку я слишком растеряна, чтобы сразу оттолкнуть. Секундной позже я кладу ладони ему на грудь, но колеблюсь. Он не меняет положение, не пытается облапать или перехватить руки – просто, ну, целует. Чересчур напористо, как по мне, но… не знаю. Даже легкий привкус виски не отвратителен. Я вроде как позволяю ему целовать меня дольше, чем требуется для принятия решения. И в конце концов, зажмурившись, посылаю все нахрен.

Подаюсь к нему, отвечая на поцелуй. Одной рукой обхватываю его шею, другой забираюсь под худи. Он тут же обнимает меня за талию, а в следующую секунду уже притягивает за задницу и отстраняется, ловит мой взгляд, тяжело дыша. Я воспринимаю это как вопрос и расстегиваю верхние пуговицы на рубашке, выражая согласие.

Я в спортивном лифчике, скрывающем тату. Рубашка распахнута, но плечи закрывает, а он явно не озабочен моим раздеванием. Как ни забавно, когда мы оказываемся на его кровати, я начинаю думать, что умудрюсь переспать с ним, не раскрыв свой секрет. Он стягивает с меня джинсы, сжимает грудь, небрежно целует шею и приспускает штаны. Не произнесено ни слова, и я, если честно, совсем не так представляла себе первый раз, но это происходит, вот так обыденно и прозаично. Пока он раскатывает презерватив, я поправляю скатавшуюся под поясницей рубашку – неудобно, – слегка раздвигаю ноги, чувствуя неловкость, и просто смотрю на него. Кай сомнениями не обременен: подтягивает меня за бедра ближе, закидывает одну мою ногу себе на талию, пристраивается и без особых нежностей толкается. Я закусываю губу: ощущения не самые приятные, но в то же время я испытываю не мне принадлежащее удовольствие от сжимающихся вокруг члена мышц. Процесс идет туговато, не хватает смазки, и Кай, ругнувшись, шарит рукой в тумбочке. С приличной дозой лубриканта он входит быстро и до упора, я вскрикиваю и сжимаюсь. Он стонет. Рвано-резко двигается, куда-то неприятно давит. Потерпев пару фрикций, я с силой толкаю его в грудь.

– Больно, – выдыхаю честно. – Давай как-нибудь по-другому.

Спустя мгновение он ложится на спину и приглашающе указывает рукой на член. Я перебираюсь на его бедра и осторожно, не торопясь, опускаюсь сверху. Я понятия не имею, как двигаться, так что просто покачиваюсь вверх-вниз, больше сосредоточенная на процессе, чем на возможном результате.

Кай кладет руки на мои бедра и меняет темп. Насаживает резко, приподнимает плавнее. Не сразу, но я подстраиваюсь, успокаиваюсь и, кажется, снова испытываю возбуждение. Войдя во вкус, начинаю подмахивать свободнее, стону негромко, откидывая голову назад.

Кай вдруг садится, удерживая меня на месте. Смотрит в глаза, снова направляя. Так тоже удобно, я быстро ловлю ритм и двигаюсь, обнимая его плечи. В том, как он смотрит, не отводя взгляд, есть что-то порочное, что-то, вызывающее эти приятные сокращение внутренних мышц. Движения становятся размашистыми, до звучных шлепков, разделенные на двоих ощущения усиливают ощущения, и, наконец, сладкая судорога пронзает насквозь. Я выгибаюсь, продолжая двигаться, выжимая из оргазма максимум. Кай сдавленно чертыхается, впивается пальцами в поясницу, целует-кусает и кончает с приглушенным хрипом. Наше дыхание перемешивается, мы обездвижены, объединены одним удовольствием на двоих.

Затем он бросает короткое и емкое «блядь», подхватывает мои бедра и грубовато скидывает с себя. Я ошеломлена случившимся, сижу, не сводя бесстыдно раскинутые ноги. Смотрю на него широко открытыми глазами. Это было так… остро, многогранно, так приятно, что я готова повторять.

– Можешь идти, – бросает Кай через плечо, направляясь с завязанным презервативом к двери.

Я бездействую. «Можешь идти» – это, в смысле, к себе? Типа, мавр сделал свое дело, мавр может уходить? Или я нагнетаю, и это предложение пойти, не знаю, душ принять?

– В чем дело? – спрашивает Кай, вернувшись. Тон холодный, лицо ничего не выражает.

– В чем дело? – повторяю медленно, подтягивая ноги и прикрывая полой рубашки. – Ты мне скажи.

Он выгибает бровь.

– Какие-то проблемы?

У меня вырывается короткий истерический смешок. Кажется, я отказываюсь верить, что мой соулмейт может быть таким уродом.

– Объяснишь, что происходит?

– Что тебе непонятно? – тут же реагирует он, тон почти враждебный.

– Да я, я просто… – готова вмазать себе за косноязычие, – не улавливаю что-то. У нас был секс. Только что. На этой самой кровати.

Его молчание усугубляет мою нервозность. Сердце бьется чаще, но отнюдь не в положительном смысле. Меня, словно маятник, качает от стыда к ярости.