Тело, душа и магия (СИ) - DariaTheStoryteller - Страница 64

— Мне плевать. Лежи. Я держусь.

Он дрожал. Всем телом. Это не называется «держаться».

— Да какая разница, мы оба не должны умереть! — воскликнула она, вставая на дрожащие лапы.

Сейчас упадёт, сейчас упадёт… А, нет, держится. Встала.

— Амон, слышишь меня?!

— Ты ничего не можешь сделать.

— Как видишь, могу! Просто смотри…

— Прекрати. Это глупо.

Он говорил и продолжал ткать — как выражался он, как выражались все зверолюди — свою магию. Бич задумчиво сощурилась. Голову пронзило болью мыслей.

Даже если она не может, то может он. Из последних сил, но они должны что-то сделать. Вместе. Как бы она ни хотела, чтобы он не вмешивался.

— Хорошо, как ты хочешь, — примирилась она. — Мы не сможем сдерживать их вечно.

— Что тогда?

Бич задумалась. Амон орудовал совсем другой магией, нежели она. С другой стороны, занятия в Академии должны хоть какое-то представление ей дать.

Тем временем демоны толкались о щит, а тот, словно крепкое, но вполне разрушаемое стекло, собирался расколоться. Думай, думай… Разве Амон совсем не мог как-то им противостоять?

— Религиозная магия же позволяет творить печати атаки? — припомнила она.

— Да. Но это не моя специализация, — отрезал Амон.

— А сейчас важно? Если хоть что-то можешь — давай.

— Тогда после этого бежим. Поняла?

В смысле? Бежать, теперь, когда они окружены и уже вынуждены сразиться?

— Нас двое. Мы не сможем дать бой? Я устала бежать.

И не только из-за отсутствия сил. Честь более не позволяла. Ведь они загнаны в угол. А погибнуть пойманными, в лапах чудовищ — смерть, не достойная героя.

— Мы им ещё отомстим.

Амон усмехнулся, посмотрев на неё вполоборота. Вот какой ты!.. Ради этой редкой, но великолепной улыбки стоит рвать на себе шкуру, выдёргивая Амона из хватки Дьявола.

— Эти слова уже больше по моей части, — ткнула его носом она. — На счёт три?

Амон кивнул и привстал на одно колено, сосредоточившись.

— Раз…

Вокруг затвердел щит. Демоны расшибались о него, точно Бич и Амон — последняя добыча в их жизни.

— Два…

Купол задрожал. Бич прижалась к Амону. Магия завибрировала.

— Три.

Купол взорвался. На мельчайшие кусочки, некоторых демонов разнося волной, большинство — просто отбрасывая. Амон ухватился за бок Бич и запрыгнул на её спину, и Бич, перепрыгнув скопление демонов в самом свободном месте, бросилась бежать.

Даже если этот бег ей стоит жизни, главное — Амона унести. Остальное вдруг перестало быть важным.

***

Если раньше Бич казалось, что она бежала из последних сил, то теперь — и сил-то не оставалось. Бежала она скорее в состоянии изнеможения, на краю, едва срываясь, зная: один раз оступится — нет — просто прекратит движение — сляжет. Окончательно.

Но и в этом был какой-то азарт. Безумный, больной и дикий. Среди оборотней не любили впадать в подобные крайности: как бы то ни было, их внутренний человек должен сохранять чувства, а их зверь — разум. Извечный, заходящийся грациозными вихрями танец сознательного и бессознательного — вот она, жизнь тех, кому удалось родиться оборотнем.

В каком-то смысле это окупалось. В противовес психологическим скачкам души физическое здоровье тела оборотней поражало: стойкость и выносливость оборотней даже зверолюди — их названные родственники — заимели лишь отчасти. Именно поэтому, даже если кажется, что вот он, конец, настоящий хищник находит в себе силы держаться до момента, пока его не сломит особь другая, более крепкая или проворная.

Настоящий герой — так думать приятнее. По крайней мере, Бич Справедливости.

А тем временем они сидели на хвосте. Судорожно и неосторожно — как иначе, когда сидишь верхом на огромном волке? — Амон накладывал на рану печати лечения. В отличие от Юн Ги, получалось у него скверно, но кровотечение ему удалось остановить. Бич буквально чувствовала — то ли от обострившихся вдруг чувств, то ли от хвалёного любовного чутья, — как силы Амона перестали утекать из него. И не могла нарадоваться: это означало, что Амон способен стоять и бороться. А способность бороться — считай, то же, что и способность жить.

И — внезапно — демоны рассредоточились. Отцепились один, второй, третий. Вскоре от армии остались лишь никчёмные клочки. Конечно, в таком состоянии победить их не могли ни Бич, ни Амон, но эта неясная растерянность о чём-то явно говорила. Только о чём? Что их отвадило? Бич хотелось думать, что её отвага напугала их, но…

Проклятое «но». Бич ещё давно запретила в себе сомневаться. Но разве не в момент слабости все сомнения вдруг всплывают наружу, как мёртвая, гниющая рыба на поверхность затхлого пруда?

Рано или поздно даже мысли начали мутнеть. Вопросы, срываясь с непослушного, надувшегося от жажды языка, исчезали вдали, оставляя единственный след — тупое, ничего не значащее эхо. Рассуждения оканчивались тупиками, словно давно потерянные лесные тропки. Ответы растворялись в густом тумане сознания, а иногда и вовсе казалось, что их никогда не существовало. Будто то были лишь призраки сознания.

Стоило отступить мыслям, как звериная кровь начинала брать своё. Душа отказывалась проглядываться. Верх брало тело — бездумное, трусливое и пугливое. Воля таяла, обнажая беззащитный и хрупкий скелет решимости, который так легко сломать.

М-м-м… Как же хочется остановиться. Степь беспощадно душит жаром даже ночью. Бурая шкура греется, из-за чего возникает странное желание вмиг облысеть. И свернуться на песке, свернуться беззащитным ребёнком, за которым рано или поздно придут родители.

Но у Бич не было родителей — их она забыла давным-давно. С ней — только Амон, нашептывающий:

— Ещё чуть-чуть, и мы выберемся. Поверь.

Его слова — единственное, что держит душу в теле.

— Бич, там что-то есть.

Вскинула глаза. Взгляд плыл. Но хватило, чтобы разглядеть: точка, почти затерянная на горизонте, едва выглядывающая, умело скрытая в бежевой бесконечности степи.

Туда. Ноги уже сами несли. Бич давно не пронзало от каждого движения: тело налилось «пронзением», нескончаемым тягучим ощущением плавящегося металла под кожей. Но теперь — пронзило снова, но от боли даже хорошо. Боль означала, что Бич ещё может бежать.

Позади — демоны. Впереди — точка. Амон — на спине. Всё, что нужно знать.

Но, Богиня, последние мгновения показались вечностью. Словно Бич ни на шаг не приближалась к цели, стояла на месте. Как во сне, где всё не по-настоящему.

Лишь одно утверждало об обратном:

— Ещё чуть-чуть, — говорил Амон. — Ещё пара шагов, нам помогут…

«Нам помогут»? Там кто-то есть?

— Это «Сфинкс»…

Разве сфинксы — не чудовища? Они загадки загадывают и охраняют границы Мафдт-смата…

А, нет. Корабль. Точно.

Но чем ближе — тем страннее. Стало всё сильнее казаться, что Бич во сне. Может, это просто её подсознательный Амон? Пытается её вытащить.

Загривком Бич ощутила хватку. Во сне вроде не бывает боли. А тут — есть. Значит?

Постепенно Бич замедлилась. Нет, это точно какой-то странный сон. Откуда барабаны? Песни? Вой, как там — в ночи, когда отец брал её на охоту в прилегающий лес.

Они — настоящие или иллюзии? — плясали под собственные сбивчивые и одновременно слаженные мольбы. По неровному кругу, они без прикосновений сплелись в едином хаотичном хороводе, неразборчиво бубнящем и резко, ни с чего кричащем. Они возносили руки к небесам и плавно опускали их, припадая к земле. Голоса их то исчезали, вплоть до полной тишины, то оглушали, отторгая, пугая неожиданностью. Движения тел походили больше на болезненные — неправильные, безумные, — на беспорядочные конвульсии, паническую дрожь или наоборот — дрожь глубокого удовлетворения. По ним, по их абсолютно бессознательному виду, невозможно было понять, испытывают ли они страх, тревогу, или же находятся в странном подобии экстаза.

В центре их причудливого танца — корабль — теперь не больше, чем груды сложенного кру́гом металла. Обломанные куски смотрели на троицу ночных спутников острыми концами. Обложенные кострищами, они алели от неярких искр.