Курсант: Назад в СССР 7 (СИ) - Дамиров Рафаэль - Страница 34

— А потом, — продолжал раскручивать сюжет следователь, — Он отправился за Артурчиком. Личность артиста на слуху в Москве, по крайней мере, в определенных кругах. В принципе, легко было вычислить, где он проживал. Убил цыгана в «России», проститутку, что с ним кувыркалась, не тронул. Вопрос — почему?

— Скорее всего, понял, что она его не разглядела в темноте и не сможет внешность описать. Лишняя кровь ему ни к чему была.

— Тогда зачем этот гад убивал девушек в Зеленоярске?

А вот это действительно — вопрос.

— Вот это как раз самая большая нестыковочка, — признался я со вздохом, силясь натянуть хоть какой-нибудь мотив на эпизоды из убийств четырех женщин.

— Что между ними общего? У потерпевших? Выяснил?

— В том-то и дело, что ничего. Никакого отношения к Олесе, к Березову, к Дицони, вроде, не имеют… Такое ощущение, что убитый горем отец начал мстить, слетел с катушек, почувствовал вкус крови и покрошил невинных жертв уже просто впридачу. Чтобы другие отцы тоже страдали. Ведь убитые тоже чьи-то дочери. Так?

— Логично.

— Вот только первые два убийства женщин произошли до появления Дицони в Зеленоярске. Так что такая версия отпадает.

— Эх... Хорошая была версия, — Горохов замолчал, покряхтел. — А что делал артист в Зеленоярске?

— Это я тоже пока не выяснил, — напряженно отметил я.

Впрочем, выговаривать мне начальник не стал.

— Мне кажется, разгадка в этом. Я тут в Москве по своим каналам это попробую пробить, а ты там копай… Нужно во что бы то ни стало узнать причину визита столь высокого гостя из столицы в захолустье — и без всяких гастролей. Не отдыхать же он туда приехал? Что там такого интересного в окрестностях имеется?

— Абсолютно ничего. Обычный молодой рабочий городок. Из всех достопримечательностей только ГЭС. И то, далеко не самая большая в Союзе. Среднего пошиба, так сказать.

— Мда-а… Задачка. Ладно, благодарю за службу, Андрей Григорьевич. Работай дальше. Завтра доложишь. Я тут немного разгребусь и скоро к вам приеду. Этапировать Березова в Москву пока не будем. Можно, конечно, на этом дело Дицони закрыть, но уж хочется довести все до ума. Пока предъявить тренеру мы можем только два эпизода: Дицони и Слободчука. Чую, что остальные убийства — тоже его рук дело. Почерк так просто никуда не денешь.

Я бродил по ленинской комнате взад и вперед, словно зверь в клетке, и поглядывал в распахнутое окно.

— Что-ты мельтешишь, Андрюха? — Погодин развалился на потрескавшемся кресле из кожзама и дул на горячую кружку.

— Понимаешь, Федя, не дает мне покоя одна мысль, — задумчиво пробормотал я, меряя кабинет шагами. — Что общего между всеми убитыми, кроме порезов на животе? Ну ладно, адвокат и артист — их Березов винит в смерти дочери. Хотя сам этого не говорит. А остальные?

— Что ты заморачиваешься? — Погодин с шумом отхлебнул чай. — Считай, два эпизода ему уже железно припаять можно. Остальные прицепом повесим. Может, глядишь, и сознается в суде. Ему так и так вышка светит. Смысл юлить?

— Горохову вот тоже про общее интересно, — буркнул я, просто чтобы Федя со мной не спорил.

Я разложил на столе фотографии убитых женщин. Все молодые. Улыбчивые. Только улыбки какие-то холодные. Будто мертвые. Перебрал в мозгу их дела, вспоминая, как в прокуратуре читал томики.

Вахрамеев и его личный состав как раз отрабатывали сейчас окружение потерпевших. Теперь бросили все силы на это. Искали, что могло быть между ними общего, но пока безуспешно.

— Надо еще раз дела почитать, — задумчиво проговорил Погодин. — Сопоставить время и места преступлений. Заключения медиков посмотреть и найти десять отличий или сходств.

Я с удивлением уставился на Погодина:

— А ты гений, Федя…

В моем мозгу всплыл один интересный факт. Когда я был в первый раз в горпрокуратре и читал заключения судмедов, не обратил на него особого внимания. У одной из потерпевших, я точно помнил, был шрам. Интересный такой шрам. Вот я дурень! Почему сразу не догадался?

— Собирайся, Погодин, — я радостно подскочил к другу и выхватив у него кружку, отставив ее на стол. — Погнали в прокуратуру!

— Дай хоть чай допить! Только налил ведь!

— На пенсии чаи распивать будешь. Труба зовет. Все-таки ты гений!

— Скажешь тоже, — хмыкнул Федя. — Не надо меня так называть…

— Это почему? Скромничаешь? — ухмыльнулся я, недвусмысленно распахивая дверь кабинета.

— Гении долго не живут. И вообще. Они наполовину сумасшедшие.

— Разрешите? — постучав, я приоткрыл дверь в кабинет зампрокурора города.

— Андрей Григорьевич! — Егор Павлович приветливо закивал. — Заходи, дорогой. Слышал о твоих подвигах. Ловко вы этого военрука раскрутили. Когда Горохов приезжает? Уже, честно говоря, не терпится свалить ему эти все наши убийства. Теперь можно и объединять их. Подозреваемый есть. Поздравляю.

— На днях Никита Егорович будет здесь, — я вошёл внутрь, за мной семенил Погодин. — Мне тут кое-что вспомнилось. Нужно срочно это проверить. Как бы мне дела еще раз глянуть? По убитым девушкам. Организуете?

— Всегда пожалуйста, — Палыч встал, — сейчас принесу. Они уже почти что ваши. Жду не дождусь, когда Горохов примет их к своему производству.

Зампрокурора вернулся даже слишком быстро. В этот раз томики не пришлось собирать по разным кабинетам. Скорее всего, они еще после последнего нашего визита лежали у кого-то одного в сейфе, не разобранные. Конь в них не валялся с тех пор, и никто про папки не вспоминал. Так бывает, если темнуха голимая и наработок нет. О них вспомнят, когда сроки приостановления прижмут.

— Так… — я быстро отлистал первый попавшийся том до места, где было вшито заключение судмедэксперта.

Провел пальцами по тексту. Ага. Вот оно. Есть… Спешно раскрыл следующий том. Нашел нужное место. Снова пробежался глазами, ища в куче терминов и подробностях вскрытия нужное мне описание. Пробежишь глазами мимо — и не подумаешь на неё внимание обращать, потому как незначительная деталь-то… В выводах, которые штудировал тогда, естественно, не отражена.

Сколько таких примет прячется от нас? Даже представить сложно. Я подумал о том, что, наверное, всегда есть за что зацепиться, вот только сопоставить не всегда додумаешься.

— Что там нашел, Андрей Григорьевич? — Палыч с интересом уставился через мое плечо, вытягивая шею.

— Сейчас, сейчас, — бубнил я, открывая следующую папку. — Ага… Отлично! И здесь такой же.

— Что? — в голос спросили Палыч и Погодин.

— Подождите, товарищи дорогие, — я многозначительно улыбнулся. — Осталось последнее дело проверить. Блин. Где же там заключение? Потеряли, что ли? Блин. А, вот оно. Так-с… Есть!

— Да что там? — недоумевал прокурорский.

— А то, что у всех девушек есть одинаковые шрамы.

— Шрамы? — Палыч свел брови, отчего его худое лицо в купе с длинным носом стало напоминать коршуна… — Какие шрамы?

— Смотрите, — я ткнул пальцем в описательную часть заключения. — У всех потерпевших старые шрамы на животе. Поперек.

— Так это следы операции, — пробормотал Палыч.

— Совершенно верно. Убитых всех кесарили.

— Хм-м… — интересно получается, — Палыч почесал ухо. — Насколько я знаю, детей-то у них нет.

— Вот в том-то и штука! — я поднял палец вверх. — Вот что у них общего! Их всех кесарили, но ни у кого нет ребенка.

— А где же такую операцию делали? — спросил Погодин.

— Вот это нам и предстоит выяснить. Спасибо, Егор Палыч. Помчались мы дальше землю рыть.

Я спешно пожал руку прокурорскому и первым направился к выходу.

— Наконец-то, — медик-студент из роддома заговорщически огляделся, сидя в моей машине на переднем сиденье. — Я уже думал, вы про меня забыли, Андрей Григорьевич. Обещали сделать негласным сотрудником, а потом…