Беременна от двоих - Десса Дарья - Страница 13

– Никак нет, товарищ лейтенант! Я правда не знаю, только слышал. Может, он сам расскажет. Только помогите, пожалуйста. Он паренек хороший, ласковый. Вам понравится. Но его надо спасти, иначе…

– Сам знаю! – Резко отвечает лейтенант. – Свободен!

– Есть! – Прикладываю руку к пилотке, разворачиваюсь и спешно ухожу.

Ближе к вечеру по казарме пошел слух: лейтенант взял Егора под свою опеку. И обещал кары анальные тем, кто хоть пальцем его тронет. Не знаю, слышал ли об этом сам «виновник торжества», надеюсь. А ещё рассчитываю, что он не станет закатывать истерику, когда узнает, какой ценой мне удалось добиться его ротной неприкосновенности.

Глава 3

На следующее утро, когда родители ушли на работу, не сказав мне ни слова, я собрала свои вещи в спортивную сумку, с которой ходила в университет на занятия физкультурой, и пошла в alma mater. Единственная мысль, что крутилась у меня в голове – это хоть в ноги упасть, но вымолить себе комнату в общежитии. О будущем, как стану жить, а главное на какие средства, я не думала пока ещё.

Для меня всё происходящее было полнейшим шоком. В фильме «Цвет ночи» есть момент, когда психотерапевт перестает видеть красный цвет, увидев огромную лужу крови на асфальте – след от клиентки, выпрыгнувшей в окно на его глазах. У меня же весь мир стал почти серым. Я была в таком состоянии, что не смогла бы отличить зеленое яблоко от красного. Краски мира поблекли, звуки стали какими-то далекими, словно мне на голову надели толстую меховую шапку.

Не помню, как добрела до ректората. Не помню, с кем общалась там и что говорила. Помню лишь одно: комендант общежития, милая маленькая женщина роста примерно метра полтора, но очень бойкая, ведет меня по длинному сумеречному коридору. Открывает дверь в комнату, говорит: «Заходи, располагайся» и уходит. После этого я закрываю глаза и проваливаюсь в мрак.

Очнулась не знаю через сколько времени от того, что кто-то легонечко похлопывает меня по щекам и брызгает водой из пульверизатора на лицо. Я открыла глаза, поморгала. Постепенно «картинка» передо мной стала четкой. Та, кто брызгала, провела платочком, стирая влагу, и зрение ко мне вернулось окончательно. Пухленькое, симпатичное лицо, добрые (я сразу подумала – «коровьи») глаза, тонкие губы, нос картошкой и длинная коса, свисающая справа. Это была девушка, которая склонилась надо мной, стоя на коленях на полу.

– Привет, – сказала он.

– Привет, – ответила я.

– Ты кто и что тут делаешь?

– Я Женя, мне комендант сказала, тут есть свободное место.

– Так ты новенькая?

– Да.

Так мы познакомились с Лидией, которую я довольно быстро переименовала в Лидку. Она не обижается, привыкла уже. Я ведь у неё тоже не Евгения, а просто Женя или, если злится на меня за что-нибудь, то и Женькой назвать может. У нас такое без обид, поскольку мы довольно быстро сошлись характерами. И я очень благодарна своей соседке за то, как первые несколько недель меня, пребывающую в шоковом состоянии, она выхаживала. Кормила супом чуть ли не с ложечки, отпаивала чаем и рассказывала, как тут всё устроено.

Для неё я была Лунтиком из мультфильма, который неожиданно объявился на Земле. Требовалась полнейшая адаптация, поскольку раньше я была нежным комнатным цветком, за которым тщательно ухаживали, поливали, берегли, подкармливали. Теперь я оказалась выброшенной на улицу, без горшка, с голыми корнями. Выживай, как хочешь. Вот и пришлось.

Все те скромные денежные крохи, которые у меня были (свою повышенную стипендию я откладывала, сама не знаю для чего, вот и пригодилась), я отдала Лиде, даже не став пересчитывать. Она лучше ими распорядиться, тем я. Так и получилось: соседке ведь требовались средства, чтобы кормить меня, покупать предметы личной гигиены. Иначе пришлось бы мне на паперти побираться, не иначе.

Я ходила на занятия, что-то делала, но была настолько оглушена случившимся, что даже перестала разговаривать с однокурсниками. Те смотрели на меня искоса, я даже несколько раз слышала про себя слова «зазналась» и «загордилась», но это была неправда. Мысли, тяжелые и неповоротливые, словно громадные валуны, – вот что придавливало меня к земле, не давая возможности общаться с кем-то, кроме Лиды.

Да и с ней я особенно не разговаривала. Больше молчала и слушала, поскольку соседка моя оказалась настоящей тараторкой. Могла болтать о чем угодно часами, и другая бы на моем месте, наверное, взбунтовалась. Но я, пока звучал мягкий голос Лиды, ощущала себя уютно и тепло, словно дома. Но стоило подумать о доме настоящем, о родителях, как на глаза наворачивались слёзы.

Если собрать их все, выплаканные мной за первые пару месяцев самостоятельной жизни, получилось бы целое ведро, наверное. Я плакала очень часто, даже завела для себя специальный платок, чтобы вытираться. Потому что это со мной могло случиться в любой момент. Во время занятий, на улице, в комнате. Со временем я научилась контролировать эмоции, но далось это не сразу. Было очень трудно привыкнуть к новой жизни. От старой я отдиралась вместе с кожей, и потом ждала, когда нарастет новая.

За то время, пока я приходила в себя, Максим несколько раз предпринимал попытки наладить со мной контакт. Точнее, вернуть меня в прежнее состояние. Но у него не получалось, поскольку я просто молчала. Он говорил комплименты, дарил цветы, всем видом показывал, что хочет загладить свою вину передо мной, только… я не давала ему такой возможности. Не из вредности или чувства мести, вовсе нет. Не хотела общаться ни с кем, кроме Лиды.

География моей жизни сузилась до предела. Единственная дорога, по которой я теперь ходила, простиралась от университета до общежития, а это всего метров пятьдесят, не больше. На этом пути меня примерно через два месяца после семейной катастрофы и подловил Максим. Я в тот день задержалась в библиотеке главного корпуса, так он специально, чтобы меня не отвлекать, караулил у входа в общагу.

– Привет, – сказал он.

– Здравствуй.

– Поговорим?

– Мне некогда, прости, – сказала я и сделала шаг вперед, но парень мягко взял меня за предплечье.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Пожалуйста, это займет пять минут, – в его голосе слышалась такая мольба, что я не смогла отказать. Хотя всё моё естество кричало и требовало немедленно уйти и запереться в комнате, чтобы не видеть никого и не слышать.

– Я слушаю, – сказала, стараясь не смотреть Максиму в его глаза. Утонуть в них прямо сейчас мне казалось верхом глупости. У меня в душе полный развал, я только начала выстраивать заново картину мира, и тут вдруг он со своим очарованием, которое меня уже привело однажды к… Так, Женечка, только не заплачь, пожалуйста.

– Я знаю, что очень виноват перед тобой, – сказал Максим. – И прошу у тебя прощения за то, что случилось.

– Ты не виноват, – сказала я, глубоко вздохнув. – Ты не удерживал меня силой, я задержалась сама.

– У меня другое мнение, но спорить не буду. Я был у тебя дома.

– Что? – Я подняла голову и вонзилась в него взглядом. – Зачем?!

– Затем, что я должен был им объяснить, кто во всем виноват, – четко ответил Максим, не отводя взгляда своих красивых голубых глаз.

– И как прошло? – Мой гневный порыв тут же прекратился, едва начавшись, снова навалилась апатия.

– Неудачно, – ответил парень. – Они молча выслушали меня на пороге квартиры и захлопнули дверь, ничего не ответив.

Я горько усмехнулась, хотя мне совсем не было весело. Напротив, всякое упоминание о том, как поступили со мной родители, вызывало в груди щемящую боль.

– Я пойду, – сказала и попробовала развернуться, но Максим снова уцепился за мою руку.

– Останься, пожалуйста.

– Зачем? – Равнодушно спросила я. Кто бы только знал, чего стоило мне в тот момент делать вид, что его просьбы меня не интересуют, а присутствие рядом не будоражит кровь! 

– Ты… Мне очень нравишься, Женя, – тихо сказал Максим. – С того дня, как мы не общаемся, я места себе не нахожу. И каждый день мечтаю о том, чтобы мы с тобой снова… начали разговаривать, – подобрал он-таки правильную формулировку. Мог бы сказать «встречаться», но ведь между нами, по сути, ничего и не было. Подумаешь, поцеловались однажды. Да, это было для меня настоящим откровением, но дальнейшие события всё это перечеркнули жирным чёрным крестом.