Сиротский приют, или драконы на попаданках (не) женятся! (СИ) - Юраш Кристина - Страница 3

- А ты почему не спишь, Булочка? – строго спросила я, перемывая заклинанием посуду и отскребая то, что с чем не смогла справится магия. Например, с присохшей гречкой. Тут даже магия была бессильна.

- А принц красивый? – спросила она мечтательным голосом, пока сама растекалась по столу. – Ты его видела?

- Видела, - улыбнулась я. – А пуговичку ты видела?

- Какую? - бровки встали домиком. – Какую пуговичку?

- Ту, которую ты взяла. Верни на место, - потребовала я. – Иначе ничего про принца рассказывать не буду.

- Хорошо, верну, - насупилась Булочка, взмахнув рукой. На стол упала и покатилась маленькая потертая пуговка с полузатертым гербом. – Только ты расскажи про принца… Ну прямо все-все-все!

Внезапно дверь распахнулась, а на пороге вместе с морозом появился запыхавшийся двенадцатилетний Патрик. Из его старой холщовой сумки торчала свернутая газета.

- Ты видала?! – бросился он ко мне, размахивая газетой. Она, словно птица летела по коридору в его руке. – Только что напечатали! Свежий выпуск! Расхватали, как горячие пирожки! У меня чуть с руками не оторвали!

Я взяла газету, видя, как Патрик отогревает красные, озябшие руки, кутаясь в старый мужской мундир.

- Не может быть! – прошептала я, закрывая рот рукой и глядя на первую страницу. От неожиданности я даже присела. И тут же подскочила, понимая, что присела на Джоселин.

- Джоси, - улыбнулась я, видя тень на полу от светильника. – Может, ты прекратишь прятаться? Здесь никто тебя не обидит…

Я услышала, как тень от невидимки скользнула по кухне, а в коридоре послышались шаги.

- Мама дорогая! – выдохнула я, встряхнув газету.

- Это что такое!!! – орал отец, размахивая свернутой газетой перед моим носом, словно хотел убить муху. – Ты – будущий король! Как ты мог!

- Тише, тише. Не надо так ругаться. Наш мальчик не хотел, - бегала за отцом мать, пытаясь его успокоить. Отец резко остановился, взял ее за плечи и отставил в сторону.

Золотые часы тикали на каминной полке, слуги ползали по комнате, стараясь не издавать ни звука, и замирали, когда отец гневно смотрел в их сторону.

- Ты хоть понимаешь, что сейчас вся столица гудит о том, что наследный принц обозвал содержательницу приюта гулящей девкой? А потом весь простой народ «чернью»!

Газета шлепнулась прямо на стол, а на лице отца заходили желваки. Не вижу ничего страшного в том, что произошло.

- Ты – будущий король, - процедил отец сквозь зубы, пока мать ходила вокруг него, шелестя юбками и боясь прикоснуться к нему. Она выставила руки, но так и не положила их на отцовские плечи.

– И теперь всем известно, как ты относишься к своим подданным!

- Ну перепутал, ну с кем не бывает, - усмехнулся я, поглядывая на дверь. – Ты драматизируешь.

- В следующий раз перепутай молча! – рявкнул отец, а слуга тут же поднес ему капли. Властным жестом отец отодвинул слугу вместе с подносом, а того скривило так, словно отец наступили на ногу. Хотя, видимо, отец так и сделал.

Служанка изо всех сил обмахивала лежащую в кресле мать. Мамина бледная, рука с обручальным кольцом безжизненно свисала вниз.

- Все, я умираю, - простонала мама, а служанка стала махать еще усердней. Ммм, а у служанки красивая грудь. Как я раньше не замечал такую симпатяжку.

- Ты меня вообще слышишь?! – рявкнул отец, тяжко опираясь на стол двумя руками. Стол чуть не хрустнул. – Посмотри, до чего ты довел мать!

- Умираю, - подтвердила мама и слабо шевельнула пальцами. Она умирала по десять раз в день. Иногда по одиннадцать. Сколько себя помню.

- И что? Вы теперь лишите меня короны? – спросил я абсолютно спокойно. К маминым «умираниям» я уже привык. – Или у папы где-то есть запасной бастард? Если есть, то пусть приводит! Мы с мамой посмотрим!

Мама передумала умирать. Она приподнялась, глядя на папу с нехорошим прищуром.

- Да если был, то тебя бы здесь не было!– рявкнул отец. Мама успокоилась и снова опустилась в кресло и простонала: «Умираю!».

Отец приблизился ко мне и осмотрелся по сторонам.

– Ты понимаешь, что тебя свергнут! При первой же возможности! И не посмотрят на то, что ты – дракон! Поверь, их много! А ты один! И среди них есть маги! Так что рано или поздно, тебя свергнут, если ты будешь так себя вести!

- Не вижу причины для волнения. Ну оскорбил, и что? Не надо делать их мухи дракона, - усмехнулся я, а отец развернул газету. Рядом с моим портретом красовалась та сама девка, по щекам которой текли слезы.

- Читай! – палец отца с огромным перстнем ткнул в заголовок и случайно смял газету. – Принц показал свое истинное отношение к народу! И это будущий король!

Эта газета исчезла, а на ее место легла следующая.

- Принц в лице простой девушки оскорбил весь народ! – палец отца ерзал по буквам, а я смотрел на то, как движется магическая фотография этой девки, будь она проклята. Ее старая, поеденная молью шаль, ее узелок на волосах, коричневое платье, - все раздражало до невозможности.

– Дальше! Вот! И это называется Днем Прошения? Или сама напросилась! Так решил принц! - крикнул отец так, что зазвенели стекла.

- Все, отстаньте, - усмехнулся я, махнув рукой. Мне было абсолютно плевать на эту девку, которую я видел в первый раз в жизни и больше не увижу никогда. – Ну поорут и перестанут! Все, я могу идти?

- Собирайся! – приказал отец. – Мы выезжаем!

- Куда? – хором спросили мы с матушкой. Матушка снова передумала умирать, отодвигая спасительный веер.

- Любить простой народ! – огрызнулся отец, которому слуга уже нес корону и плащ.

- Бордели открываются только вечером. И маму в них брать не обязательно, - ответил я, не желая никуда ехать.

- Корону принцу! – приказал отец, а слуга бросился в открытые двери.

- И без глупостей, понял? – предупредил отец тихо и строго.

- Главное, чтобы у меня на них вертикаль власти встала, - усмехнулся я, не понимая к чему все эти хлопоты. – Но если вдруг встанет, то я как возлюблю!

- Готовьте карету! Мистер Кингкнайт! Вы тоже едете с нами! Возьмите денег! – командовал отец, расхаживая по кабинету. – Сейчас возникнут непредвиденные траты! Дорогая, наш неблагодарный сын оставил тебя без нового платья!

- Ах! – побледнела мать, но стоически это пережила.

- И новых кремов от морщин! – добил ее отец.

Маме стало плохо.

- А что? – склонился я к отцу, видя, как одна служанка держит зеркало, а вторая осторожно крепит корону к маминой прическе. – Народ у нас только деньги любит. А как же чистая и незапятнанная любовь к власти?

- А что? – послышался осторожный голос матери. – Совсем – совсем не останется? Даже на такую малюсенькую баночку?

- Даже на баночку, - соврал отец, мечтая перетащить маму на свою сторону.

- Как ты мог, - выдохнула мама, глядя на меня. О, со мной этот номер не пройдет!

- Мама, ты и так красивая. Самая красивая женщина, которую я видел, - ответил я, и мама тут же вернулась на мою сторону.

- Ты мне еще поговори! – буркнул отец, когда мы спускались по лестнице. Мистер Кингкнайт, первый министр, одевался на ходу, пытаясь удержать в руках бумаги.

Двери перед нами открылись, а глаза залепило снегом.

- Может, не надо. В такую –то погоду? - начал было мистер Кингкнайт. Но отец был непреклонен настроен решительно.

- Держись народ, принц едет тебя любить, - произнес отец, гордо вышагивая к карете.

Через два часа я дышал в свой платочек, глядя в окно кареты. Мама сидела справа от отца, мистер Кингкнайт слева. Маме тоже было нехорошо, и она вынюхала почти весь флакон ароматных солей.

- Так, для отчетности. Сегодня принц укрыл одеялом десять замерзших старушек в приюте для бездомных, - вздыхал мистер Кингкнайт, делая пометки.