Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич - Страница 2

Обещание легкой и богатой добычи взбудоражило односельчан Ульрики, как и прочих окрестных жителей, соблазненных льстивыми посулами Герберта. Воин этот, а у него были не только меч и секира, но и хороший конь, уверял, что не раз ему случалось воевать с норманнами под знаменами английского короля. Правда, Герберт не уточнял, какого именно короля он имел в виду, но его воинственный вид и бравые речи заставили крестьян поверить чужеземцу. Да и то сказать, мало ли королевств на благословенной Богом земле саксов, англов и ютов?

Вопреки всем уверениям Герберта, старейшины опасались, что предприятие может оказаться не таким удачным, и викингам удастся ускользнуть, что сделает страшную месть норманнов неминуемой. Тогда они обратились за советом к Ульрике. Вот для этого-то девушка и вызвала сегодня из Страны духов свою прапрабабку Амалафриду, желая спросить старуху, ждет ли добровольцев под предводительством Герберта успех в намеченном ими предприятии.

Старуха затряслась от смеха, едва услышав вопрос девушки. Вволю навеселившись, Амалафрида, не двигая губами, заговорила, и Ульрика услышала резкий, высокий, дребезжащий голос, немного нараспев произносивший незнакомые ей имена:

— Это Эйрик, сын Вотана и Хельге. — Амалафрида снова захохотала. — Эйрик, рыжий, бесстрашный выкормыш волков, — продолжала она. — Люди безумны, если думают, что могут победить Эйрика. Пусть их будет много, он даже в одиночку убьет всех. Славный сын Вотана. Эйрик, Эйрик, Эйрик! — веселилась старуха. — Глупец Эйнар вернулся из похода и, узнав, что его красавица Хельге родила ему сына, вознегодовал. Как же, ведь прошло так много лун, с тех пор как драккар унес конунга и его дружину к неведомым берегам. Мальчик был уже довольно большой, но Эйнар все равно не захотел признать себя его отцом. Он выгнал Хельге вместе с ребенком и оставил в лесу на съедение волкам. Вотан вознегодовал, когда узнал об этом. Он сам явился к Эйнару и велел вернуть обратно женщину и ребенка, но воин, видно, совсем спятил — он выхватил меч и бросился на самого Вотана. Тот выбил клинок из рук безумца и в наказание за дерзость обещал лишить высшей награды… — Старуха замолчала, точно для того, чтобы перести дух. В тоне, которым она продолжила свой рассказ, появились ядовитые нотки. — Эйнар опомнился, когда понял, кто был отцом Эйрика, и сам со всей дружиной кинулся в лес на поиски Хельге. Но он опоздал: бездонная пучина гнева Вотана уже разверзлась, чтобы поглотить дерзкого конунга. Хельге нашли мертвой, а мальчик… мальчик исчез. — Видимо, тот факт, что Эйнар не нашел своего сына, доставлял старухе особенное наслаждение, потому что она вновь разразилась хохотом, на сей раз особенно продолжительным. — Так ведь Эйнар искал среди людей, а Эйрик бегал волчонком в стае. Даже сам Вотан не знал, где искать сына…

Эйнар взял себе другую жену, и она родила ему Харальда. Но конунг не увидел своего сына, потому что Вотан сдержал свое слово, — он наказал Эйнара, драккар которого наскочил на риф, пропорол себе днище и пошел ко дну со всей дружиной… А сам конунг, падая в воду, ударился головой о камень и утонул, не успев схватить меч. Эйнар утонул, но Эйрик вышел из леса, чтобы занять место того, кого люди считали его отцом. Теперь Эйрик — конунг. Бесстрашный Эйрик и Весельчак Харальд, которого молодой вождь признал братом, вместе. — Старуха протянула руку, указывая скрюченным ревматизмом пальцем с длинным, неровно обломанным ногтем прямо в лицо юной колдуньи. — Ты дозрела, и ты красива. Берегись. Эйрик уже причаливает к берегу.

— Кровь, кровь, кровь! — Таявшее лицо Амалафриды исказила страшная гримаса. — Кровь…

Видение исчезло. Тягучее марево в лачуге Ульрики рассеялось. Тело девушки, ничком лежавшей на полу, содрогалось в конвульсиях.

— Кровь, кровь, кровь, кровь, — повторяла она, почти беззвучно шевеля губами и царапая неровно обломанными ногтями землю. — Кровь, кровь, кровь.

Наконец-то он нашел подходящее место, чтобы причалить к берегу. Чья это земля? Похоже, здесь живут саксы. Эйрик уже не раз сражался с ними, они не любят открытой битвы, предпочитают нападать из-за угла, и, если убить их предводителя, остальные обращаются в бегство.

Вот и место, где можно пристать. Лес недалеко, до того, как стемнеет, он успеет послать туда воинов нарубить дров для костров и подстрелить какую-нибудь дичь. Сколько же дней питались они солониной и заплесневевшими корками хлеба? Подмокшие сухари, да и они в радость.

Тор[4] разгневался за что-то на Эйрика и послал страшную бурю, продолжавшуюся три дня. Молодой конунг, когда его драккар чуть было не вынесло на скалы, уже подумал, что боги уготовили ему судьбу отца… И сейчас еще Эйрик грустил, когда вспоминал, что Эйнар нашел свою смерть в пучине, не успев схватиться за рукоять меча.

Правда, свидетелей гибели конунга не осталось, вся дружина ушла на дно вместе с предводителем, но слух о том, что Эйнара постигла кара Одина за то, что конунг рискнул скрестить свое оружие с мечом бога, существовал и не забывался. Если так, то Эйрик не встретится с отцом в Валгалле…[5]

Впрочем, говорят, что настоящий его отец — сам хозяин царства мертвых воинов… Говорят… Может, и так, слушать во всяком случае приятно. Приятно и то, что сейчас воины обсушиватся у костров и, если повезет, подстрелят оленя или косулю, чтобы мяса хватило на всех.

Сколько их осталось? Из шестидесяти человек, здоровых и способных сражаться, ушедших с Эйриком на его драккаре двадцать лун назад к землям франков, сейчас едва ли наберется две дюжины. Без отдыха и ремонта судна нечего и думать о том, чтобы вернуться на родину. Там ждут Эйрика жена, двое сыновей и дочь. Дети, наверное, здорово выросли. Младший и не узнает отца.

Стемнело, отблески яркого пламени высоких пирамид костров плясали на мужественных лицах соратников конунга. Обильная горячая еда, лущеный по такому случаю в ход мех вина, захваченный среди прочего добра у какого-то из франкских ярлов, которого Эйрик сам развалил пополам секирой. Это было одно из самых удачных сражений. Потом Эйрик поссорился с другими конунгами, уговаривавшими его остаться еще на одну зиму на франкском побережье. Распря эта стоила ему больше воинов, чем их убили чужеземцы, унесли штормы и болезни. Эйрик увел свою поредевшую дружину, чтобы добраться домой, отдохнуть, а потом, набрав новых воинов, отправиться в очередной поход. Но разбушевавшаяся стихия прибила искалеченный драккар к берегам острова саксов.

Саксы напали неожиданно. Викинги как раз внимали Харальду, сочинившему новую песнь о славном походе дружины старшего брата, когда со всех сторон из темноты на сидевших у костров воинов посыпались длинные каленые стрелы охотников, от которых не спасают толстые кожаные доспехи и даже кольчуга (редкий викинг носит ее) не всегда способна защитить тело. Незаживающие раны долго потом напоминают о себе.

Норманны, всегда готовые к схватке, никогда не расстающиеся со своими мечами и даже спавшие в доспехах, вскочили с мест. Одни из них принялись разбивать костры, так как их свет превращал воинов в хорошие мишени для лучников-саксов, а другие, подняв щиты, заградили ими от стрел себя и товарищей. И все-таки предательские стрелы успели сделать свое дело. Многие воины получили ранения, пятеро или шестеро замертво упали у костров, судорожно сжимая рукояти мечей и возглашая последнюю в своей жизни хвалу великому Одину. Счастливцы. Единственное, о чем пожалели они, так это о том, что не успели встретиться с врагом лицом к лицу.

Несколько стрел засели в щите Эйрика, другие, чиркнув по прикрытому кольчугой плечу и предплечью правой руки, отскочили в сторону. Одна, пущенная чьей-то меткой рукой, угодила прямо в прикрывавшее щеки и подбородок кольчужное забрало. Она не принесла конунгу особого вреда, лишь причинила боль, к которой каждый викинг привык с детства и на которую никто не обращал внимания в бою.