День рождения (сборник) - Марголина Ольга - Страница 60

— Алка, я буду заказывать хлебный суп! Сто лет его не ела, а раньше очень любила.

— И я буду есть хлебный суп, тоже не помню, когда ела.

Мы сели за столик на террасе и в ожидании лакомства просто наслаждались чудным утром в милом уголке земли. Для меня это было любимое место, и понимала это я всякий раз, когда здесь оказывалась.

— Знаешь, Йомас, Майори и Юрмала, для меня это как Летний сад и набережная Фонтанки напротив Инженерного замка.

— Ну нет, для меня это не так. Я, пожалуй, такие эмоции испытываю, когда из Флоренции, в которой, ты знаешь, бываю часто, поднимаюсь по дороге к Фьезоле. Там над городом сохранилась замечательная старая церковь XII века. Если она закрыта, я прислоняюсь к ее стене, закрываю глаза и представляю средневековую жизнь. Причем сама участвую в этой жизни, общаюсь с богатыми синьорами, мой брат — уважаемый член городского парламента… Ладно, расскажу когда-нибудь в другой раз. А здесь действительно отлично. Я тебя понимаю.

Я представила Володю, Алкиного брата, известного доктора города Флоренции, в костюме средневекового дожа и засмеялась. Ну и фантазерка! Суп хлебный нас не разочаровал, он был в меру сладок, а сливки свежайшие. Вкусное капучино довершило завтрак. После туалета, в который спустились по лестнице мимо смешных резных деревянных фигурок, подруга как обычно завершила ритуал посещения богоугодных заведений. Она, известная комплиментщица, научилась у брата в Италии, уходя из понравившегося кафе или музея, рассыпаться в благодарностях (komplemento!).

— У вас великолепно, потрясающе, брависсимо!

Я, человек строгих правил, так не могла. Спасибо или «очень понравилось» и все.

После ублажения желудка Алка решила ублажить себя духовно. У рядом стоящего сувенирного киоска она замерла перед витриной местных кулонов. Кулоны и правда были разнообразны и очень художественны. То ли их продавала сама мастер этого вида творчества, то ли она была отличным продавцом, но через полчаса моя подруга приобрела в свою коллекцию украшений еще один предмет, теперь уже прибалтийского прикладного искусства из красиво соединенных местных камней. Тут же нацепила кулон и была счастлива.

— Правда мне идет? Красота какая! Купи себе тоже! Спасибо вам большое!

Пока она выбирала кулон, я искала на ближайших улицах название Teatras yela, на этой улице жила в 1970-х годах мама. И нашла, конечно.

В этом месте на Йомас стояли белые каменные двухэтажные здания — магазины, кафе и рестораны, все они были красиво декорированы снаружи и красочны внутри. Мама любила покупать в них блинчики и сырники на ужин для себя и внучки, а в детских и трикотажных магазинчиках скупать все красивое, чем можно было порадовать тогда родных ленинградцев. Сегодня нас уже ничем не удивить, поэтому я в магазинчики предпочитаю не заходить. А тогда… На одной из улиц я нашла тот дом.

— Алка, посмотри на этот старый желтоватый дом за металлической оградой. Вон ту веранду и комнату снимала Рита Александровна. Хозяйку звали Марта, у нее был сын Удис, мама с ней дружила много лет. Интересно, кто-нибудь из потомков жив?

Я попыталась открыть калитку — безуспешно. На крик никто не отзывался. Видимо, дом был необитаем, выглядел он, по крайней мере, так. Ну что ж, не судьба…

Другой дом, связанный с отдыхом здесь родителей, был обитаем. До него мы скоро дошли, и сегодня, через 70 лет, в нем был отель «Майори», построенный в югендстиле по проекту архитектора Релингера. Отель занимал солидную территорию, окруженную каменной оградой тоже с башенкой на углу Йомас и ведущей к морю улицы. На фронтоне четырехэтажного белокаменного с зеленой крышей здания с мансардами и башней значились годы постройки 1923–1925.

Здесь родители отдыхали после войны вплоть до 1957 года, а я к ним приезжала на неделю-другую. Помню здесь певца Александровича, чету Райкиных… кого только в те годы тут не было?! Здесь и папины коллеги — профессора-медики — отдыхали. Жили очень активно, общались на пляже, рассказывали анекдоты, обсуждали новости искусства, папа давал медицинские советы буквально всем.

— Мои родители предпочитали отдыхать в Эстонии, в Усть-Нарве папа там работал, имел свой гомеопатический кабинет, когда вышел на пенсию, а сыновья ему помогали. Там они купили дачу, мама увлеклась садоводством, мы — все дети — ездили к ним отдыхать.

— Да, жалко, что Прибалтика стала заграницей, часто сюда не приедешь.

За беседой мы вышли к морю.

Как будто время его не коснулось. Желтый песок, нежный и рассыпчатый, у леса и домов, приближаясь к заливу, становился плотным, по нему спокойно ездили на велосипедах, а если надо, на машинах. Сегодня пляж был практически безлюден, и уж, конечно, никто не рисковал купаться. На всем видимом берегу только две фигуры зашли в холодную воду. Сколько я себя помню, вода в Рижском заливе была бодрящей температуры, даже в жаркий летний день я входила в нее с придыханием, хотелось визжать, а кожа покрывалась пупырышками. Но я окуналась, быстро двигала руками и ногами, привыкала к температуре. Думаю, и другие вели себя так же, не показывали купающимся, как им холодно. Зато выходить из такой воды и потом лежать на нежном песочке под лучами теплого солнца — это было колоссальное удовольствие, как сказали бы теперь — кайф!

Лежать можно было часами, не боясь сгореть, что и делали местные дамы. Они мазались из бутылочки жидкостью от или для загара, ложились, через час переворачивались, перед этим снова намазывались и лежали еще час совершенно спокойно, гордясь своими поджарыми и поджаренными до почти негритянского цвета телами. Да, латышские спортивные тетки были не чета нашим толстым с излишествами во всех местах приезжим москвичкам или ленинградкам. И здорово играли в волейбол, хоть через сетку, хоть просто, стоя в круге, красиво прыгали, точно и далеко отбивали мяч, все так легко, действительно «играючи». Я так не умела, завидовала… Радовалась только, когда медленно входила в воду и чувствовала взгляды мужчин на мою стройную фигуру. Может быть, поэтому не визжала и не дергалась от холода, понимала, что нельзя ронять себя в их глазах.

Обо всем этом я думала, сидя с прикрытыми глазами на лавочке, куда приземлилась, выйдя на пляж. А подруга, оказывается, уже болтала с какой-то парой на соседней лавочке. У нее была удивительная способность заводить беседы со спутниками, встречавшимися на дороге, в отеле, в ресторане, в церкви, в музее — словом, повсюду. Она тут же сыпала комплиментами, выясняла, кто и откуда, а через час уже обменивалась адресами и телефонами. Меня это удивляло.

— Ты же им никогда не звонишь! Зачем тебе эта тетка?

— А вдруг позвоню? Она никого не знает в Питере, я ей подскажу что-нибудь.

Действительно, Алла умудрялась десятками лет дружить с гражданами нескольких городов и стран, где бывала на отдыхе и где знакомилась, как казалось мне, совершенно без продолжения. Конечно, не она звонила, а раньше — писала им. Нет, это они не могли забыть чуткую ленинградку, желали с ней дружбы… Друг Ваня из Терскола, подруга Лидия из Флоренции, подруга Валентина из Закарпатья, подруга Надежда из Владивостока, подруга Верочка из Лос-Анджелеса. Я всех, конечно, не знаю. А количество книг и бижутерии, которое она отсылала с главпочтамта в разные точки мира, тоже не поддается осмыслению. Сейчас до меня с соседней скамейки ветер доносил обрывки рассказа дамы в шляпе с большой сумкой: дочка из Лондона… …электричество дорогое… маленькая …вкусно готовлю… идет муж…

Я не стала подходить, тем более что к ним подошел мужчина. Алла попрощалась и приблизилась ко мне.

— Знаешь, очень приятная дама, они здесь живут с советских времен. Она обрадовалась, когда узнала, что мы из Петербурга, рассказала, что после вхождения Латвии в Европу стало хуже, все подорожало, пенсия маленькая. А главное, могут отобрать квартиру, потому что находятся старые хозяева квартир и тех, кто поселился в советские годы, выселяют. Представляешь? Ее дочка уехала в Англию и живет теперь в Лондоне, так делают многие молодые, потому что с работой плохо…