Люби меня (СИ) - Тодорова Елена - Страница 9

«Стоп», – сам себе на пороге комнаты говорю.

И действительно притормаживаю. Только поздно.

Если бы у нас с Богдановой ранее не возник дисконнект, решил бы сейчас, что она ждет траха. Зачем еще ей выключать снова телевизор и погружать помещение в полумрак? Весь свет погасила. Большую часть жалюзи закрыла. На том же диване улавливается лишь ее силуэт.

– Я подумала, нам следует немного узнать друг друга, – шелестит Соня, пока я закладываю руки в карманы шорт и настороженно шагаю в комнату. – Вдруг твои родители что-то спросят за ужином… Я бы не хотела чувствовать себя глупо.

– Начинай, – сухо отзываюсь я.

Опускаюсь на диван и в напряжении застываю. Мне не нравится чувствовать ее рядом, даже когда света нет. Я вроде как все-таки человек, а в темноте слух, нюх и какая-то чуйка обостряются, будто у псины.

– Чем ты любишь заниматься больше всего?

Сексом.

– Много чем.

– Назови варианты, пожалуйста, – продолжает докапываться Соня. – Я, например, каждую свободную минуту читаю. Я могу это делать за завтраком, за обедом, за ужином, в транспорте, на перемене, лежа в кровати перед сном… Если книга очень интересная, могу с ней даже чистить зубы! У нас под зеркалом небольшая полочка. Там отлично встает мой телефон.

– То есть ты читаешь электронку? – не то чтобы меня эта тема хоть сколь-нибудь увлекала, но надо ж как-то развивать диалог. – Из приложений?

– Да. Чаще всего. Бумажные книги дороже.

Снова упираемся в деньги. Это лишь подтверждает основную теорию: ей нужен кэш.

Оставляю эти мысли при себе просто потому, что мне реально нужно, чтобы она осталась до вечера.

– Что именно ты читаешь? Художку?

– В основном.

– Какие жанры?

– Эм-м… Любовные романы и… – по каким-то причинам медлит. Слышу, как начиная суетиться, несколько раз вздыхает. И в конце повторяет: – Любовные романы.

Хмыкаю.

– Любовные романы и любовные романы?

Новая череда вздохов с противоположного края дивана.

– Просто любовные романы!

– Ясно.

– Что тебе ясно? – отчего-то волнуется. Но сама же быстро меняет тему: – Теперь твоя очередь! Рассказывай, что делаешь, когда отдыхаешь.

– Провожу время с друзьями.

– А-а, с этими… – умудряется выказывать пренебрежение.

– Именно с ними, – в тон ей отвечаю я.

– И чем вы занимаетесь? Шуточки ниже пояса можешь оставить при себе.

– Непременно, – шумно выдыхаю я. – Блядь, на самом деле тут много вариантов.

– Перечисляй.

– Баскетбол, игры через сеть, разговоры под бухич, просто разговоры, какие-то общие терки, пирс, телки…

– Прости, что? Телки? – резко подается ко мне, качая воздух. – Это ты девушек так называешь?

Ничего криминального я в подобном обращении не вижу. Да и у меня по-прежнему нет намерения нравиться Богдановой – напоминаю себе. Напоминаю и отчего-то напрягаюсь, будто налажал.

– Какой все-таки рогатый принц! – восклицает она через долгое мгновение тишины.

И сразу же подскакивает с дивана, потому как подскакиваю я. Шансов убежать от меня у нее нет. Нагоняю через три шага. Разворачиваю и нагло впечатываю в себя.

На мгновение теряюсь в сути происходящего. Чувствую, что Соня тоже.

Сталкиваемся дыханием, и какие-то долбаные спецэффекты летят. Химическая реакция абсолютно неожиданна. Словно соединяются и вступают во взаимодействие два сильнейших взрывоопасных элемента. Неоновый эфир, и нас охватывает пламенем.

Огонь по венам. Сердце – набатом. В пустой голове – тонкий звон.

– Лучше тебе прямо сейчас придумать, как закрыть сказанную тобой херню, – сиплю, не замечая того, что почти касаюсь ртом ее губ. Темнота дезориентирует. Я ни черта не вижу, а остальное восприятие странным образом размазывается. Я сам себя не ощущаю. Ни габаритов своих, ни более тонких материй. Мне адски жарко и убийственно тесно. – Какой еще рогатый принц? А? Почему это, блядь, рогатый?

– Эм-м… Может, минотавр? Совсем не обидно! И к телкам подходит.

– Ты, мать твою, прикалываешься? Имей в виду, я таких шуток не терплю.

– Я тоже много чего не терплю… То, что я бедная – не значит, что у меня нет достоинства. Считайся со мной, если хочешь, чтобы я считалась с тобой.

– Считаться с тобой? Ну, давай, посчитаемся.

Именно в тот момент, когда дергаю Соню еще ближе, дверь в комнату распахивается. До вспышки света успеваю поймать взволнованное «Саша», густой выдох и… жалящее прикосновение губ.

Каждую клетку в моем охренеть каком мощном теле токовым разрядом простреливает. Работа организма нарушается. У меня все с треском сбоит. Не как у человека, а как у персонажа в тотально лагающей компьютерной игре.

– Почему без света? – отрубает меня от системы питания холодный голос матери. – У нас нет проблем с электричеством. И нет нужды в экономии, – выписывает она со своим обыкновенным высокомерием, пока я отлипаю от Богдановой. – Ужин через пять минут, если вы собираетесь там появиться, – информирует и выходит.

Никогда прежде лично никого не извещала. Даже когда я был здесь с друзьями, справляться насчет приемов пищи приходила Мирослава. Стоило пригласить девчонку, и мама явилась лично.

Херня, что это все не по-настоящему. В любом случае выглядит зашкварно.

Не смотрю на Соню, пока покидаем шале и пересекаем двор. Но у входа в главный дом все же торможу ее.

– Они будут тебя игнорировать, – предупреждаю зачем-то. – Советую делать вид, что для нас их тоже нет.

– Хорошо, – отзывается Соня тихо. Задерживает взгляд на моем лице. Наверное, поэтому и я свой от нее оторвать не могу. – А чем они занимаются?

Этот вопрос делает меня невменяемым.

– Ничем, – резко высекаю я.

И грубо тащу Богданову в дом.

Я думала, что ты – мой герой… А ты – антигерой.

© Соня Богданова

Мои мечты совершенно несовместимы с той реальностью, в которой я все глубже увязаю. Атмосфера за столом настолько мрачная, что никакая роскошь ситуацию не спасает. Я не в состоянии восхититься обстановкой, в которой всегда стремилась оказаться.

В столовой Георгиевых преобладают бежевые и молочные цвета с редкими перламутровыми акцентами. Огромная сверкающая люстра рассеивает над длинным массивным столом приятный желтый свет. Он красиво отражается от изысканных столовых приборов и утонченного хрусталя, и при этом будто окутывает все пространство теплом. Но мне снова зябко.

Я сижу с отрешенным видом и неестественно прямой спиной. Внутренне же чувствую себя сжатой в тугой запутанный клубок нервов. Для Людмилы Владимировны и Игнатия Алексеевича Георгиевых – все тот же моток мусора, от которого пока не предоставилось возможности избавиться.

– Что это за музыка? – чтобы нас не услышали сидящие за столом «статуи», придвигаюсь к Саше и практически касаюсь губами его уха.

Очень боюсь показаться еще более невежественной, чем он меня считает, но все же не могу не спросить. Для меня очень важны детали. Я их все соберу и, как бы больно потом не было, буду погружаться в свои воспоминания.

На его родителей плевать в принципе. Они и без того плохо обо мне думают. Мне подобного от своих хватило. Чужие не пронимают. Я этому не позволяю случиться. Тем более что больше здесь не появлюсь никогда.

Не успеваю отодвинуться, Саша поворачивает голову. Между нашими лицами жалкие сантиметры, а он смотрит так, что сходу пьянит. По моему напряженному телу струится огонь. И сейчас он странным образом помогает расслабиться. Я никогда не напивалась всерьез, но в эту минуту ощущаю, как мне кажется, именно тот приятный кураж, что способен вызывать хмель.

Боже… Надеюсь, этот взгляд Георгиева – не часть того спектакля, что мы с ним сегодня играем.

– Что-то из Армстронга, – отвечает так же тихо. Дернув бровями, кривится и красноречиво закатывает глаза. – Это любимый исполнитель мамы.

Позволяю себе достать телефон, чтобы вписать в поисковик фамилию музыканта.