Люби меня (СИ) - Тодорова Елена - Страница 34

На это я не отвечаю. Телефон из рук выпадает. В глазах резко темно становится. А в голове так шатко, что в стороны качает. Хватаюсь за стенку, чтобы устоять.

Он целовал Надю? Зачем же сказал, что поцелуя не было?

– Где находится этот летний душ? – хриплю с убийственным спокойствием.

– На заднем дворе… – растерянно отзывается Оля.

И я, забывая о том, что на мне халат, вылетаю из комнаты.

Сердце колотится. Кровь горячими потоками с шумом циркулирует по дрожащему телу. В висках свирепо лупит пульс. Я задыхаюсь… Задыхаюсь от боли и какой-то бешеной ярости. Ну и самую малость – от бега. Потому что несусь я по дому, через двор и в перекошенную деревяную конструкцию на всех парах.

Шатохин, закашлявшись, роняет сигарету. Но мне сейчас плевать на то, как это выглядит со стороны. Миновав его, я дергаю дверь и решительно заскакиваю внутрь.

Теряюсь спустя три шага. Когда различаю под падающей из лейки водой Георгиева и осознаю, что он абсолютно, черт возьми, голый. Сдавленно пискнув, резко бросаюсь обратно. Но выбежать не получается. Он нагоняет, ловит за руку и, толкнув к шершавой стене, блокирует меня своим абсолютно, черт возьми, голым телом.

Еще секунды две я анализирую то, что успела увидеть, а уже в следующую – умираю от инфаркта. И лучше бы на этом моя история закончилась. Но нет же… Халат съезжает, неумолимо распахивается, и еще через секунду мокрый и горячий член Георгиева работает на мое тело, как дефибриллятор. Стоило бы заметить, что меня не с той стороны откачивают, но живот пронизывает такими мощными разрядами, что это срабатывает гораздо лучше, чем в принципе могло бы. Ток стремительно распространяется по всему организму. Мое сердце не просто запускается. Оно буквально взрывается.

– Ох, блядь… – этот хриплый выдох я не столько слышу, сколько ощущаю и считываю какими-то рецепторами. – Соня… Ох-р-р, твою мать… Блядь…

«Он там… На свободе… Длинный и толстый… Огромный… Агрессивный… Сжигает меня дотла…» – это все, о чем я способна думать.

Господи Боже мой… Он ведь в самом деле касается моей голой кожи… В самом деле! Это не книга, не фантазии и не сон… Это очередная новая реальность!

И я совершенно к ней не готова.

Меня так трясет, что я не в курсе, каким образом мне удается оттолкнуть Георгиева. Наверное, он сам отстраняется. Я суматошно стягиваю разъехавшийся на бедрах халат. Чудо, что пояс удержал верх, и грудь не обнажилась. По крайней мере, до сосков дело вроде как не дошло… Вроде как.

Я совсем ничего не соображаю.

Молюсь, как идиотка, сама на себя, за то, что додумалась после душа надеть трусы. Машинально опускаю взгляд, чтобы не смотреть Саше в глаза. Но из-за этого ситуация лишь хуже становится – я застреваю на его эрегированном члене.

– Матерь божья! – выдыхаю с такими интонациями, будто на Землю обрушился апокалипсис.

Сама не понимаю, что со мной, черт возьми, происходит. Я не робкого десятка. Много читала о пенисах. С точки зрения секса я знаю о них все! Даже гуглила картинки, когда возникал интерес. Но конкретно Сашина нагота меня смущает настолько, что инфаркт все же предпочтительнее этого конфуза.

– Прости… Я не думала, что ты тут голый… – нервно стискивая полы халата, закатываю глаза под потолок.

– Это душ. Я должен быть в смокинге?

– Это уличный душ! – злюсь за то, что он не понимает элементарного.

– И? Душ – в этом словосочетании ключевое.

– Саша…

Возможно, я реагирую так остро, потому что пришла сюда уже на эмоциях.

Эмоции… Эмоции!!!

Издав какой-то яростный звук, впиваюсь в его влажное лицо взглядом.

– Саша! Зачем ты…

Какого хрена он всегда такой красивый?! Дело ведь не только в члене! Боже… Вообще не в нем! Просто проклятого Георгиева будто кто вручную отлил и после оживил. Он настолько шикарный, насколько только может быть шикарным мужчина. И нагота, конечно же, это подчеркивает.

Я хочу смахнуть все капли с его волос. Медленно стереть их с его красивого лица, с его широких плеч, с его мускулистой груди, с его выразительного пресса… И дальше… В паху у него нет волос. Совсем. Мне тоже надо удалить, наверное… Как хорошо, что я сейчас в трусах! Боже… У него ведь до сих пор стоит! Зачем на нем столько вен? Он не взорвется? Как с ним вообще справляться?! Зачем ему такой большой?!

Господи…

– Зачем ты сказал, что не целовал Надю?

Вот почему я здесь!

«Смотреть в глаза!» – приказываю себе.

Но выдерживать Сашин взгляд – дело тоже нелегкое. У меня слабеют ноги и потеют ладони. Спину накрывает озноб.

– Наверное, потому что реально не целовал, нет? – чеканит с ледяным спокойствием.

Это так разительно отличается от того, каким он был со мной утром. И это очень больно.

– Надя мне написала, что целовал!

Смотрит, как на ненормальную. С каким-то даже омерзением, что ли… Я начинаю задыхаться.

– Никого я не целовал, – каждое слово с внушительными паузами выдает.

– Она написала…

– Соня, ты, блядь, вообще слышишь меня? Никого я не целовал. Никого.

Похоже, выходит из себя. Но мне до этого дела нет.

Я проживаю сугубо свои эмоции.

– Если бы я знала о вас…

– Тебе, мать твою, не кажется, что ты мне слишком много претензий предъявляешь? Вообще ни за хуй! – секанув ладонью по воздуху, отворачивается.

– Если бы я знала… Я бы тебе никогда не позволила себя поцеловать!

Едва я выплескиваю свой лейтмотив, Георгиев резко вскидывает на меня взгляд. Эмоции проносятся в его красивых темных глазах, словно буря, которая неизбежно подхватывает и меня.

– Саша…

Он не дает мне договорить. Приперев обратно к стенке, набрасывается на мой рот. В этот раз в его действиях нет ни грамма нежности. Это яростный, требовательный и полный голодной страсти поцелуй. Саша обрушивает всю свою похоть, а я все равно тащусь! По правде, мой восторг еще более сильный, чем утром. Сейчас мы не просто химическая лаборатория. Мы целая атомная станция. С первой встречей наших языков происходит техногенная катастрофа.

Я понимаю, что мы должны остановиться немедленно. Ликвидировать последствия, пока это возможно. Но вся суть в том, что никто из нас не желает останавливаться.

Я позволяю терзать свой рот губами и зубами. Я позволяю трахать его языком. Я позволяю засасывать себя, пока в чувствительной плоти не возникает боль, пока по телу не разливается животное желание, пока не намокает белье.

Только эти «пока» – как точки многоточия. Их бессчетное количество. Уверена, что до полномасштабного взрыва они бы не закончились. Если бы не… Если бы не грохот в дверь и отрезвляющий голос Шатохина.

– Не хочу вас прерывать, но, блядь, тут как бы гости собираются… К зрителям готовы?

Я – нет.

Вырываюсь и выскакиваю из душа. Георгиев в чем мать родила – следом.

– Соня, стой, – дергает за локоть. – Мы не договорили.

Вдвоем мы и налетаем на Олину бабушку. Она особо не реагирует, но это позволяет мне убежать. Извиняюсь перед ней несколько позже, когда уже начинаем накрывать на первый стол. Улучаю минутку, когда остаемся в кухне одни.

– Вы не подумайте ничего плохого, – взволнованно оглаживаю юбку платья ладонями. – Мы там просто поругались… Саша выскочил голым за мной на эмоциях. Извините, что так получилось.

Старушка, спрятав взгляд, приглушенно смеется. И при этом не перестает нагружать на поднос тарелки.

– Нічого страшного, доця. В селі хуєм нікого не злякаєш. У нас тут і бики, і коні… І всі без трусів!

Боже… Лучше бы я промолчала.

…я не зациклена на нем…

© Соня Богданова

Он ведет себя холодно.

Словно не было ссоры, поцелуя, интимного контакта… Словно бы не было ничего. Далекий, надменный и неприступный. Таким я знала Александра Георгиева до того, как он попросил меня притвориться его девушкой.

Снова это чувство… Будто бы я ему безразлична.

Тогда что он здесь делает? Ну, это же смешно! Зачем так себя вести?! Неужели гордость реально важнее? Мне никогда не понять. Но раз он предпочитает играть в равнодушие, то я подыграю.