Люби меня (СИ) - Тодорова Елена - Страница 29
- Предыдущая
- 29/92
- Следующая
– Короче, все просто. Выбирай. Если хочешь идти – иди, если хочешь забыть – забудь[1]… – затягивает на удивление тонко.
Вдыхаю, наконец. А на выдохе смеюсь, потому что от Тохи это реально ржачно звучит.
О том, что дальше в этой песне, я, хоть никогда и не признаюсь, но в курсе. И, сука, даже мысленно прорисовывать такие перспективы не могу.
– Она хочет, чтобы я ее поцеловал, – выдаю и вроде как морщусь. Все слизистые вдруг за один вдох огнем обжигает. Будто не кислород втянул, а какую-то отраву. Тяжело переваривать. Жжет даже глаза. – А я никого никогда… – признавать это еще больший зашквар, чем думать об этом. – Никогда никого не целовал, – выдаю резко, словно бы разъяренно, на одном дыхании.
– Чего, нах? – высаживается Тоха конкретно. Наверное, никогда прежде столь сильного изумления в его голосе не слышал. Ну и… Похрен. Почти. – Ты сейчас серьезно? Прокурор, блядь! Прокурорище, мать твою! Я, сука… – ржет, естественно. Аж икает, пидор. – Блядь, прости… – и дальше захлебывается. – Е-е-ебать ты конь… Я просто в ахуе!!
– Да пошел ты… Гондон.
– Учить тебя не буду, сразу говорю, – прется вовсю. Вот уж точку прикола нащупал. Кретин полоумный. – Ну, ладно… Ладно, брат… Давай разок по-дружески залижу… – вываливая язык, мотает им как дурная псина. – Соньку не дашь же, верняк…
– Отсосешь! – агрессивно реагирую я.
И не за себя ведь крою. На ебанутые шуточки Шатохина похуй. Но стоит ему только заикнуться насчет Сони, зверею, как какое-то примитивное парнокопытное.
– Блядь… Просто если ты ссышь облажаться, сразу скажу: невелика наука. Нечего там делать. Смотри: засасываешь одну губу, потом вторую, и заталкиваешь язык ей в рот, – инструктирует, не прекращая ржать. – Нет, я, конечно, знал, что ты – высокомерная гнида… Но не думал, что настолько, чтобы стрематься целоваться!
– Иди на хуй, – глухо выталкиваю я.
Но понимаю ведь, что он теперь не уймется.
Выбрасываю окурок и сразу же поджигаю новую сигарету.
– Поцелуй ее! Не будь ослом!
– Сука, – выдыхаю, вспылив, я. – Она хочет, но не дается!
А я только мысль об этом допускаю, низ живота клинически спазмирует. Под внушительной толщей мышц разворачивается какая-то долбанутая хворь. И не чистая похоть в этом. Нет, что-то гораздо сильнее. И страшнее.
– Не дается, потому что ты ослишь! Перестань ослить!
Скриплю зубами, хоть и понимаю, что он прав.
– Тоха… Реально, иди на хуй.
– Ничего не могу поделать, – в драматическом жесте прижимает к груди ладонь. – Мне тебя жаль, брат.
Клоун. Таких поискать еще – днем с огнем не найдешь.
– В жопу себе свою жалость засунь, – одной глубокой тягой приканчиваю сигарету. И понимая, что иначе Тоху не успокоить, спешно перевожу тему: – Мусоров на хрена притащил? Без спецэффектов никак? – возмущаюсь приглушенно. – Устроили тут маски-шоу, блядь.
– Ну, я же не такой дебил, как ты, чтобы бросаться на толпу в одиночку.
– О, да. Ты не дебил. Кто выписал отряд?
– Угадай.
– Сука… А чего ты сразу мою мать сюда не притащил?!
– Был шанс. Она же как доеблась… – закатывает глаза. Потом будто бы спохватывается, вспоминая, что у меня с предками вроде как адекватные отношения. Не то что у него. Не совсем то. Но тоже хреново, поэтому я на эту фразу не реагирую. – Ну, сам знаешь, какая она, – считывая мои эмоции, снисходительно кривится. – Трезвонила полвечера. Хотя я ей сразу сказал, что все спокойно решу и без ее внушений. Так она на мои болевые давить пыталась, прикинь? Честно, с трудом сдержался, чтобы не напхать в красках. Если бы не ты, узнала бы, что я о ней и Игнатии Алексеевиче думаю. Ебаные прокуроры. Соррян.
– Об этой херни здесь никому.
– О какой? Что твои родаки реальные прокуроры?
– Да.
– Даже Соньке?
– Ей особенно.
– Понял, – выдыхает Тоха отличительно серьезно. Все-таки чувствует, когда юморить, а когда – вот вообще не стоит. За это его и люблю. – Ладно, идем бухать. У меня до утра большие планы: натянуть пару-тройку сочных кисок.
– У меня тоже, – выдаю неожиданно. – Планы, – уточняю, и замолкаем. Взглядами какое-то сражение ведем, пока я не сдаюсь: – Знаешь, где эта Савинова живет?
– Угу. Уже знаю. Раздобыл для тебя адресок.
– Так, какого хера молчишь?
– Жду, пока ты попустишься.
– Тоха…
– Спасибо, что ли?
– Да, блядь... – сиплю я сердито. Сглатываю, перевожу дыхание и выталкиваю: – Спасибо, конечно, – с благодарностью сжимаю его плечо.
– Всегда пожалуйста, – отражает жест. – Может, поебетесь разок и остынете. А может, будете ебаться какое-то время. Без выноса мозга себе и окружающим.
– Кончай философствовать, – хриплю раздраженно.
На самом деле, словно сопливый пиздюк, даже думать о сексе с Соней затрудняюсь. Меня моментально накрывает. И я лагаю. Дико лагаю от этих ощущений. Словно устаревшее железо, которое скорее взорвется и разлетится в пыль, чем вывезет нагрузку.
– Ты прав, мне срочно нужно кончить, – ржет Тоха и отправляется, наконец, на поиски своей первой жертвы.
***
Она не приходит.
Бах, бах, бах, бах, бах… Стою среди этих проклятых подсолнухов, оглушенный разгромными ударами собственного сердца. Все полчаса, что я заставляю себя ждать Богданову, мою, казалось бы, отличительно сильную плоть раздирают бешеные эмоции. Двигаю из-за них кукухой, или просто зверею – трудно определить. Осознаю лишь то, что, несмотря на полную неподвижность, теряю баланс. Расшатывает так яро, что в какой-то момент возникает ощущение, будто качает физически.
Александр Георгиев: Приходи в подсолнухи за поцелуем.
Перечитываю отправленную депешу, чтобы убедиться, что ясно выразил мысль. Все ведь понятно! Не найти желто-зеленое поле Соня не могла. Оно прям рядом с домом Савиновых. За него с трассы в первую очередь цепляется взгляд.
Александр Георгиев: Приходи в подсолнухи за поцелуем.
Что не ясно?! Очевидно же, что это гребаное приглашение! Разве не об этом Богданова мечтала? Я перечитал те тексты, что она мне присылала. И пришел к выводу, что она ждет чего-то особенного. Ебанулся, однозначно! И ведь даже не пил, а выдумал такую хуйню. Как же низко я пал! Ниже просто некуда! Я на дне. И из-за кого? Из-за какой-то сопливой девчонки?
Какого хера вообще?!
Ненавижу! Как же сильно я ее ненавижу!
Этому злоебучему сообщению предшествовали сотни минут размышлений, ломки и свирепого сражения с самим собой. И ради чего?! Она, блядь, даже не приходит! Я всем своим ублюдочным нутром наружу вывернулся, а она не приходит! Прочитывает и просто, на хрен, игнорит.
Еще минут десять стою.
Не знаю зачем… Не знаю! Ведь каждую долбаную секунду я будто в огне сгораю. От злости, от стыда, от похоти, от тоски – заживо сгораю. Есть еще какие-то чувства, но их я распознать не в состоянии, даже несмотря на то, что они в этом пламени – самые яркие языки.
Все. На хрен. Домой.
«Собрать яйца в кулак и навсегда съебаться из жизни Богдановой…»
Я смогу. Быть хладнокровным ублюдком – мое призвание. Моя ебаная суперсила. Кишки выблюю, но справлюсь. Ноги моей больше рядом с Соней не будет. Пусть едет куда хочет. И делает тоже! Равного себе ищет – вообще не вопрос! В этом конченом селе как раз должны найтись ей по уровню.
Я не буду перед ней прогибаться. Не буду ее добиваться. Не буду ее обхаживать.
Мне нравится действовать нагло и быстро, яростно и пошло, жадно и эгоистично.
Я ценю результат, а не путь его достижения. Я люблю сразу же получать желаемое, а не встречные условия и головную боль.
Но…
Стоит мне подумать о том, чтобы оставить здесь Богданову… Стоит представить, что к ней кто-то подваливает… Стоит попытаться натянуть на опухшую башню принятие того, что она так никогда и не станет моей… По грудачине расползается жгучее кружево боли. Моя напряженная плоть будто трескается. И начинает на хрен крошиться, оставляя в самых чувствительных местах сквозные раны.
- Предыдущая
- 29/92
- Следующая