История (книги 1-5) - Диакон Лев - Страница 11

Как только засияла весна182и зимняя стужа совершенно растворилась в летней теплоте, к василевсу стали по его приказу стекаться войска. Он превосходно вооружил воинов, число которых превысило 400 тысяч, поднял знамя и вступил на дорогу, ведущую к Тарсу.

2. Во время похода один из легко вооруженных воинов, утомленный трудностью пути (войско проходило в то время по глубочайшему ущелью, зажатому между утесами и обрывами), сбросил с плеч свой щит и оставил его на дороге. Государь, проезжая мимо, увидел этот щит и велел одному из сопровождавших подобрать его. Едва только войско прибыло на привал, как он стал доискиваться, у какого лохага находится в подчинении воин, который прежде сражения, не встретившись еще с опасностью, бросил щит и лишился своего оружия183. Виновный не прятался и был немедленно обнаружен. Устремив на него грозный и суровый; взгляд, государь произнес:

"Скажи-ка, негодный, если бы на нас сейчас неожиданно напал неприятель, каким оружием ты, бросивший щит на дороге, стал бы обороняться от врагов?" Воин застыл от ужаса и стоял с раскрытым ртом. Василевc приказал лохагу отстегать его, обрекшего себя на смерть, розгами, отрезать ему нос и водить на показ всему лагерю. Но лохаг, то ли охваченный жалостью к этому человеку, то ли смягченный дарами, отпустил его невредимым. На следующий день государь увидел этого воина, позвал к себе лохага и обратился к нему с такими словами: "О упрямый наглец, как посмел ты не выполнить мой приказ? Или ты думаешь, что я меньше тебя забочусь о войске? Ведь я велел наказать того, кто бросил свое оружие, в назидание прочим. Пусть никто не подражает его беззаботности и слабости" не повторяет его проступка, чтобы не оказаться безоружным на поле боя и не погибнуть тотчас же от руки неприятелей!" Затем он жестоко наказал лохага розгами и отрезал ему нос, чтобы все-войско остерегалось впредь небрежного отношения к своему оружию184.

3. Вскоре (Никифор) подошел к окрестностям Тарса, разбил лагерь и возвел вокруг города укрепление. Он приказал вырвать цветы и срубить деревья, которыми обильно поросли поля и луга, чтобы сражение происходило на открытом месте и чтобы варвары не имели возможности, устраивая в лесистых местах засады, внезапно нападать на ромейское войско. Вся округа лишилась своей природной красы; она была раньше плодородна, богата пастбищами и украшена разнообразными растениями, плоды которых давали различные соки.

Жители Тарса, гордые прежними своими победами над ромеями, обнаружили вначале свое бесстрашие и горячность: они не смогли удержаться, вышли из города и выстроились сильными, сомкнутыми рядами, выказав себя сверх всякой меры смелыми и дерзкими перед лицом военной опасности. Василевс же вывел из укрепления наиболее стойкую и сильную часть войска и построил фаланги на пространстве между двумя лагерями; впереди он поставил одетых в броню всадников, а сзади (расположил) стрелков и пращников, приказав им оттуда поражать неприятелей. Во главе правого крыла стал он сам, ведя за собой бесчисленное множество всадников; на левом крыле сражался Иоанн, прозванный Цимисхием, возведенный в достоинство дуки185. Он был муж горячего нрава и как никто другой выказал себя невероятно смелым и пылким (в бою), несмотря на то, что, подобно баснословному богатырю Тидею186, был очень небольшого роста; в маленьком его теле таилась храбрость и сила героя. Когда василевс приказал трубить к сражению, показались двигающиеся в превосходном порядке ромейские фаланги, и все поле засияло блеском оружия. Тарсийцы не устояли перед таким натиском; поражаемые градом копий и оружием стрелков и пращников, поставленных позади, они тотчас обратились в бегство и постыдным образом заперлись в стенах города, потеряв в этой стычке немалую часть своих сограждан. Безудержный страх охватил их, когда они увидели столь многочисленное, искусно наступающее войско; они расположились на городских стенах, укрепив их метательными орудиями, и, оказавшись недосягаемыми, стойко ожидали вражеского нападения.

4. Самодержец Никифор увидел, что прямо к городу подойти и подступиться невозможно, что овладеть им приступом нельзя, и решил не подвергаться опасности, (отказаться от) безрассудного стремления к битве и обречь (тарсийцев) на голод, который своей жестокой необходимостью поневоле заставит их сдаться. Приняв такое решение, он окружил город надежной охраной. Пока голод еще не истощил до конца тарсийцев, они оборонялись, бросая с башен копья в ромеев; когда же голод изнурил их жалким образом, когда недостаток пищи ослабил их тела, гнетущая печаль охватила город, и жители, покрытые смертной бледностью, ничем не отличавшиеся от призрачных теней, впали в ужасное отчаяние. Ведь бедствие, причиняемое голодом, наиболее губительно и достойно сожаления; тело теряет свою стройность, холод гасит его теплоту, кожа превращается в некое подобие паутины, обтягивающей кости, и постепенно приближается смерть187.

Когда (тарсийцы) уже не в силах были совладать с нестерпимым голодом и не могли более сражаться со столь большим войском, они заключили мир с василевсом, прекратили сопротивление при условии, что каждому желающему будет дозволено свободно уйти во внутренние области Сирии. (Никифор) согласился с этим условием, и, когда мир был заключен, он приказал им немедленно выйти из города, имея с собою из всего необходимого только одежду188. Итак, он овладел городом189, собрал неисчислимо богатую добычу, разделил ее между воинами, поставил надлежащую охрану и, взяв с собою золотые кресты, украшенные драгоценными камнями, - эти кресты были захвачены тарсийцами в разных битвах, бывших неудачными для ромеев190, - отправился в столицу. По прибытии он был восторженно принят народом?" поместив захваченные кресты в знаменитом божьем храме, он долгое время191развлекал народ состязаниями колесниц и другими играми - ведь византийцы более других людей пристрастны к зрелищам.

5. Как раз во время этих развлечений к Никифору явились послы мисян192. Они заявили, что их властитель требует обычной дани, за которой они и посланы теперь к василевсу193. (Никифор) был спокойного нрава, и его нелегко было вывести из себя, но (речь послов) против ожидания чрезвычайно его рассердила; преисполненный гнева, он воскликнул необычным для него громким голосом: "Горе ромеям, если они, силой оружия обратившие в бегство всех неприятелей, должны, как рабы, платить подати грязному и во всех иных отношениях низкому скифскому племени!"194Находясь в затруднении, он обратился к своему отцу Варде, - случилось, что тот, провозглашенный кесарем, был тогда при нем, - и спросил у него, как следует понимать то, что мисяне требуют у ромеев дани: "Неужели ты породил меня рабом и скрывал это от меня? Неужели я, самодержавный государь ромеев, покорюсь нищему, грязному племени и буду платить ему дань?" Он тут же приказал отхлестать послов по щекам и сказал им: "Идите к своему вождю, покрытому шкурами и грызущему сырую кожу, и передайте ему: великий и могучий государь ромеев в скором времени придет в твою страну и сполна отдаст тебе дань, чтобы ты, трижды раб от рождения, научился именовать повелителей ромеев своими господами, а не требовал с них податей, как с невольников".