Звезды царской эстрады - Кравчинский Максим Эдуардович - Страница 2

Вернись, я все прошу – упреки, подозренья.

Мучительную боль невыплаканных слез,

Укор речей твоих, безумные мученья,

Позор и стыд твоих угроз…

Дверь тихо отворилась, и вошел бледный Юрьев. Остался на пороге, не вынимая рук из карманов, и по тому, как обвисли полы его короткого пальто, Уилки определил: “В левом – браунинг, в правом – кольт”.

– Погоди, – сказал ему Уилки. – Очень хорошая песня.

Мы так недавно так нелепо разошлись.

Но я был твой, а ты была моею.

О, даймне снова жизнь —

вернись!

Пластинка, шипя, запрыгала по кругу. Уилки снял мембрану. Налил себе виски, взбудоражив спиртное газом из сифона.

– А хорошо поет, верно? – спросил равнодушно».

Писатель очень точно находит примету времени. Красавец-певец, проникновенно изливающий декадентский романс, – то, что надо^[1].

Как ни странно, но в отличие от других, гораздо более серьезно эту жизнь воспринимавших коллег именно Морфесси написал мемуары под названием «Жизнь, Любовь, Сцена. Воспоминания Баяна русской песни». Они вышли в 1931 году, в канун 50-летия артиста, в Париже, и с тех пор никогда в России отдельным изданием не печаталась.

Обсуждая в редакции состав и компоновку будущей книги, мы решили использовать мемуары Баяна русской песни как некую канву, вплетая в нее различные отступления, врезки, дивертисменты, антракты – всё, чтобы как можно подробнее обрисовать эстраду предреволюционной России.

Конечно, по ходу «пьесы» Морфесси упоминает знакомых, друзей, а главное – соратников по артистической стезе. Но ни одного крупного портрета он не нарисовал. В лучшем случае это абзац-другой прочувствованной, но с фактологической точки зрения совершенно нулевой информации.

Мы постарались восполнить эти пробелы. Так, вы прочитаете в книге о жизни – на сцене и вне ее – Николая Северского и его сыновей (знаменитая семья певцов и… военных летчиков), Михаила Вавича (с которым Морфесси очень крепко дружил, но почему-то не посвятил ни строчки), Александра Вертинского (с которым Баян соперничал за славу); истории жизни и творческого пути таких певиц, как Надежда Плевицкая, Иза Кремер, Настя Полякова… Присутствуют в книге менее известные личности: куплетисты Сарматов, Сокольский и Троицкий, борец Иван Заикин, клоун Жакомино и личности, совершенно забытые сейчас, но тоже определявшие лицо российской сцены.

Жизнь Морфесси взята за основу еще и потому, что оказалась она у Баяна долгой, вместив в себя славу, революцию, изгнание, войну… Практически никому из коллег артиста Господь не отмерил столь долгий век. Именно судьба Морфесси позволяет нам протянуть нить повествования с конца века XIX до середины XX столетия, увидев широкую панораму биографий эстрадных звезд царской России на фоне бурного времени.

Но прежде чем на «сцене» появится с сольной «программой» Юрий Морфесси, мне хочется пусть пунктирно, но обрисовать упущенные им образы, дабы, оправдывая название этой книги, дать развернутый ответ на вопрос: «Из каких же драгоценных осколков складывалась мозаика эстрады царской России?»

Максим Кравчинский

Интродукция. Во славу!

«Несравненная»

Ах, да пускай свет осуждает,

Ну, да пускай тянет молва.

Кто разлюбил, тот понимает,

Мне осудит никогда…

Из репертуара А. Д. Вяльцевой, слова С, Зилоти

Примадонной царской России, без сомнений, следует признать Анастасию Дмитриевну Вяльцеву. Полет «чайки русской эстрады» смотрелся намного эффектнее и стремительнее практически всех ее конкуренток. «В Вяльцевой, – утверщал именитый театральный критик А. Р. Кугель, – было что-то зовущее, колдовское и тревожащее».

Конечно, нет шкалы, по которой можно измерить успех или человеческую драму, и судьбы других певиц – современниц Вяльцевой не менее (а кому-то может показаться, что и более) накалены и трагичны. Но лучшей точки отсчета, чем жизнь и творчество Несравненной, как благоговейно звали Вяльцеву даже самые злые акулы пера, для начала рассказа трудно отыскать.

Анастасия Вяльцева родилась в крестьянской семье, в деревеньке Алтухово, что до сих пор стоит среди брянских лесов^[2].

Мать, Мария Тихоновна, занималась хозяйством и воспитанием троих детей. Кроме дочери подрастали два сына – Яков и Ананий. Отец служил лесничим в соседнем имении графа Орловского, но вскоре после рождения Насти погиб от упавшего дерева, оставив семью практически без средств к существованию.

«…Возле проселочной дороги стояла их избушка с завалинками до самых окошек. Низко нависшая замшелая крыша дополняла печальную картину нищеты и заброшенности…»^[3]

Дети подрастали, и Мария Тихоновна решила перебраться в большой город, дабы определить их учиться какому-то ремеслу.

Годы спустя Анастасия Дмитриевна вспоминала, что у них с матерью и братьями не было денег даже на самый дешевый железнодорожный билет и потому «за лучшей долей» в ближайший крупный город – Киев они отправились, сколотив с помощью соседей плот.

Настя Вяльцева – подгорничная в киевской гостинице

Через знакомых мать пристроила восьмилетнюю Настю ученицей в портняжную мастерскую. Втянувшись в нелегкий рутинный труд, сидя за шитьем, девочка часто напевала известные ей с детства песенки и вскоре стала любимицей всех мастериц, прозвавших ее «нашей пташечкой».

Миновали годы обучения, не принесшие, однако, никаких перспектив.

Через знакомых мать помогла дочери устроиться подгорничной в гостиницу на Крещатике. Устраивала с тайной надеждой, что кто-то из заезжих знаменитостей (а их приезжало в Киев немало) обратит внимание на звонкоголосую девчушку.

Звезды, впрочем, не спешили одаривать своей протекцией скромную служанку, прибиравшуюся в номере. Зато сама Настя не теряла веры в успех и каждую свободную минуту старалась не тратить понапрасну. Заучивала популярные песни, интересовалась судьбой тогдашних кумиров, а на заработанные деньги посещала концерты и спектакли. Девочку заметили: в тринадцать лет ее приняли статисткой в захудалый театрик.

Год спустя, поднабравшись опыта, Настя поступает в опереточную антрепризу. Постепенно, шаг за шагом, она нарабатывала репертуар и умение держаться на сцене. Круг ее знакомых состоял теперь из хористок, студентов и молодых актеров. На нее обратил внимание известный театральный режиссер А. Э. Блюменталь-Тамарин и даже рискнул организовать под новую «звезду» антрепризу. Но затея провалилась.

Отчаявшуюся было Настю неожиданно пригласил в гастрольную поездку другой импресарио.

Она согласилась и, объехав с выступлениями ряд крупных городов, двадцати неполных лет очутилась в Москве, где поступила на службу в театр «Аквариум».

Хористка Петербургского театра «Аквариум»