Совок 5 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 31

— Очень хочется! — подтвердила мои предположения сисясто-жопастая малолетка, — Вы только скажите, что надо, я на всё согласная! — не обращая ни малейшего внимания на обеспокоенно вскочившую со стула идээнщицу, Светлана Петровна притиснула меня своей необъятной грудью к маминому шифоньеру.

Я развёл руки в стороны, дабы никто и никогда не смог сказать, что этими самыми руками я прикасался к придавившему меня великолепию. Никто и никогда! Даже при всем желании и нехорошем умысле. И только после этого аккуратно выскользнул из-под юной гражданки Болдыревой. Так перевозбудившейся от радужных перспектив одномоментного обретения полной свободы и двухкомнатных апартаментов.

— Раз готова, то сейчас я тебя в присутствии этой доброй женщины допрошу, а ты мне расскажешь всю правду! — выдал я Светлане Петровне единственное, но непреложное условие её счастья. — Ты по-прежнему согласна? Или передумала?

— Не передумала! — отчаянно из стороны в сторону мотнула головой младшая Болдырева и я снова забеспокоился насчет рвущейся на свободу её объёмной груди. — Только вы меня, товарищ милиционер, не обманите!

— Ты, Светлана, этого не бойся! — уже не обращая на идээнщицу никакого внимания, взял я несовершеннолетнюю гражданку под руку, — Я приличных девушек никогда не обманываю! — в ответ девушка благодарно улыбнулась.

— Понятые есть! — доложился заглянувший в дверь Храмов.

— Отлично! — поощрил я опера добрым словом. — Пошли, Светлана, твою "мамку" изобличать! Не передумала?

Та в ответ сжала свои полные без всякого ботокса и силикона губы в нитку и отрицательно покачала головой. Её лицо, еще минуту назад выглядевшее добродушным и слегка глуповатым, теперь стало напряженно-жестким.

Усевшись в зале за овальный обеденный стол, я быстро вынес постановление о возбуждении уголовного дела и принялся за Раису. Заполнив шапку протокола обыска, я предложил ей, как водится, добровольно выдать полученные от дочери деньги в сумме двадцати рублей. А заодно и вышеозначенный флакон духов, носящий столь символическое название "Пиковая дама". Раиса не стала оригинальничать и вновь ответила мне грубостью, послав в одиночное путешествие по неприличному адресу.

И тогда я, не мудрствуя, повёл понятых к тому самому трюмо, в ящике которого хранились те самые духи. Достал я флакон с величайшей осторожностью, лелея надежду, что хоть один пото-жировой отпечаток Лекарева эксперт Хотиенков да обнаружит.

— Где деньги, Раиса Николаевна? — подошел я вплотную к мамаше, — Ведь всё равно найдём, отдайте сами!

— В лифчике они у неё! — раздался из-за спины голос младшей Болдыревой.

— От же паскудница! — прошипела перекошенным ртом Раиса, — Родную мать мусорам сдала! Надо было удавить тебя, сучку, когда еще ты в люльке лежала!

Охреневающие от происходящего две бабки-понятые наслаждались экологически чистой драматургией. Открыв рты и до предела выкатив глаза.

— На, мент, подавись! — достав из-за пазухи смятые разноцветные купюры, вздорная Рая швырнула их на пол.

Дальше все было рутинно и по привычной процедуре. Деньги и флакон, со всей бережностью и тщанием были упакованы и опечатаны. Допрашивать всех фигурантов я решил в РОВД. Как ни оптимизировал и не высчитывал я логистику, но по-любому получалось, что ехать на базу придется двумя рейсами.

В РОВД Храмов повел Раису к себе пробивать по учетам и откатывать пальцы у эксперта, а я тем временем, быстро поднялся к себе в кабинет и с соблюдением всех процессуальных норм допросил её дочь. Теперь, даже без показаний трёх блудливых писюльков, которые теперь обрели статус свидетелей, у меня окончательно созрела уверенность, что это дело дойдет до суда. И, что мерзкая Раиска уедет на пятилетку шить рукавицы.

— Серёг! — в кабинет вошел бледный и непривычно растерянный Храмов, — Там в дежурке какой-то блудняк зреет, ты бы спустился сам туда! — опер смотрел на меня с непонятным выражением лица. — Ты иди, а я пока здесь побуду, — указал он взглядом на Светлану Петровну.

Ничего не понимая, я решил, что выпытывать у опера то, чего он по какой-то причине говорить не хочет, придётся долго. Гораздо дольше, нежели я дойду до Аскера и сам всё у того выясню. Закрыв бумаги в сейф, я пошел в дежурку. Еще на подходе к ней и к камерам, я ощутил кислый запах рвоты. И, чем ближе я подходил к ОДЧ, тем явственней воняло блевотиной.

Когда я понял, во что вылилась озвученная участковым Денисовым креативная версия со сгоревшим телёнком, мне самому стало дурно. Это еще сильно повезло, что торопясь из аэропорта на службу, я не успел позавтракать.

— Ты понимаешь, Коля первую партию "мелких" в суд повёз, а я зашел твоих проверить. И слышу, они там что-то жуют и похрустывают за решеткой! — мужественно подавляя спазмы, объяснял мне Аскер-заде, — Спрашиваю их, чего жрёте? А они мне отвечают, что на пожаре теленок обгорел, вот они его и общипали немного.

— И?!! — уже предчувствуя недоброе, поторопил я старлея, — Дальше что?

— Ничего! — Аскер, шумно дыша носом, тупо смотрел в угол дежурки, — Я же ничего не знал! — он поднял на меня полные страдания глаза, — Ну и сказал им, что бабка там сгорела, а не телёнок!

— Блядь!!! — на негнущихся ногах я пошел к выходу из дежурки.

— Они сначала всю камеру заблевали, теперь сидят, жалобы прокурору пишут. — Аскер смотрел на меня, будто ожидая какой-то подсказки, — Я их в суд отправлять не стал, дал им бумагу, хер с ними, пусть пока пишут! Серёг, что теперь делать-то? Через час начальник и всё руководство райотдела из городского УВД вернутся! Да и вообще, если информация в город выйдет, никому мало не покажется! Вот увидишь, уже завтра об этом по вражьим голосам трындеть начнут!

Прав Аскер, никак нельзя допустить, чтобы дегустаторы-бабкоеды языки свои распустили. По крайней мере, если и протекут, то лишь бы не сегодня и не в самое ближайшее время. А через пару недель никто их россказни всерьёз не воспримет.

— Они у тебя в клетке сидят? — с сочувствием оглядел я прежде смуглого, а сейчас зеленолицего азербайджанца.

— Да, во второй камере. Перевел я их. Там тоже наблевали, но уже совсем мало. Дышать хотя бы можно.

— Пошли, дружище, ты прав, языки этим монстрам надо укоротить! — потянул я Аскера за рукав, — Иначе никому не сдобровать, всех разгонят с волчьими билетами!

Пересилив себя и стараясь дышать через раз, я вошел в предбанник помещений для административно задержанных. Стоило нам со старлеем только подойти к решке второй камеры, как четверо бледных обормотов загалдели громче самых оголтелых потерпевших. С несвойственной мелким хулиганам дерзостью, задержанные сверкая глазами, полными ненависти, выкрикивали оскорбления и угрозы. Грозили, чем только можно. От жалоб Генеральному прокурору до вульгарного мордобоя.

— А ну заткнулись, падлы! — вспомнив свое армейское старшинское прошлое и надрывая связки, рявкнул я. — Если кто без команду еще свою пасть откроет, пристрелю суку! — я передернул затвор и сунул ствол ПМа сквозь прутья решки.

Угроза возымела действие. Четыре оглоеда разом заткнулись и кто в прыжок, а кто в два, отскочили к противоположной стене, забравшись на сплошняковые нары. Там, стараясь спрятаться друг за друга, они молча, но с прежней ненавистью зыркали на нас с Аскером.

— Чего вы истерите? — уже спокойным голосом начал я понижать градус конфликта, — Жаловаться хотите? Ну так жалуйтесь на здоровье! Вот только кому вы хуже этим сделаете, дебилы?! Вас кто-то к чему-то принуждал? — я поочерёдно оглядел каждого из четверых и все они отвели или опустили глаза.

— Вам предложили поработать и пообещали расплатиться куревом, так? — спросил я и сам себе ответил, — Так! Обещанное вы получили, а что самовольно бабку мародерить начали, так за это с вас самих спросить следует! И спросят! Будьте уверены, как только первая из ваших бумажек дойдет до адресата, так сразу все окажетесь в дурдоме закрытого типа! Пожизненно! Сами должны понимать, кто ж вас, людоедов в нормальное общество выпустит?!