Совок 5 (СИ) - Агарев Вадим - Страница 12

Дверь мне открыла мама Вовы Нагаева. Глаза женщины были покрасневшими. Тетя Альгия приживалкой в этих стенах давно уже не выглядела и что-то меня наталкивало на мысль, что их брак с Львом Борисовичем фиктивным был далеко не на все сто процентов. Это было заметно по тому, как тщательно они пытались скрывать не по-чужому приязненные взгляды в сторону друг друга. Добрая татарская женщина изо всех сил старалась казаться отчужденно вежливой, но от этого их со Львом конспирация еще больше теряла убедительность и натуральность.

— Проходи, Серёжа! — приобняв и поцеловав меня в щеку, забрала она у меня портфель, — Кушать будешь? — жалостливо посмотрела она на меня, добрыми глазами, — Там Элечка с Паной на кухне! Недавно пришла! — с обеспокоенным состраданием глядя на меня, сообщила она мне шепотом.

Я понятливо кивнул, потом не торопясь скинул свою шинельку и снял обувь. Это с какого такого переляху Эльвира Юрьевна припёрлась?! Она давно уже, сдружившись с Паной, навещала её по выходным и вечерам. Но сегодняшний день был скоромный, рабочий, то есть. И в данный момент времени она должна была находиться у себя в присутствии. В своей, сиречь, не к завтраку упомянутой, областной прокуратуре. Потому, ничего хорошего я от встречи с ней не ожидал.

Как-то так получилось, но две недели мы с Эльвирой толком не виделись. Так, чтобы с чувством, с толком и с её расстановкой в самые различные позиции. Трижды я ей клятвенно обещал, что заявлюсь к ней в гости и каждый обещанный мной визит срывался. И все три раза из-за тягот и лишений моей клятой милицейской службы. Крайний раз это произошло из-за внезапной поездки за Судаком в Саратов.

Сначала я прошел в ванную, где помыл руки, освежил утомлённую бессонной ночью физиономию и пригладил мокрыми руками волосы. Потом тронулся на кухню, не ожидая ничего доброго от не ко времени заявившейся Эльвиры.

— Здравствуй, Сергей! — крепким, к моей радости, рукопожатием поздоровался со мной Лев Борисович. Он сидел за столом на своем обычном львином месте.

Пана поприветствовала меня, чмокнув куда-то между виском и глазом. Мадам Клюйко баловать меня не стала и обошлась сухим кивком. Стояла она у окна и держала в руках парящую кофейным ароматом чашку.

— Серёжа, а Элечка сегодня тоже с нами в Москву поедет! — с искренней радостью удивила меня профессорша, — У неё, оказывается, туда командировка по служебной надобности образовалась! — сообщила мне излишне доверчивая к прокурорским работникам Пана.

— Дааа?! — не пожалел я сарказма в своё удивление, — И что там у Эльвиры Юрьевны так пригорело? В Москве этой? — не глядя на Клюйко, участливо спросил я у Паны.

— Тебе командировку показать? — не дав открыть рта тётке, сзади, из-за спины сварливо спросила меня Эльвира.

— А и покажи! — повернулся я к ней и уже не отвёл глаз, пока она не вышла с кухни.

— Ты чего, Сергей? — удивился Лев Борисович, — Зачем ты так на Эльвиру Юрьевну? Она действительно в Москву по своим служебным делам едет. Еще неделю назад об этом она нам с Паной сказала! — неодобрительно посмотрел на меня профессор.

— На, смотри! — влетевшая на кухню Клюйко, протянула мне бумажку об откомандировании её в распоряжение Главного управления кадров Генеральной прокуратуры СССР, — Еще вопросы есть?! — попыталась она испепелить меня своими сверкающими глазищами.

— Вопросов к вам Эльвира Юрьевна у меня больше нет, — смиренно покачал я головой, — А вот рекомендация есть! — посмотрел я на нее с искренним сочувствием.

Чего? — со злым удивлением изогнула брови чрезмерно темпераментная советница юстиции, — Какая еще рекомендация?! — раздраженность в ее взгляде быстро менялась на подозрительность, но всё равно она уже не успевала.

— Сходите, пописайте, Эльвира Юрьевна! — добросердечно посоветовал я ей, — А то из ваших ушей пар уже идёт!

Пана Борисовна по-старомодному добродетельно покраснела и осуждающе округлила глаза, а Лев Борисович не удержался и хрюкнул. Только простодушная нагаевская мама смогла удержать себя в руках и ничем не отреагировать на нашу с Эльвирой перепалку. Но и она слегка прокололась, мельком бросив машинальный взгляд на уши мадам Клюйко. И взгляд этот, почти всеми присутствующими оказался замечен. Эльвирой, так уж точно.

Эльвира Юрьевна, сделала в мою сторону шаг, но вовремя опомнилась. И остановившись, уже в стотысячный раз сообщила мне, что я скотина. Я согласно кивнул, показывая, что оспаривать её экспрессивное и, быть может, вполне объективное суждение о себе, не намерен.

— Вот ты, Сергей, как обычно, не подумав, обидел Элечку, а она, между прочим, нам два спальных купе смогла выкупить! — начала мудро разряжать, чуть не переросшую в вульгарную потасовку, непростую ситуацию, — Извинись, пожалуйста!

— Да нужны мне больно его извинения, Пана Борисовна! — с презрением зыркнув на меня, Эльвира не позволила мне начать процесс сатисфакции. И достойно завершить её моим искренним покаянием. — Хам, он и есть хам! Я вообще удивляюсь, как его в приличные дома пускают! — намекнула она хозяевам, что по-хорошему, меня бы сейчас следовало выставить за дверь.

Но меня пожалели, выгонять не стали и даже посадили за стол.

Все таки жаль, что я не татарин, проникся я тихой грустью. Иначе я попросил бы тётю Альгию меня усыновить. К её Вове до кучи. Уж слишком вкусными у нее получались национальные блюда. Шурпа, она, почти любая и почти всегда вкусная. Но та, которую я ел сейчас, была выше всяких похвал и круче любых эталонов! Всё, что находилось в стоявшей передо мной огромной пиале, было сварено большими кусками. Так, как и должно быть в шурпе. Ароматный желто-янтарный бульон и почти не утратившие от грамотной термической обработки своего цвета и консистенции овощи, попадая в рот, напрочь лишали разума и связи с реальностью. Опомнился я только, когда дообгладывая косточку, прожевал последний кусок мяса над пустой пиалой. И только тогда понял, что веду себя за столом, не как цивилизованный офицер советской милиции, а как ордынский степняк-разбойник пятивековой давности. Разве, что только жирные пальцы о мундир не вытер. На меня смотрели все. И все, кроме мадам Клюйко, смотрели с умилением.

— Еще? — с улыбкой спросила меня тетя Альгия, и я уже хотел радостно кивнуть. Но заметил лабораторно-изучающий взгляд Эльвиры, и неожиданно для себя смутился, — Нет, спасибо! Очень вкусно, но я наелся! — с сожалением вздохнул я и поднявшись из-за стола, опять пошел в ванную повторно умывать лицо.

Потом мы все перешли в загроможденный чемоданами и сумками зал. Там, посредине комнаты были установлены напольные весы, изначально предназначенные для душевного расстройства упитанных женщин. Но здесь, в последние дни перед отбытием, ими оперировали, определяя, какой чемодан сколько весит. Или сумка. Еврейские авиаторы строго следили за весом багажа отлетающей алии.

Тряпки и другое барахло меня не интересовали. Моим внимание уже давным-давно владел деревянный ларец, уже две недели тому назад собственноручно мною собранный. Для надежности не на гвоздях, а на добротных шурупах. Чем-то он напоминал военный ящик для патронных цинков. Но с широкими щелями по всем сторонам. Ящик, как паутиной был в натяг опутан тонкой сталистой проволокой крест на крест и опломбирован. К нему, в двух экземплярах прилагалась бумага от службы экспедиции обкома КПСС. И еще две. Сопроводиловка от завода-изготовителя с перечислением всех артикулов и даже состава металла, из которого этот завод отливает Ильича. Кроме прочего, была еще справка от областного управления культуры с экспертным заключением. Из которого следовало, что данное изваяние культурным наследием советской родины не является и вполне может быть вывезено в расположение израильской военщины.

В тысячный раз оглядев сквозь специально предусмотренные прорехи ящика революционного потомка Сруля Бланка, я поднатужился и не без труда перенес его в угол по рояль. Сопутствующие тирана бумаги я отдал Пане и она прибрала их в свой ридикюль к паспортам, и деньгам.