Выбери любимый жанр

Русская басня - Прутков Козьма Петрович - Страница 33


Изменить размер шрифта:

33

КУЧЕР И ЛОШАДИ

Не ведаю того, в каком то было лете
И точно коего то месяца и дня;
Лишь ехал господин по улице в карете,—
                     То только знаю я.
На козлах кучер был с предолгими усами
И тамо управлял упрямыми конями.
Не так на небесах гордился Фаетонт
Иль Ахиллесов вождь коней Автомедонт.
В то время, как то он без правил и закона
       Скакал к стенам прегорда Илиона,
Как кóзел с высоты, скиптр кучерский в руках,
            Подобно как индейский шах,
Гордился кучер мой и так превозносился:
                   «Какая часть моя!
                                   Где я?
В какой высокий чин на свет я сей родился?
Се подданны мои, на них мне власть дана,
Тварь бедна, для меня лишь ты сотворена!»
Но в час, плачевный час, как хвастал он надменно,
Неслыханное зло в то время совершенно:
                   Конь в брюхо брык,
                   Упал мужик.
                   Поднялся крик.
Кто прежде в высоте вверху был над конями,
            Тот стал под коньими ногами.
О вы, великие и сильны на земли!
Толь страшну истину из уст моих внимая,
            Страшитесь, чтобы не могли
Вы гордостью дойти погибели до края.
И вы, всевышнего подобие и вид,
      Цари, я к вам мой глас днесь обращаю,
Простите мне, коль я воспоминать дерзаю,
Что не презрение любовь к вам в нас родит.

ВЕРХУШКА И КОРЕНЬ

Когда-то Корень так в себе сам говорил:
«Зачем мне истощать своих лишь токмо сил,
                           Чтобы Верхушку,
                    Такую лишь вертушку,
                                  Кормить,
                                  Поить
                    И на себе носить?
Затем ли сделан я, чтоб ей слугою быть?
             Нижé она мой повелитель,
             Нижé и я ее служитель:
             Всегда ль мне ей оброк платить?
                                  Вить
И без тебя, мой друг, могу же я прожить.
Ин сем-ка ей давать свои не стану соки,
Не ссохнут ли ее авось-либо широки
                                  Боки,
На коих лишь сидят вороны да сороки».
Так страшно, в ревности своей, мой Корень рек
И с словом все пути к Верхушке он пресек,
Чрез кои он ей слал питательную воду.
Приблекло деревцо, свернулись ветви вдруг,
             И наконец Верхушка — бух;
И Корень мой с тех пор стал превращен в колоду.
                                  Что ж?
                            Вить то не ложь,
И басенка моя не простенька игрушка:
Итак, какой же бы из ней нам выбрать плод?
                    Правительство — Верхушка,
                    А Корень — то народ.

ПОЛОВИЦА

                     Когда-то Половица
             Изволила поднять носок
                     И вздвинуть свой бочок
             Так, что другая уж сестрица
             Высокородия ея
Была подножием сестрицы ног сея.
             «Поди,— она ей говорила,—
                     И с нами не якшись;
Поди и побеги во всю досочью рысь,
                     Поколе будет сила».
Увидев господин, что досочка поднялась,
Велел ее стесать: она с другой сровнялась.
Я, горделивец, баснь пишу тебе сию:
Подобно унизят кичливость и твою.

ПЕРО

К его превосходительству Александру Петровичу Ермолову

      Не на брегах прозрачной Аретузы,
Но там, где Вологда медлительно течет,
В смиренну сень мою спустились кротки музы,
И прелесть некая с тех пор меня влечет
                     Их несть приятны узы.
Уже и Олешев внимал стихам моим
                           Средь сельских долов;
       Теперь хочу я именем твоим
Украсить басенку, чувствительный Ермолов.
              Когда-то (может быть, теперь)
Перо со Автором быть стало не согласно,
Сказало так ему: «Мой друг, себе не верь
И не хвали свое сложение прекрасно.
                                   Напрасно
Ты стал бы без меня головушку ломать;
Тебе бы никогда стихов не написать.
Когда бы за меня не думал ты приняться,
Не стал бы ты со мной за рифмою гоняться.
       А ты меня отнюдь не бережешь,
Раз со сто всякий час в чернила обмакнешь,—
                                  Чей тут
                          Поболе труд?
Спокойно ты сидишь, я только что черкаю —
              И после то ж мараю.
              Так потому стихи сии,
              Без прекословия, мои».
Писатель, тронутый, сказал во оправданье:
«Неправедно сие, мой свет, твое желанье:
Орудьем было ты стихи сии писать,
                    Но я их сочинитель».
              Сильнее можно бы сказать:
Невидимый в нас ум — деяньям повелитель;
Льзя быть деятельным, хотя не хлопотать;
Победой славится не воин — предводитель.

БАСНЬ

Подражание Де Ла Фонтеню

                            Гора в родах
                     Стон страшный испускала
              И причиняла смертным страх.
                     Вселенна представляла,
Что город та родит, поболе, как Париж.—
                     Она родила мышь.
Когда себе сию я баснь воображаю,
                     Рассказ которой лжив,
                           Но смысл правдив,
              Я стихотворца представляю,
              Что в восхищенье восклицает:
«Пою, как поборал врагов Великий Петр!»
То много обещать, что ж из того бывает?
                                   Ветр.
33
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело