Круги на воде (СИ) - Зимина Татьяна - Страница 33

Протянув руку, я выдернул лопату из кучи и направил лезвие к свету.

- То же самое, - пробормотал Котов, внимательно осматривая, чуть не обнюхивая, инструмент. - Лопата была оставлена специально: работал, мол, инок, исполнял урок, и вдруг прихватило сердце...

Никаких следов крови, волос, на лопате не было. Создавалось впечатление, что она была чисто вымыта после удара, а затем просто воткнута в навоз.

- А почему вы вообще решили, что это убийство? - спросил Алекс батюшку. - Ведь крови видно почти что и не было, запахи успешно маскировались отходами жизнедеятельности животных... Молчите? Тогда я вам скажу: потому что пять несчастных случаев за два года - это много. А если прибавить смерть отца Кондрата - то и все шесть...

- Отец Кондрат умер от старости, - упрямо мотнул головой отец Онуфрий.

Вернулся инок Софроний, неся в каждой руке по ведру воды, а под мышкой - толстую тетрадь.

- Вы идите, - заявил Котов, многозначительно глянув на шефа. - А я тут ещё повожусь. Сфотографирую, - он достал телефон. - Запишу всё, чтобы потом не забыть... Поищу следы.

- Пусть Софроний поможет, - буркнул батюшка-сержант. Не хотел он майора одного оставлять... А может, оно и правильно. Мало ли: может, убийца до сих пор где-то рядом.

- Где мы можем побеседовать? - спросил Алекс батюшку, выходя на воздух.

Я вдохнул полной грудью. После духоты хлева, после запахов навоза и крови, показалось, меня омыло холодной ключевой водой...

- Лучше на свежем воздухе, - отец Онуфрий направился к одинокой сосне, растущей на пригорке за конюшнями.

Под сосной стояла лавочка. Днём с неё наверняка открывался вид на весь скит, со всеми постройками, но сейчас вокруг было темно, и только в крошечные окошки под самой крышей хлева пробивалось немного света.

- Вы спрашивали, почему я сразу подумал, что это убийство, - усаживаясь на лавочку, проговорил батюшка-сержант. - Третьего дня инок Сергий мне исповедался.

- Ясно, - Алекс садиться не захотел, встал рядом с батюшкой боком, чтобы удобно было наблюдать за хлевом, где остался майор. - Разумеется, тайну исповеди раскрыть вы не можете, но зато точно знаете, что Сергия убили. И знаете, почему...

- Не всё так просто, - в голосе отца Онуфрия вновь прорезались стальные сержантские нотки. - Сергий не сделал ничего плохого - это я могу вам сказать, не нарушая клятвы. Но он очень боялся. Я, к сожалению, не придал значения его страхам, списав их на трудность монастырской жизни. Всенощные, пост, тяжелая работа - многих это просветляет, примиряет тело с душой. Но есть и такие, кого тяжелая жизнь со временем начинает угнетать. Это просто нужно преодолеть, перетерпеть, если угодно. Тем большее облегчение наступает потом. Я думал, у Сергия как раз такой переломный момент - он здесь второй год, уже подумывал о малой схиме, как вдруг решил отказаться и возможно, вообще уйти из скита. Это не тайна, об этом мне поведал инок Софроний - я уже упоминал, парни дружили.

- Из-за его исповеди вы решились нарушить внутренний устав и обратиться к помощи со стороны? - сочувственно спросил шеф.

- По этому поводу ничего сказать не могу, - крупные руки настоятеля спокойно лежали на коленях, не выдавая беспокойства. - Но больше всего меня страшит то, что это сотворил кто-то из своих. Понимаете?

- Вы хотите снять с себя ответственность, - кивнул Алекс. - Переложить на чужие плечи...

Батюшка в мгновение ока оказался на ногах. А сержант Щербак всё ещё в хорошей форме, - подумал я, делая шаг по направлению к шефу. Я понимал: если что, Алекс прекрасно за себя постоит. С моей стороны это был инстинктивный порыв. Неосознанный.

- Ответственности я не боюсь, - спокойно, ровным голосом сказал настоятель. - Я боюсь ошибиться.

- Не сомневаются в себе только сущеглупые, нерадивые и полные идиоты, - мирно улыбнулся шеф. - Но чтобы вам помочь, мы должны знать всё.

- Всё, кроме тайны исповеди, - внёс поправку батюшка.

- Ну разумеется, - кивнул Алекс.

...Первый несчастный случай произошел два года назад, меня здесь ещё не было, - начал отец Онуфрий. Он вновь уселся на лавочке, Алекс рядом с ним закурил, а я немного отошел. Голос настоятеля я слышал прекрасно, но хотел послушать и скит.

Иеромонах Пафнутий, свалился с обрыва и сломал шею. Никто не удивился: он шел поздним вечером, по узкой тропинке, оступился. Расследования, конечно, никакого не было.

Потом был инок Лаврентий - утоп в озере. Ловил рыбу, задремал, свалился с лодки и утонул.

Отец Онуфрий помолчал, собираясь с мыслями. Мы ему не мешали.

- Следующая смерть произошла уже при мне... - проговорил он и прикусил нижнюю губу. Словно подавляя желание хорошенько выругаться. - Трудник Павел Скуратов замёрз в погребе.

- Замёрз? - переспросил Алекс.

- В миру Павлуша был наркоманом. К нам пришел сам, своей волей. Хотел избавиться от пагубы... Но тогда он сорвался. Наркотиков в ските не найти, сами понимаете, так он скрутил крышку с бачка с бензином, ну и... надышался. Зимой дело было. Мы и решили... Согрешил парнишка, а потом хотел спрятаться - пока дурь не выйдет. Уснул в холодном порубе, да и замёрз до смерти. А вот сейчас я и думаю: не было греха на Павле. Его злодей уморил, и бензином натёр - чтобы мы нехорошее подумали.

- А четвёртый? - тихо спросил я.

- Вообще из ряда вон, - дёрнул бородой бывший сержант. - Архимандрит Филарет был гостем. С Большой земли человек, из Московской епархии... Что-то с лёгкими у него было, врачи прописали свежий воздух. Гостил без малого неделю, а как-то утром его нашли в собственной постели, мёртвого. Ну, мы сообщили по инстанции, его забрали свои. Нам потом написали: помер от асфиксии, в лёгких была вода...

Алекс задумчиво кивнул.

- Насчёт Филарета я до сих пор не уверен, - добавил отец Онуфрий. - Архимандрит был нездоров. Но...

- Вы правы, - согласился Алекс. - Всегда есть какое-то "но".

Я всё ждал, когда Алекс заговорил про Лихо: ведь настоятель прекрасно о нём знал, даже собирался отвести нас к тому месту, где, по предположениям, Лихо вырвалось на свободу... Но потом вспомнил, что всё это было в моей "временной петле".

Вякать я по этому поводу не собирался: надо будет - шеф сам всё скажет.

Крик прорезал ночную тьму неожиданно. Крик был мужской, и звучал страшно и яростно. Он прокатился над обителью, заметался в верхушках сосен, рассыпался дробью за стенами и наконец стих.

Я уже мчался к воротам. Те были заперты. Не глядя перемахнув высокий тын, я бросился к берегу озера. Крики продолжались, и я ориентировался на них.

Бежал, не разбирая дороги. Пересёк тропинку - она белела среди тёмной мокрой травы, как узкая змейка. Углубился в лес, прыгая через корни, кусты, перемахивая канавы, инстинктивно выбирая путь таким образом, чтобы не натыкаться на стволы деревьев.