Мартовскіе дни 1917 года - Мельгунов Сергей Петрович - Страница 14

• Предыдущая
• 14/174
• Следующая

Неопред?ленная обстановка, вопреки вс?м схемам и теоретическим предпосылкам, накладывала и во Временном Комитет? отпечаток на переговоры, которые велись с ним от имени Исп. Ком. Сов?та. Этот отпечаток довольно ясно можно передать записью в дневник? Гиппіус, пом?чанной 11 час. 1-го марта: "весь вопрос в эту минуту: будет ли создана власть или не будет. Совершенно понятно, что... ни один из Комитетов, ни думскій, ни сов?тскій, властью стать не может. Нужно что-то новое, третье..." "Нужно согласиться — записывает перед писательница — и не через 3 ночи, а именно в эту ночь". "Вожаки Сов?та" и "думскіе комитетчики" "обязаны итти на уступки"... "Безвыходно, они понимают"... "положеніе безумно острое". По записям Гиппіус, сд?ланным на основаніи информаціи, которую "штаб" Мережковских получал от Иванова-Разумника (преимущественно, однако, в передач? Андрея Б?лаго) можно заключить, что в теченіе всего перваго марта шли непрерывные переговоры о конструкціи власти между "вожаками сов?та" и "думцами-комитетчиками" и "все отчетлив?е" выяснялся "разлад" между Врем. Комитетом и Сов?том. Напр., под отм?ткой "8 час." можно найти такую запись: "Бор? телефонировал из Думы Ив. Разумник. Оп сидит там в вид? наблюдателя, вклеенаго между Комитетом и Сов?том, сл?діт, должно быть, как развертывается это историческое, двуглавое зас?даніе". Такое представленіе, как бы опровергающее версію Суханова, будет, очевидно, очень неточно. Д?ло может итти лишь о том "неуловимом" контакт?, который неизб?жно устанавливался между двумя д?йствующими "параллельно" крыльями Таврическаго дворца и сводился к частным разговорам и офиціальной информаціи. Никаких конкретных данных, свид?тельствующих о том, что члены думскаго комитета были бол?е или мен?е осв?домлены о теченіях, нам?чавшихся в Сов?т?, мы не им?ем. Скор?е приходится предположить, что д?ятели Комитета не им?ли представленія о том, что при обсужденіи программнаго вопроса в сов?тских кругах была выдвинута н?которой группой идея коалиціоннаго правительства. По собственной иниціатив? люди "прогрессивнаго блока" такой идеи выдвинуть не могли, ибо они по своей психологіи туго осваивались с т?м новым, что вносила революція — органически "еще не понимали" — как записывает Гиппіус —, что им суждено д?йствовать во "время" и в "стихіи революціи", Нев?рный учет происходивших событій искривлял историческую линію — быть может, единственно правильную в то время. В ночь, когда дв? руководящія в революціи общественныя группы вырабатывали соглашеніе, никто не поднял вопроса о необходимости попытаться договориться по существу программы, которая должна быть осуществлена в ближайшее время. Изв?стная договоренность, конечно, требовала и другого состава правительства. "Радикальная" программа, которая была выработана, являлась только вн?шней оболочкой — как бы преддверіем к свободной дискуссіи очередных соціально-политических проблем. В д?йствительности получался гнилой компромисс, ибо за флагом оставались вс? вопросы, которые неизб?жно должны были выдвинуться уже на другой день.

Возможен ли был договор по существу при вн?шне діаметрально противоположных точках зр?нія? Не должен ли был трезвый ум во имя необходимая компромисса заран?е отвергнуть утопіи? Как ни субъективен будет отв?т на вопрос, который может носить лишь предположительный характер, подождем с этим отв?том до т?х пор, пока перед нами не пройдет фильмовая лента фактов, завершивших собой событія р?шающей ночи. В них, быть может, найдем мы прямое указаніе на то, что в тогдашней обстановк? не было презумпціи, предуказывающей невозможность фактическаго соглашенія. Можно констатировать один несомн?нный факт: вопрос, который представлялся кардинальным для хода революціи, не был в центр? вниманія современников. Объяснить это странное явленіе макіавелистической тактикой, которую прим?няли об? договаривающаяся стороны, желая как бы сознательно обмануть друг друга — так вытекает из пов?ствованія мемуаристов — едва ли возможно... Наложили свой отпечаток на переговоры ненормальный условія, в которых они происходили... Никто не оказался подготовленным к революціи — во всяком случа? в т?х формах, в которых она произошла. Вс? вопросы пришлось таким образом разр?шать ex abrupto в обстановк? чрезвычайной умственной и физической переутомленности, когда лишь "н?сколько челов?к", по выраженію Шульгина "в этом ужасном сумбур? думали об основных линіях". Но и эти "н?сколько челов?к" отнюдь не могли спокойно проанализировать то, что происходило, и больше плыли по теченію. Вдуматься в событія им было н?когда. В?дь с перваго дня революціи общественных д?ятелей охватил какой-то по истин? психоз говоренія: "только л?нивый не говорил тогда перед Думой" (Карабчевскій). Автор одного из первых историко-психологических очерков русской революціи, озаглавленнаго "Русскій опыт", Рысс писал, что будущій историк первый фазис революціи будет принужден назвать "періодом р?чей". Керенскій вспоминает, какое величайшее удовлетвореніе доставляла ему возможность произносить слова о свобод? освобождающемуся народу. В?роятно, не один Керенскій — оратор по призванію и профессіи — испытывал такое ощущеніе потребности высказаться[48]. И только впосл?дствіи начинало казаться, что д?лали они это поневол?, чтобы "потоком красивых слов погасить огонь возбужденія или наоборот пожаром слов поднять возбужденіе". По выраженію американскаго наблюдателя инж. Рута, прибывшаго в Россію с жел?знодорожной миссіей, Россія превратилась в націю из 180 милліонов ораторов. Этого психоза далеко не чужд был и тот, кто по общему признанію доминировал в рядах "цензовой общественности" и был вдохновителем политической линіи Временнаго Комитета. Сам Милюков охотно воспользовался антитезой біографа кн. Львова, противопоставившаго в революціи "чувство" Керенскаго "уму" Милюкова. Приходится, однако, признать, что синтетическій ум Милюкова не сыграл в р?шающую ночь должной роли и не только потому, что Милюков, как записывала та же Гиппіус, органически не мог понять революціи.

Отрицательные результаты недоговоренности сказались очень скоро. В ближайшіе же дни неопред?ленность в вопрос? об юридическом завершеніи революціи, о формах временной правительственной власти и о метод? д?йствія согласившихся сторон создала трудное положеніе. Это роковым образом прежде всего сказалось на судьбах отрекшагося от престола монарха.

В предварительных ночных переговорах представители думскаго комитета отвергли непредр?шенческую формулу р?шенія вопроса о государственной власти, предложенную делегатами Сов?та,— отвергли потому, что Врем. Ком., по словам Милюкова, уж предпринимал м?ры к зам?н? Николая II Михаилом. К сожал?нію, Милюков сам не разсказал, какіе были сд?ланы в этом отношеніи конкретные шаги, и потому остается неизв?стным, что именно им?л в виду зд?сь историк-мемуарист. Представители революціонной демократіи, как пытаются утверждать мемуаристы и историки л?ваго сектора нашей общественности, вообще не интересовались в это время Царем и династіей, "не придавал всей этой политической возн? никакого значенія" (Чернов). До такой степени все "само собой разум?лось", вплоть до "низложенія Николая II", что в "эти дни, — вспоминает Суханов, — никто из нас не заботился о практическом и формальном осуществленіи этого "акта": никакія усилія, никакая дипломатія, никакія козни "праваго крыла" тут ничего не могли изм?нить ни на іоту".

В д?йствительности такое отношеніе объяснялось в гораздо большей степени неопред?ленностью положенія, когда практически не исключалась возможность даже гораздо большаго компромисса, ч?м тот, который формально представителями демократіи нам?чался в часы ночных переговоров. В "записках" Суханова им?ется одно мемуарное отступленіе, как-будто в?рно передающее настроеніе н?которых кругов демократіи: "я даже немного опасался, как бы вопрос о династіи не выт?снил в порядк? дня проблему власти, разр?шавшуюся совершенно независимо от судьбы Романовых. В этом посл?днем ни у кого не было сомн?ній. Романовых можно было возстановить, как династію, или использовать, как монархическій принцип, но их никак нельзя было уже принять за фактор созданія новых политических отношеній в стран?". Современники передают (в частности, Зензинов), что сам Суханов в эти первые дни в интимных бес?дах не проявлял большого политическаго ригоризма, считая кандидатуру в. кн. Михаила фактически вполн? благопріятствующей для "дальн?йшей борьбы демократіи", т. е. допуская, что отреченіе имп. Николая II может и не предр?шать собой еще "формы правленія" в ближайшем будущем. Составители "Хроники февральской революціи", сами непосредственно участвовавшіе в сов?тской работ? того времени, формулировали вопрос так: "поглощенный непосредственной организаціонной работой в город?, он (т. е. Исп. Ком.) как-то не интересовался вопросом о форм? власти, о Цар?, династіи. Предполагалось, что вопросы этого рода входят, естественно, в компетенцію Врем. Комитета". Поздн?йшія утвержденія (их можно найти у Чернова и др.), что "цензовая демократія" скрывала от "сов?тской демократіи" свои переговоры со старой властью, надо считать ни на чем не основанными... Косвенныя данныя указывают на то, что д?ятели Исп. Ком. были в достаточной м?р? осв?домлены о "закулисных переговорах". Это не д?лалось офиціально, как и всё в т? дни... И, быть может, разговоры в "частном порядк?", как выражается большевицкій историк Шляпников, являвшіеся суррогатом открытой и опред?ленной постановки вопроса, надо признать одной из роковых черт тактики первых дней революціи.

• Предыдущая
• 14/174
• Следующая