Сколько стоит миллиард - Абдуллаев Чингиз Акифович - Страница 8
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая
— Вы куда-нибудь отлучались из приемной?
— Нет, никуда.
— Вспомните, Королева, — предложил Дронго, — вы все время оставались в приемной или куда-то выходили? Это очень для нас важно.
— Ну, выходила, — ответила Алена, — один раз и на минутку. Когда они уже закончили и Всеволод Игнатьевич вышел, чтобы позвонить.
— А почему он не сделал это из своего кабинета? — спросил Дронго.
— Откуда я знаю! — искренне удивилась Алена. — Может, он не хотел оттуда говорить.
Там ведь столько народу, и все русский язык знают.
— А куда он звонил?
— Понятия не имею. Когда он стал звонить, я вышла, а вернулась только через несколько минут.
— А куда вы ходили?
— В буфет, там как раз конфеты для подруги брала. Мы вчера день рождения ее отмечали.
— Ясно. Спасибо вам, Королева. Можете идти. Только в свой кабинет. Больше никуда не заходите.
Девушка поднялась и, бросив недовольный взгляд на Дронго, вышла из кабинета, покачивая бедрами.
— Позовите Всеволода Игнатьевича, — предложил Дронго, — по-моему, настало время нам с ним поговорить.
Им пришлось ждать достаточно долго, пока наконец заместитель министра не вошел в кабинет. Полностью игнорируя Дррнго, он обратился к министру:
— Извините меня. Звонили из Стокгольма, я их успокаивал насчет террористов.
— Правильно сделали, — кивнул министр, — если позвонят еще, скажите, что мы выступим утром со специальным коммюнике.
— Обязательно. — Всеволод Игнатьевич сел рядом с другим заместителем министра, словно подчеркивая свой особый статус.
— Всеволод Игнатьевич, — обратился к нему Дронго, — вчера дипломаты приняли решение не лететь вечерним рейсом, а перенести свой отъезд на сегодня.
— Правильно. Это предложили они, а мы сразу поддержали. Нам хотелось, чтобы они закончили работу спокойно, без лишней спешки.
— Очень хорошо, — кивнул Дронго. — Вы не помните, кто именно предложил такой вариант?
— Не помню. Может, швед, а может, англичанин. Только француз горячо возражал. Но в конце концов уломали и его. После этого я пошел докладывать министру о случившемся.
— Нет, — с улыбкой заметил Дронго, — не вы, а директор департамента Костин.
Всеволод Игнатьевич запнулся, смутился.
— Да-да, — быстро сказал он, — конечно, пошел докладывать Костин. Я в это время был в своем кабинете.
— Нет, — снова возразил Дронго, — все свидетели утверждают, что вы выходили во время беседы несколько раз из комнаты.
— Может быть, — нервно заметил заместитель министра, — я не считал.
— Тогда чем вы объясните тот факт, что, как только дипломаты приняли решение об отмене вылета, вы сразу вышли из комнаты и бросились к телефону? Вас видели ваши сотрудники, они же обратили внимание на ваше странное поведение.
Всеволод Игнатьевич открыл рот и сразу его закрыл. Потом с ужасом спросил:
— Вы серьезно подозреваете меня?
— Если вы сумеете объяснить нам, куда именно звонили, то все подозрения с вас снимутся, — невозмутимо ответил Дронго, уже не глядя на министра, понимая, что тот недоволен.
— Это невозможно, — испуганно пробормотал Всеволод Игнатьевич, видя, что все вокруг молчат. — Я звонил… по делам… домой… по работе.
— Так кому вы звонили?
— Я, нет, они… — Заместитель министра окончательно смутился и вдруг выпалил:
— Я все вам расскажу.
Глава 6
В этот момент в кабинете министра зазвонил телефон. Хозяин недовольно поднял трубку.
— Слушаю. Понимаю. Все понимаю. Да, передайте по факсу. Нам очень пригодятся их данные. Спасибо вам большое. Нет-нет, пока воздержитесь от штурма. У меня работают эксперты, мы постараемся все узнать в ближайшие два часа. Да, обязательно позвоню.
Министр положил трубку.
— Сейчас они пришлют нам по факсу данные на всех террористов. Возглавляет их некто Валерий Стуков. Они пока не готовы к штурму, стягивают дополнительные силы. Но у нас осталось не более двух часов. И самое главное, террористам кто-то уже звонил. Знаете, откуда? Из телефона-автомата, который стоит недалеко от нашего здания.
— Вы думаете, это один из наших? — испугался Семен Константинович.
— Возможно, — угрюмо сказал министр. — Вот и Всеволод Игнатьевич хотел нам в чем-то признаться.
— Да-да, — в панике залепетал заместитель министра, — я звонил, вчера звонил два раза…
— Кому? — закричал, не сдерживаясь, министр.
— Девушке. Вернее, женщине. Элеоноре Александровне, вы ее знаете, это наш библиотекарь. Мы встречаемся с ней уже несколько лет. У меня больна жена. Простите меня.
Наступило неловкое молчание. Министр крякнул от неожиданности и, зло посмотрев на Дронго, прошептал в его сторону:
— Тоже мне, Пинкертон.
Дронго пожал плечами. Ему тоже не доставляло удовольствия это копание в грязном белье.
Но расследование нужно доводить до конца.
— Вы вышли сразу, как только узнали о том, что они готовы остаться еще на один день? — спросил он.
— Да, — кивнул Всеволод Игнатьевич, поправляя волосы, — я хотел предупредить Элеонору Александровну, что не смогу вечером к ней заехать. Я понимал, что нам придется остаться поработать с дипломатами, раз они перенесли день вылета.
— Вы кого-нибудь застали в приемной, когда звонили?
— Только Алену. Но она сразу вышла, куда-то торопилась, по-моему, в буфет. А потом из моего кабинета вышел и Костин.
— И вы вернулись обратно?
— Конечно. Я предупредил Элеонору Александровну, что не смогу прийти, и вернулся в свой кабинет.
— Она может это подтвердить?
— Думаю, да.
— Ясно, — устало сказал Дронго. — Возвращайтесь в свой кабинет и позовите сюда Светлану Мухину.
— Да, конечно, спасибо. Я могу идти? — спросил он уже у министра.
Тот махнул рукой, и Всеволод Игнатьевич быстро вышел из кабинета.
Последней к министру вошла Мухина. Она настороженно посмотрела на всех, словно ожидая подвоха.
— Садитесь, — разрешил министр, и она села, удобно устраиваясь на стуле, как обычно садятся стенографистки, чтобы сразу начать работать.
— Вчера вы работали в кабинете Всеволода Игнатьевича? — спросил Дронго.
— Да, — кивнула молодая женщина, — с делегацией ООН.
— Вы все время находились в кабинете?
— Да, я заменила Елизавету Алексеевну.
Она закончила в пять, а потом пришла я.
— Вы слышали, как они предлагали остаться еще на один день?
Женщина холодно взглянула на Дронго через стекла своих очков в красивой и очень дорогой оправе.
— Я не прислушивалась, я работала.
— У вас сохранились записи вчерашней стенограммы?
— Конечно. Но я не столько стенографировала их разговор, сколько работала над проектом, который мне диктовали по очереди дипломаты.
— Кто предложил остаться еще на один день? , — Члены делегации ООН.
— А кто именно?
— Я не помню.
— Но момент, когда решили остаться, вы помните?
— Конечно. Французский дипломат сильно возражал, но его уговорили. Потом из кабинета вышли Всеволод Игнатьевич и Костин.
А Арсенов остался работать с дипломатами.
— Они вышли вместе?
— Нет. Сначала Всеволод Игнатьевич, а потом почти сразу Костин. Да, буквально вслед за ним.
— А Михаил Аркадьевич вообще не выходил из кабинета во время переговоров?
— Один раз выходил, когда вернулись двое других, он отлучился на минуту. Я еще в тот момент поменяла свою ручку.
— Вы точно помните, что он выходил?
— Да, точно.
— Скажите, Мухина, где вы достали такую красивую оправу? По-моему, такие здесь не продаются.
Женщина чуть покраснела.
— В Греции, — ответила она, — мы отдыхали прошлым летом в Греции.
— Ваша зарплата около двухсот долларов, — напомнил Дронго, — и у вас есть сын. Каким образом вы умудрились откладывать на Грецию?
Она сердито посмотрела на него, покачала головой.
— Я думала, советские времена уже прошли.
— Вы не ответили на мой вопрос.
- Предыдущая
- 8/9
- Следующая