Другие (СИ) - "Casperdog" - Страница 41

На что самая старая тётенькаответила маме.

— Привели? Хорошо. Мы посмотрели. Вы ошибаетесь, что она больна. Девочка совершенно здорова. А сейчас, пожалуйста, не мешайте нам работать. Одевайте её и езжайте к себе домой.

А потом ко мне подошла другая тётенька, самая молодая из всех, присела передо мной, погладила меня по голове, посмотрела в глаза и говорит.

— Зеленоглазая. Как и я. Всё у тебя будет хорошо. Иди, родная.

Мы вышли из больницы, и мама повела меня кушать мороженое. А я не успела даже попробовать, какое оно, а ты меня разбудил…

— Милая, скоро мы с тобой наедимся мороженым. Я тебя приглашу в кафе и ты сама выберешь то, что захочешь. Честное слово. Вы, юная и прекрасная дама, не откажете мне в приглашении? А то я очень расстроюсь.

Катя смотрела изумлёнными глазами на дядю и совсем не верила в то, что он предлагал. Она ведь знала, что мороженное есть ей категорически нельзя. Но тут, сердцем поняв шутливый тон Белого, ответила с надежной, что тот выполнит своё обещание и, также, в шутливой форме, как и с дядей Витей, ответила.

— Если Вы, дядя Белый, приглашаете меня в мороженицу, то я немного подумаю. И, может быть, соглашусь на Ваше предложение. А как будет с нами дальше — посмотрим. Мы же должны проверить наши чувства? Ведь так говорят взрослые? Правильно?

И… захохотала. От всей души. Так звоно, словно она совсем и не болела.

Белый, немного очумев от тона, с которым ребёнок произнёс последние фразы, посмотрел на хохочущего ребёнка и, не выдержав, схватив её в охапку, прижал к груди и поцеловал её в красивый носик.

— Дядя Белый, — вдруг отстранившись, серьёзно сказала Катя. — Это плохо. Мы ж договорились, что меня можно целовать только с разрешения. Я ведь должна подумать… — И, не сдержавшись, сама с хохотом чмокнула в нос мужчину. — Всё, я отомстила…

— А теперь, малыш, давай готовиться.

Белый опустил девочку на пол и, протянул ей небольшой свёрток.

— Катя. Я прошу — сними с себя всё, даже трусики, и одень это на себя — Мужчина развернул и вложил в руки девочке белый сарафан. Он был хоть и простым с виду, но очень просторным и удобным.

Катя без слов выполнила то, что от неё требовалось.

Белый тоже переоделся. Он был босиком, в белых штанах и такого же цвета рубахе навыпуск. Без всяких застёжек и пуговиц.

Вышли из палатки и застегнули все молнии на двери.

Мужчина посмотрел на девочку. Та была молчалива и сосредоточена. Стояла, смотрела в его глаза и не улыбалась.

— Подожди секунду, — Олег, не оглядываясь, подошёл к началу той тропинки, что вела к заветной поляне. Он поклонился до земли.

— Слава Роду! Слава Роду! Слава!

И после того, как прозвучал последний звук, растаив в тишине, словно мимолётный порыв ветра коснулся лица мужчины, раздался плеск воды, закричала какая-то птица, а с соседнего острова донёсся шум от упавшего дерева…

А девочке, которая с удивлением смотрела на дядю, послышился тихий-тихий шепот со всех сторон — «Слава роду-Слава-Слава-Слава-Слава……» И всё постепенно затихло.

— Дядь Белый. Мне страшно. Что это было?

— Хорошо, что это БЫЛО. Всё хорошо, маленькая. У НАС ВСЁ получится.

И мужчина потянулся всем телом к звёздному небу и счастливо улыбнулся…

…Поднял Катю, прижал к себе и понёс к берегу. Там, недалеко от края воды в гранитном берегу, была глубокая выемка, по форме напоминающая ванную. Эта «ванная» была полна речной воды и под отсветами звёзд и луны немного светилась.

— Ну что, Солнышко, ты готова?

Олег опустился на камень. Сел, передвинув Катю себе на колении. Посмотрел ей в глаза.

— Мне страшно, — тихо сказала девочка.

— Малыш. Всё будет хорошо. Надо только потерпеть. Ну, ты же сильная. Ты, вон, сколько времени уже терпела боль. Осталось совсем немного. Потерпим? Вместе?

— Потерпим, — девочка прильнула к груди мужчины. Потом подняла свои зелёные глазки и внимательно посмотрела в глаза Белому.

— Дядя Белый, я тебя люблю.

— И я тебя люблю, мой милый человечек. А сейчас я тебе спою песенку. Ты постарайся запомнить мелодию, а не слова. А если сможешь, то попробуй петь со мной.

— Хорошо. Попробую.

— Тогда слушай. Это старая-песня, которую пели наши далёкие-далкие предки — бабушки наших прапрапрабабушек.

Белый тихо запел, а Катя, после первых слов песни, мгновенно отключилась.

* * *

А далее наступила боль. Да же не так. БОЛЬ. С огромной буквы.

Маленькой девочке казалось в те мгновения, когда она ненадолго приходила в себя, что её буквально разрывают на части и снова скрепляют вместе.

Болела каждая косточка, каждая клеточка её тела. Но, пообещав дяде Белому не кричать и не плакать, она до боли сжимала свои губки, порой прикусывая их до крови.

Она за последнее время привыкла к боли, но ТАКОЙ она совсем не ожидала.

Она терпела до последнего и снова теряла сознание. Её тошнило, выкручивало наизнанку, но она терпела, как могла, приходя в себя и снова проваливаяь в небытиё.

* * *

Следующие три дня и три ночи остались у неё в памяти какими-то отрывками.

- -

Вот она чувствует, что лежит на спине в очень горячей воде. Вода буквально кипит, но её не обжигает. А под ней, почти под водой, прижав руки к её животу, лежит дядя Белый. И руки его светятся мягким желтым светом.

- -

Они в лодке в одном из небольших заливов. Дядя смотрит на неё добрыми глазами и улыбается, а она, перегнувшись через борт, пытается поймать одного из множества жучков, которые бегают по воде и не тонут. Ей никак это не удаётся, но она не расстраивается…

- -

Цапля, которую дядя Белый показал ей. Та стояла в камышах на одной ноге и смотрела на лодку. Катя потом сама, уже на острове, всё пыталась также стоять на одной ноге, поджав другую, но очень быстро уставала и то и дело валилась со смехом на траву.

- -

Вот она лежит в ванне, а дядя водит своими руками по её груди и животу, как будто вынимая из неё какие-то верёвочки и тёмные комочки. Он медленно вытаскивает их и бросает в маленький тазик, который стоит рядом. И каждая такая верёвочка, когда её выдёргивают, приносит Кате невыносимую боль.

- -

Вот они сидят на берегу, опустив ноги в воду и смотрят на рыбок, которые плавают рядом, буквально между их ног. Дядя дал ей кусочек булочки и Катя, отрывая понемногу, кидает крошки в воду, наблюдая, как рыбки кушают угощение. Катя смеётся, а дядя Белый смотрит на неё очень добрыми глазами.

- -

И снова неистерпимая боль. Болит всё её тело. У неё уже нет сил и плакать…

- -

Они лежат рядом на надувном матрасе и, чуть ли не ссорясь, разглядывая бегущие облака, придумываназвание образы- на кого похоже то или иное…

- -

И опять боль. Но болит уже меньше. И больше сил терпеть её.

- -

Каждый вечер долгие разговоры по телефону с мамой. Катя делится своими впечатлениями о проведённом дне, но ни слова не говорит о том, какую боль она терпит ночью.

Самое страшное случилось в третью ночь, когда Катя, открыв глаза, поняла, что дядя не дышит. Она закричала от непередаваемого ужаса. Повернувшись лицом к Белому, стала на коленки и начала колотить по его груди, выкрикивая что-то нечленораздельное. Это был просто животный ужас. А потом, собрав все силы, подняла голову в небо и закричала во весь голос.

— Я не хочу, что бы дядя умер! Пожалуйста!!! Лучше я умру, а Белый пусть живёт!!!… Помогите… Помогите же, хоть кто-нибудь… Прошу… Я не хочу, что бы он умер!!!…

А потом завыла как маленький дикий зверь…

…И, без сил упав на грудь мужчины, потеряла сознание…

- -

Катя почувствовала, что кто-то гладит её по спине. Приподняла голову и увидела, что дядя Белый, приоткрыв один глаз, чуть-чуть улыбнулся и, прижав вновь рукой головку девочки к себе, тихо прошептал на ушко.