Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 57

С национализмом вообще занятно выходило.

Париж действовал именно от него, максимально разгоняя эту тему. Из-за чего Большая Франция, выглядела откровенным лоскутным одеялом, в котором и бретонцы, и бургундцы, и окситанцы подняли голову… По сути это привело к изрядному испытанию той государственной модели, которую породил Наполеон I Бонапарт.

Строго говоря англичане на это изначально и рассчитывали, прокачивая эту тему сразу. То есть, с первых попыток построить Великую Францию. Поднимая заодно и местечковые националистические темы. Дескать, великие французы стоят на плечах великих франков, бретонцев, бургундов, готов и так далее. Что позволило дальше качнуть эту тему на местах и усилить «самосознание спящих народов». Со всеми, как говорится, вытекающими субстанциями, характерными для такого подхода.

Союз — напротив, методично душа любой национализм. Вообще. В принципе. Что позволяло ему выглядеть достаточно однородным и монолитным. Так как старые национальности, нередко и не оформленные толком, заменялись концептом советский человек…

Понятно — полностью преодолеть националистический кризис, который пытались развить и укрепить в бывшей Российской Империи с октября 1917 года не удалось. А местами и раньше… сильно раньше… Слишком много сил на это было потрачено. Слишком многие сознания искажены. Что вынуждало Туманный Альбион работать против Союза иначе.

С одной стороны, искать союзников внутри. Любых. Вообще любых. Главное — недовольных Фрунзе. И пытаться через них раскачать обстановку. А с другой стороны — поджигать границы, окружая Советский Союз пограничными конфликтами. С тем, чтобы отрезать страну от международной торговли. В идеале. Или критически ее затруднить. Ведь объем торгового оборота молодой страны советов с 1928 по 1931 вырос в несколько раз. Да и нарушить хозяйственные связи с той же Колумбией или Кубой выглядело крайне важно. Ведь там шла ударная подготовка к референдумам…

И у них получалось.

И даже получилось. Почти.

Строго говоря, если бы турки не оказались настолько осторожными, то все военно-политическая катастрофа «режим Фрунзе» ждал безусловно. А если бы к этому празднику жизни присоединился Иран — то и подавно. Сил Союзу просто не хватило бы воевать сразу везде. Тем более, что у проигрывающего союзников нет. И почти наверняка восстала бы Польша и наметились определенные проблемы с Венгрией и Румынией. Да и Чан Кайши не стал бы сидеть в стороне. Так что драться пришлось бы в полном окружении. С перспективой качественного усиления «туземных сил» первоклассными английскими и французскими дивизиями буквально на любом из направлений.

Но…

Ключевое слово — почти.

Не успели.

Фрунзе сумел максимально замедлить турок, вынудив их медлить, и успел закрыть вопрос с японцами, урегулировав конфликт. И не только освободил войска, скованные на востоке, но и увеличил торговый оборот, компенсируя проблемы по Балтике.

Кроме того, он сумел перевернуть ситуацию на Дальнем Востоке в геополитическом ключе. Создав руками японцев критическую угрозу как для французов, так и англичан. Ведь в текущих реалиях ни те, ни другие не обладали флотом, способным противостоять Японии. А у той имелись далеко идущие интересы и огромные амбиции, распространяющиеся в первую очередь на самые вкусные и сочных земли в Юго-Восточной Азии. То есть, колонии этих стран…

Раз — и в дамках.

Ведь теперь ни торговая блокада невозможна, ни перегрузка ограниченных военных сил.

Да, оставалась Финляндия. Очень крепкий орешек в силу природных особенностей территории. Именно поэтому Фрунзе пошел на явную игру мышцами и попытку продемонстрировать, что неуязвимых нет. Чтобы все всё поняли. И турки, наконец, решились, сделав правильный выбор. Но ожидать, что англичане сами сделают ТАКОЙ подарок?

Нет.

Михаил Васильевич даже и не надеялся.

Он скосился на Ататюрка, который отошел к самой стене и рассматривал могилу Ивана I Калиты.

Греки…

Они ведь явно рвались в союз с Союзом, как бы это тавтологически не звучало. У них хватало территориальных претензий с разными соседями. И они были бы не прочь их решить, опираясь на мощь Союза…

Михаил Васильевич предложил Ататюрку заключить оборонительный союз в частном, индивидуальном порядке. Не предполагая создания какой-либо значимой организации. Но обстоятельства складывались так, что это делать требовалось. Причем импровизируя на ходу…

Получалась довольно интересная конфигурация.

В центре — ядро из России.

Вокруг него первое кольцо интеграции — федераты Союза.

Далее второе кольцо интеграции — конфедераты Союза.

И завешать его, судя по всему, должно кольцо союзников Союза.

Хотя, если вспомнить практику крупных международных организаций, можно сделать еще одно кольцо — ассоциированных государств. В будущем. Что позволяло в теории собрать в единый кулак едва ли не половину планеты. Или даже больше… Если клювом не щелкать…

— Вы в некотором смятении? — наконец произнес Ататюрк.

— Признаться, да. Я не думал, что англичане такие дураки. Зачем в столь непростой ситуации так глупо подставляться?

— И все?

— А этого мало? — усмехнулся Фрунзе. — Бери ношу по себе, чтоб не падать при ходьбе. Не так ли?

— Возможно. Но я не понимаю, почему дураки? Они попробовали и у них не получилось. Всякий бы так сделал.

— Всякий да не любой. Чтобы иметь верных союзников нужно и самому демонстрировать определенную верность. И по рукам их бить, когда сами увлекаться станут. Не построить крепкой семьи, если муж будет по шлюхам бегать или жена по любовникам. Не так ли? Англичане же в своей стратегии превратились в главную блудницу планеты.

— Рыба ищет где глубже, а человек — где лучше. — развел руками Ататюрк.

— То есть, вы хотите сказать, что предадите Союз при первой возможности?

— Боюсь, что этой возможности вы нам не дадите. — улыбнулся лидер Турции.

— Всякое бывает. Украине вот дал. Ничем хорошим это для нее не кончилось. Иной раз мы сами не ведаем чего желаем. Потому и говорят — бойтесь своих желаний, они могут исполнится.

Ататюрк усмехнулся.

Вроде как весело, но глаза были напряженные, а он сам собран.

— Вы подарите мне Айя-Софию? — спросил Фрунзе.

— Мечеть?

— Да. Старую Святую Софию.

— Зачем она вам?

— Я хочу ее реконструировать и привести к облику времен Юстиниана. Вновь сделав храмом. Православным храмом.

— Боюсь, что наше духовенство на это не пойдет. Этот храм символ торжества ислама. Символ завоевания Мехмедом Византии.

— Этот храм — самый значимый в православном мире после Иерусалимского. Того, что разрушен. Его возвращение в лоно христианства станет очень важным актом примирения.

— Я думаю, что вы не понимаете… увы, это только обострит ситуацию.

— Не понимаю? — усмехнулся Фрунзе. — Возможно. Но обратите внимание — Союз вернул все старые земли Российской Империи. Даже Аляску и Гавайи[1]. Осталась только Калифорния, но мы ведем переговоры. И близки к успеху.

— И к чему вы мне это говорите?

— Там, где был поднят российский флаг он не спускается. А если и спускается, то рано или поднят будет поднят вновь. Даже если для этого придется ждать сотни лет.

— И причем тут Айя-София?

— Советский Союз является законным наследником Российской Империи, принявший на себя все ее права и обязательства. А Российская Империя была законным наследником Восточной Римской Империи. Византии. Понимаете, к чему я клоню?

— Вы же сказали, что не хотите воевать с Турцией.

— Не хочу. И говорил и говорю. Но военные успехи вскружили головы отдельным гражданам. И указанный вопрос поднимается в кулуарных разговорах. Поэтому я и предлагаю найти способ для примирения по этому вопросу. Возвращение Святой Софии — это самый минимальный шаг, который позволил бы мне найти управу на эту болтовню.

— Как будто вы ее не сможете найти и так…