Proxy bellum (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич - Страница 38

Сразу как Союз стал стремительно набирать силу он и занялся этим вопросом, пригласив для наставничества белогвардейца из числа тех, что решили остаться в Турции. И выучил также, как перед этим освоил французский и немецкий.

— А вы о ней уже слышали?

— Конечно. Эта ваша тайная встреча с Петеном уже на следующий день обсуждалась всей Европой. Теперь вы предлагаете чая попить уже меня. И обстановка… — махнул он рукой. — Горы. Море. Очень необычно. Зачем?

— Это называется инсталляция у художников, — улыбнувшись, ответил Фрунзе.

— Пусть так. Да и к чаю я отношусь очень тепло. Но почему чай? Почему не шашлык? Меня прямо раздирает любопытство.

— Потому что мы с вами — цивилизованные люди. А он — дикарь, варвар. Как мне еще с ним себя вести?

— Петен? Дикарь? Вот уж удивили.

— Только между нами… — голосом заговорщика произнес Фрунзе, подавшись вперед. — Он съел лягушку!

— Что?

— Истину вам говорю — этот варвар сожрал лягушку. Ну какой после этого из него цивилизованный человек? Я-то пошутил, заказав их несколько шампуров. А он взял — и сожрал…

— Ну если так… — расплылся в улыбке Ататюрк.

— Вы знаете — я не мусульманин, а потому ваши запреты духовного характера не блюду. Но лягушка… Боже. Я знал, что французы странные, но, чтобы ТАК? Понятно, если бы в голоде, в нужде такую дрянь съесть для выживания. Никаких вопросов бы не задал. Да даже если бы на спор. Но сытым и довольным ради поиска необычного вкуса… это за гранью моего понимая. Это же ЛЯГУШКА!

— Да, для меня это тоже звучит дико, — согласился визави.

— Ну а если честно, то, как вы правильно заметили, нашу встречу с Петеном обсуждали все кому не лень. Я потому ее спонтанно и организовал, чтобы разведки не успели подготовиться. У нас же так не получилось. Поэтому я и пригласил вас сюда — переговорить с глазу на глаз. Как вы видите — далеко все просматриваться. Никто случайный не подойдет. А наши люди, я надеюсь, лишнего болтать не станут. Звуки же моря и ветра позволяют довольно надежно заглушить работу направленных микрофонов, если кто решится их использовать. Систему эффективного шумоподавления пока не придумали.

— А почему не в кабинете?

— Потому что в кабинетах иной раз бывают уши. Времени обеспечить надежные периметры тут, в Крыму, я пока не нашел. Много работы. Сам почти из Москвы не выезжаю иначе как с проверкой или инспекцией. Отдыхать некогда. Вот до Крыма руки и не доходят в плане организации нормальных резиденций. Так что прошу простить меня за вот такой экспромт. Попив чаю, мы обязательно займемся шашлыком. И уж точно без всяких этих лягушек.

— А эти микрофоны… правленые, они что действительную существуют?

— Направленные. Да. Позволяют послушать иной раз с нескольких километров чужой разговор. А вообще мой совет — если есть возможность — разговаривайте у шумящей воды. Я с супругой часто беседую о важных делах зайдя в ванную комнату и включив воду максимальным напором. Мало ли жучок или может еще что? Осторожность в таких делах не помешает.

— И вода прям помогает?

— Не панацея, но опытные записи, которые сделали мои ребята, отличаются крайней трудностью понимания речи. Особенно если говорить шепотом. А в идеале использовать еще какой-нибудь необычный язык. Желательно редкий и далекий от ходового.

— Интересно…

— Времени у нас немного. А пока… вы ведь догадываетесь, о чем я говорил с Петеном?

— Только догадываюсь.

— О чем же?

— О войне и о том, как ее заканчивать. Она ведь стала внезапно крайне неудобна и невыгодна Парижу.

— Среди прочего. Мы обсуждали послевоенный мир. Как он будет устроен. И я доносил до Петена, что мы не можем допустить, чтобы Ливония и Финляндия были хотя бы нейтральны. Для нас это вопрос национальных интересов. Именно по этой причине они войдут в состав Союза.

— Санкт-Петербург? Речь идет об угрозе вашей старой столице?

— Да, но не только. Там и морские дела, и угроза целому региону, и логистические проблемы… целый ворох разного рода стратегических вопросов.

— Понятно. И к чему вы мне это говорите?

— К тому, что Россия и Турция не вчера познакомились. Мы воевали столетиями. И хорошо за это время друг друга изучили. Как мне кажется — в таких долгих противостояниях и рождается настоящая дружба.

— Да, пожалуй. Но я равно не понимаю намека.

— Я хочу вам сказать, что ни я лично, ни Союз воевать с Турцией не стремится, но…

— Но?

— Но нам стало известно о ваших переговорах с французами и англичанами. Вы думаете я почему вам про направленные микрофоны говорил? Вот потому и говорил. Стенограммы ваших переговоров я читал. И это вынудил нас поднять старый вопрос, который впервые озвучивала еще Екатерина II Великая. А в некоем духовном смысле — аж Зоя Палеолог.

— Проливы?

— Ну Зоя не их имела в виду, она мыслила возрождением Византии, но да. Для нас геополитическим вопросом являются проливы. И мы не можем позволить даже нейтралитета.

— Национальные интересы?

— Они самые.

— И какое отношение проливы имеют к вашим национальным интересам? — холодно спросил Ататюрк. — Там ведь почти что не проживает русских. Да и христиан мало. Что вы там забыли?

— Проливы — это ключ к Черному морю. Тот, кто их контролирует — управляет доступом в эту акваторию. Если контроль в руках врагов — мы оказываемся в нем заперты. В то время как враг всегда может подвести свои или иные враждебные нам корабли. Помните, как в Крымскую войну? Оно нам надо? Думаю, что если бы вы поставили себя на наше место, то тоже не восторгались такими перспективами. Если же контроль нейтрален, то это еще хуже, ибо он не предсказуем. Мы не понимаем к чему готовиться. Приготовления к войне могут подтолкнуть вас в объятия врагов из опасения за себя. А погружение в сугубо мирные дела, в состоянии сделать тоже самое, только уже опираясь на алчность и определенные амбиции.

— Я могу вам поклясться, что Турция не собирается воевать против вас.

— Вы уже ведете переговоры. — улыбнулся Фрунзе. — Впрочем, вам я верю. Лично вам. И допускаю, что вы их ведете, чтобы поморочить голову французам и англичанам. Но я слишком хорошо знаю историю и понимаю — мы с вами не вечны. Надежного наследника у вас нет. А вы — смертны. Более того — внезапно смертны. Съели яда и все. Бывало же уже у вас так, не так ли? И как мне поступать? Пенять вашему сменщику на ваши благие желания? Это смешно. Особенно если вас специально отравят для приведения к власти откровенно антисоветского лидера. Кроме того, мне не хочется держать на Черном море значимый флот. Это дорого. И в общем-то бесполезно. Так что, указанный мною геополитический вопрос встает ребром.

— Значит Россия вновь возвращается к вопросу завоевания проливов?

— Повторюсь — ни я лично, ни правительство Союза воевать не хочет. Это решение — крайность. И я надеюсь на то, что мы с вами сумеем избежать этого.

— Тогда к чему все это?

— К тому, что Великобритания более не игрок. Слышали, что случилось с их кораблями? И теперь этот морской лев максимум может претендовать на титул морского котенка. Беззубого.

— Они построят новые корабли.

— Когда это будет? — усмехнулся Фрунзе. — Тем более, что сразу в бой они новые корабли не бросят. Опасаясь потерять. Так что… лет восемь-десять при самом позитивном для Туманного Альбиона раскладе их роль будет подобна говорящей голове. Скорее всего говорящей беззвучно, так как никто их слушать не станет. А потом, когда они вернутся, если вернутся, мир уже будет другим. И они тоже, так как главной их задачей в текущей обстановке станет удержание колоний и рынков сбыта. Тех самых, которые у них уже пытаются отобрать.

— Допустим. Но есть французы, у которых все в целом неплохо. Даже несмотря на позорное поражение в Ливонии. Будем честны — вы победили не совсем честно. Внезапное нападение — это уловка.

— Это обычный, я бы даже сказал базовый военный прием. И в нем нет ничего не честного. Тем более, что мы совершили внезапное нападение на сконцентрированного для удара врага, готовившегося в течение нескольких суток совершить внезапное нападение на нас. Так что оставьте… это обычное, заслуженное поражение. Точно такое же, какое они потерпели у вас у Дарданелл.