Боевая рубаха - Джонсон Дороти - Страница 2

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая

Шошоны, хункпапа, кроу, ри — племена индейцев Северной Америки.), которая чуть не уморила меня своей болтовней… Если б я продержал их дольше одной зимы, у меня были бы теперь свои сыновья, чтобы добывать мясо. И мне не понадобились бы сребреники Иуды. Но я отсылал их всех, и мои сыновья, если они, конечно, были, уходили вместе с ними. Кто знает, сколько моих рослых мальчиков-полукровок живет в островерхих жилищах! Я никогда не смог бы остаться с ними, не смог бы стать индейцем. Господи! Я все-таки белый! Я сам вехо».

Он скупо улыбнулся и, прищурившись, посмотрел на Священную Метку, ненавидя его за все, что тот имел.

Волосы вождя шайенов были заплетены в две седые косы, стянутые кожей выдры. Пятно — большая красная рука — ярко выделялось на коричневом лице. В ушах висели серебряные медали.

На нем были знаки мужества, доказанного во многих сражениях, одежда, которую можно было добыть только ценой отчаянной смелости и крови. Храбрость его была настолько очевидна, что он мог позволить себе особенно не хвалиться ею: на нем не было головного убора из орлиных перьев. Достаточно было боевой рубахи, которая говорила сама за себя… Рубахи из оленьей кожи с бахромой из человеческих волос.

Френсис Мэйсон шатнул вперед, издав какой-то неопределенный звук.

— Говорить буду я, — предупредил Бидж. — На нем боевая рубаха.

Бидж говорил долго, соединяя резкие, гортанные слоги языка шайенов с привычным языком жестов. Человек с красной меткой на лице ответил коротко.

— Он говорит, что не может задерживаться, — объяснил Бидж Мэйсону. — Просто оказался тут на короткое время.

Бидж продолжал говорить, упрашивая, показывая жестами на подарки, разложенные на красном одеяле.

Старый воин подъехал и посмотрел на подарки. Он кивнул головой и спешился.

«Эге! Стал немного прихрамывать! — подумал Бидж, радуясь при виде его хромающей походки. — Зато у тебя есть сыновья добывать мясо и жена, чтобы его готовить».

Молодой индеец — подбородок вздернут кверху, взгляд воинственный — привязал лошадей и вернулся, не выпуская ружья. Отсутствующий кусок металла на ружье заменяла полоска крепкой кожи.

— Этот человек — Мэйсон, — сказал Бидж. — Выкурите с нами трубку?

— Он говорит — да! — ответил молодой индеец.

Бидж вынул трубку из дорожного мешка, набил ее табаком и зажег с соответствующей церемонией. Он вздохнул с облегчением, когда Мэйсон, в свою очередь, закончил неуклюжие манипуляции с трубкой.

— Теперь вы можете говорить, — сказал ему Бидж.

Мэйсон, пристально смотревший на старого шайена, теперь повернулся к молодому индейцу и с полной уверенностью произнес:

— Скажите ему, что я его брат Френсис.

Бидж пришел в замешательство от такой прямолинейности, но молодой индеец перевел и потом спокойно ответил:

— Он вас не знает. Не понимает, что вы имеете в виду. Его братья — шайены.

— Но родимое пятно! — вскричал филадельфиец. — Я узнал его по красной отметине на лице! Когда юноша перевел, старый воин произнес целую

— Великий Дух, — перевел молодой индеец, — дал ему этот знак, чтобы ни один человек не смог убить его. Он не понимает, почему вы хотите его видеть. Он хочет, чтобы вы ушли и оставили его в покое.

— Скажите ему, что отец умер, — в отчаянии закричал Френсис Мэйсон. — Мы хотим, чтобы он вернулся домой.

— Он не может разделить ваше горе, он не знает вашего брата. Ему нет надобности ехать домой, потому что его дом здесь, где мы теперь находимся, и дальше, намного дальше, чем видит ваш глаз. Куда идет шайен, там его дом, в жилище его народа.

Старый воин сделал движение, словно хотел подняться. «Нет! — подумал Бидж. — Еще надо выяснить две вещи: почему ты явился на Запад, старина, — ты так и не сказал мне, когда мы охотились вместе ту зиму — и почему стал индейцем… То, чего не смог сделать я сам».

Френсис Мэйсон смотрел на старого воина, и слезы текли по его щекам. Он плакал и не стыдился слез.

Наконец он сделал верный шаг.

— Согласен ли мой брат шайен выслушать мою историю? — смиренно спросил он.

— Он будет слушать. Ему грустно, что вы потеряли брата.

— Много лет назад произошла дуэль, — начал Мэйсон, — и человек был убит.

— Говорите проще, — подсказал ему Бидж. — Дуэль — трудное слово. Рассказывайте суть.

«Теперь-то, — молча радовался Бидж, — я все узнаю про молодого человека, назвавшего себя Каином из-за пятна, которым отметил его Господь!»

— Много лет назад, — снова начал Мэйсон, — два молодых человека поссорились. Я был одним из них. Другого звали Коушорн. Мы решили драться. На рассвете стреляли друг в друга из пистолетов. На моей стороне был мой сводный брат Чарльз. Я убил человека по имени Коушорн. Он умер.

— Человек, который умер, — спросил старый воин, — на его стороне тоже был кто-нибудь или он был один?

— С ним тоже был друг. И еще доктор. Шаман. Существовали правила для таких случаев. Мы придерживались этих правил.

Молодой индеец перевел недоуменный вопрос вождя:

— Он не понимает, что делали белые люди. Человек, который умер, он был из враждебного племени?

— Он был моим другом до того, как мы поссорились, — ответил Мэйсон, с трудом подавив волнение.

— У шайенов, — перевел молодой индеец с оттенком превосходства, — тот, кто убил своего сородича, изгоняется из племени, потому что он сделал плохое дело. Мой отец не понимает.

— Да, это было плохое дело, — в голосе Мэйсона слышалась мольба. — Мы действовали по обычаю, который был против закона. Мой отец сказал, что один из нас должен быть наказан… изгнан из племени.

Справившись с волнением, он продолжал:

— Он изгнал Чарльза. Дал ему денег, чтобы он ушел и никогда не возвращался.

— Но молодой человек, которого изгнали, ваш брат… он никого не убивал?

— Он не сделал ничего плохого. Только был на моей стороне в этом поединке. Я просил его об этом.

— Тогда почему он ушел?

— Он понял, что от него хотят избавиться… Это наполнило его сердце болью. Наверное, он возненавидел нас за то, что мы с ним сделали.

Старый воин некоторое время сидел задумавшись, потом снова заговорил.

— Мой отец хочет знать, — перевел юноша, — вы пытались удержать брата?

— Я не знал, что он решил уйти, — сказал Френсис Мэйсон. — Мой отец запретил мне выходить из комнаты… из моего жилища, и я ничего не знал, пока Чарльз не ушел. Конечно, я должен был пойти за ним, — вспыхнул Френсис. — Я мог бы узнать, куда он ушел. Но я… я боялся отца.

— Бояться — это плохо, но сказать об этом — значит, очистить сердце, — перевел молодой индеец. — Мой отец не понимает. У шайенов сын не боится своего отца. Он не понимает, почему ваш отец любил одного сына больше, чем другого.

— Потому что у него на лице было пятно, — чуть слышно произнес Френсис Мэйсон. — Оно делало его непохожим на других людей. След на щеке, как отпечаток красной руки. Как знак на лице моего брата — вождя шайенов.

Священная Метка и Френсис Мэйсон молча смотрели друг другу в глаза.

Всматриваясь в лицо Каина, Бидж Уилкокс видел, как изменили его годы. Гордость и сознание собственного достоинства чувствовались в поднятом подбородке, стойкость и решительность — в очертании широкого рта. Дни скорби и торжества избороздили морщинами щеки. Бидж отметил все почетные знаки отличия в одежде вождя. Он знал, как смуглые неутомимые руки индеанки прикрепляли крашеные иглы дикобраза, вышивали бисером, выделывали мягкую оленью кожу для рубахи. Под священные, магические песнопения шамана пришивалась бахрома из скальпов, снятых с врагов рукой самого вождя.

«В свое время мне самому доводилось снимать волосы, — вспоминал Бидж, — но я никогда не заходил так далеко, чтобы скальпы выделывать на огне и петь над ними ритуальные песни».

Наконец старый воин что-то тихо проговорил, и юноша перевел:

— Он не понимает, как отец мог прогнать сына. Он не сделал бы так со своими сыновьями. Мой отец расскажет вам одну историю.

• Предыдущая
• 2/5
• Следующая