След Полония - Филатов Никита Александрович - Страница 18

— Так что ему от вас надо было, этому авантюристу?

— От меня? — поднял брови Литвинчук. — От меня-то ему как раз ничего и не надо было! Он ведь, если помните, именно с вами повстречаться хотел.

— Помню. А зачем?

— Да черт его знает, если по совести…

Олигарх сурово сдвинул брови, демонстрируя неудовольствие:

— Что значит: черт его знает? Алексей, голубчик, я ведь для этого и попросил вас сходить на встречу с этим профессором — поговорить, разобраться…

Литвинчук пожал плечами:

— Он хотел бы продать вам кое-какую секретную документацию «комиссии Митрохина».

— А разве она не распущена?

— Уже несколько месяцев, если не больше.

Это было действительно так — ситуация в Италии изменилась настолько, что общественность потеряла интерес к деятельности комиссии. А ведь, как известно, ценность любого политического скандала заключается лишь в его своевременности. Дошло до того, что доклад председателя не смогли утвердить из-за отсутствия кворума…

— О чем тогда речь? С чего этот парень вообще взял, будто мне могут понадобиться списки бывших советских шпионов в Италии?

Если бы Олигарх в своей жизни политика и бизнесмена только просчитывал, а не чувствовал собеседников, он никогда не достиг бы кремлевских вершин. Вот и сейчас, разговаривая с Литвинчуком, он постоянно ловил себя на мысли, что этот никчемный, в сущности, человечек, обязанный ему всем, вплоть до завтрашней чашки растворимого кофе и сандвича, приготовленного на ужин, источает какую-то скрытую напряженность и едва уловимую фальшь. Так в букете даже самого дорогого вина, простоявшего слишком долго с открытой пробкой под солнечными лучами, вдруг начинает угадываться неприятная, кисловатая нота…

— Я спросил у этого синьора то же самое, — кивнул Литвинчук, привычно соглашаясь с Олигархом, — и он ответил, что информацию можно использовать против Кремля… Якобы публикация сведений о политиках и журналистах, имеющих или имевших отношение к советскому шпионажу, должна неминуемо подорвать доверие общественности на Западе к Владимиру Путину, бывшему сотруднику КГБ. Он вообще много чего говорил в таком роде: и что секретные службы СССР создали некогда по всей Италии тыловые базы и склады оружия на случай вторжения, и что большая часть террористов из «красных бригад» была интегрирована в советскую военную систему — в общем, всякий бред. Знаете, у меня создалось впечатление, что кто-то, стоящий за спиной этого парня, просто-напросто хочет использовать вас в качестве доски объявлений…

— Как это?

— Ну, есть такой оперативный прием, он практиковался еще со времен «холодной войны»… — В истории глобального противостояния американских и советских спецслужб отставной подполковник Литвинчук разбирался неплохо, потому что много читал на эту тему. — Допустим. Москва что-то хочет сказать Вашингтону, что-то злое и неприятное — такое, что приличные дипломаты говорить не вправе, если нет доказательств. Например, что американские империалисты поставляют оружие афганским душманам и что в СССР про эти поставки знают. Тогда какая-нибудь мелкая провинциальная газетка какой-нибудь непри-соединившейся африканской или азиатской страны вдруг берет и помещает у себя статью с соответствующей информацией от своего собственного корреспондента… Эту статью тут же перепечатывает советская официальная пресса: «Труд», «Правда» или «Известия» — разумеется, со ссылкой на зарубежное издание. Таким вот хитрым способом, через окольные газеты или через каких-нибудь сугубо частных лиц, которые, собственно, и назывались на сленге спецслужб досками объявлений, стороны и доводили друг до друга угрозы, предупреждения… но иногда демонстрировали и готовность о чем-нибудь договориться.

— Так-так… ну-ну…

Собственно, дальше можно было не продолжать. Однако Олигарх решил дать Алексею Литвинчуку возможность высказать свою мысль до конца.

— Если какую-то информацию относительно России озвучит мало кому известный даже в узких кругах итальянец — это одно дело. А вот если с публичными разоблачениями выступит такая значимая фигура, как вы… — Литвинчук закатил глаза под потолок. — Во-первых, это сразу же привлечет внимание к деятельности «комиссии Митрохина». Во-вторых, появится повод для возобновления ее работы. В-третьих, придется на какое-то время умолкнуть оппонентам — а то сенатора, на которого работает Лукарелли, уже вызывали для отчета перед парламентским Комитетом по надзору за спецслужбами.

— Все понятно. И в общем логично… — Олигарх нервно пробежал пальцами по столешнице. — Речь идет только о «шпионских списках» Митрохина… и все?

— Да. Больше ничего интересного.

Ответ прозвучал после мгновенной, едва уловимой паузы — которой, впрочем, вполне хватило на то, чтобы к Олигарху вернулись прежние подозрения в неискренности собеседника.

— Подождите, Алексей… А сколько он, собственно, хочет за эти списки?

— Пять миллионов евро. Хотя, как я понял, торг очень даже уместен…

— Неплохой аппетит! Но ведь, насколько я помню, все эти сведения были в свое время переданы итальянцам британской разведкой?

— Совершенно верно.

— И он что же, хочет продать нам за шесть с лишним миллионов долларов обратно то, что итальянцы когда-то бесплатно получили от англичан?

— Да, именно так я его и понял, — подтвердил Литвинчук.

Олигарх рассмеялся и хлопнул в ладоши:

— За кого он нас принимает? За русских идиотов, которым некуда деньги девать? Нет, ну наглец!

— Вообще-то, он все время хотел общаться лично с вами, — напомнил Литвинчук.

— Ни в коем случае! Слушайте, голубчик, а может, это какая-то новая провокация ваших бывших друзей с Лубянки?

— Вполне возможно. Даже, пожалуй, скорее всего.

— Ну, тогда, значит, правильно я сделал, что послал на встречу вас. Спасибо, Алексей, спасибо, голубчик! Вечно вам приходится за меня отдуваться с подобными типами… Спасибо!

— О чем вы говорите? — Вслед за хозяином Литвинчук поднялся со стула. — Это, в сущности, такой пустяк по сравнению с тем, что вы для меня делали и делаете…

Оставшись в одиночестве, Олигарх потер ладони одну о другую — так, будто стирал с них следы прощального рукопожатия.

Любопытная ситуация…

Обязательно надо найти этого итальянца. Поговорить. Послушать…

И сделать это необходимо как можно скорее…

С каждым километром пути, проделанным на юг от Татауина, вдоль обочин все чаще попадались навесы, укрывающие от палящего солнца людей в национальной одежде и какие-то пластиковые канистры. Канистр было так много — всех возможных цветов и размеров, — что Ахмед Закатов в конце концов не удержался и задал вопрос:

— Что они продают? Воду?

— Нет. Бензин.

— Бензин? — Закатову показалось, что он ослышался.

— Это контрабанда из Ливии. Там хотя и плохой бензин, но намного дешевле, чем здесь, в Тунисе.

— И власти смотрят на такой бизнес сквозь пальцы?

— А что им остается делать? В пустыне забор не поставишь, граница условная…

Окрестности дороги, по которой ехал джип, заметно отличались от того, что Ахмед Закатов успел увидеть в туристической зоне на побережье. Здесь не было ни оливковых рощ, ни отелей с шикарными пляжами, ни супермаркетов европейского образца — лишь пустыня, барханы и солончаки, создающие в знойном мареве над песками однообразно бесхитростные миражи.

Пару раз на глаза Закатову попадались одногорбые верблюды-дромадеры, которых в Тунисе называют мегари, а также овцы, предоставленные, кажется, самим себе. Время от времени то с одной, то с другой стороны от дороги вдруг возникали откуда-то наполовину засыпанные проволочные ограждения или стены солдатских казарм и полицейских постов с выгоревшей до белизны штукатуркой…

На протяжении километров восьмидесяти или чуть больше — до бедуинской деревни Ремада — был положен довольно приличный асфальт. К сожалению, после этого он как-то внезапно закончился, так что дальше на юг пришлось добираться по грунтовой дороге.