Небом дан - Резник Юлия - Страница 13

Я тяжело вздыхаю. Савва за спиной усмехается. Закидывает на меня ногу, обхватывает талию и шепчет жарко, задевая губами шею:

— Спи. Впереди долгая дорога. Я насчет любви сейчас пошутил.

— А я ничего такого и не хочу! С чего ты взял, я…

— Ну, да. Конечно, не хочешь. Я так и подумал. Поэтому спи.

Вздыхаю, как будто вся тяжесть мира упала на мои плечи. Гад он! Специально ведь все так устроил. Знал, как на меня действует, поманил пальчиком, а как я, считай, согласилась, пошел на попятный. Думает, так подогреет мой интерес… или? О чем вообще он думает?! Ух! Раздраконил, и в кусты. Я так тоже могу. Вот приедем домой, я на нем отыграюсь… Засыпаю, строя коварные планы.

Просыпаюсь утром от того, что Савва, как котенок, толкается мне в грудь. Моргаю. В комнату, разметав по углам темень, прокрался крапчатый рассвет.

— Нам пора?

— Угу. Если сегодня никто не укакается — вечером будем дома. И тут встает вопрос, мы пойдем на завтрак? Или не будем испытывать судьбу?

Смеюсь, зарываясь носом в подушку. Кажется, я понимаю, что испытывали Бонни и Клайд, когда за ними гналась вся полиция штатов. Так, будто этот день — последний. А значит, нужно наслаждаться каждой его минутой.

— Что ж нам, голодать? Хочу все-все, и завтрак, и душ, и…

— Горячий поцелуй? — губы Саввы замирают в паре миллиметров от моих.

— Ну, уж нет. Пока я не почистила зубы, никаких поцелуев.

— Идет! — он вскакивает. — Иди, чисть.

Я смеюсь. Ромка спит, ему хоть бы хны.

— Че ржешь? Я приготовился к длительной осаде, а все оказалось так просто.

Моя улыбка тает. Видно, у нас с ним разные представления о простом. Я хоть и развелась с мужем, перед богом до сих пор с ним повенчана. Просто ли мне? Нет, конечно. Я постоянно думаю о том, что говорил отец Михаил. Что я, якобы, клялась быть с мужем и в горе, и в радости. Что я буду гореть в аду, если его покину. И вот ведь что смешно — многое из его речей до сих пор в меня попадает. Я… выдрессирована, говорю же.

— Эй, Ник… Я что-то не то сказал?

— Нет. Буди Ромку.

Будить Ромку я не спешу. Ложусь рядом лицом к нему спящему. Принимаюсь внимательно разглядывать. С этим парнем я здорово накосячил. Заварил кашу, которую теперь хрен его знает, как расхлебать. Привыкнув к стремительным действиям, тут я не спешу, отдав на откуп Нике право решать, как быть. В конце концов, я действительно ничего о детях не знаю. Но был ли у меня шанс узнать? Если да, то лишь в самом-самом начале. В нашу первую встречу, ага… Я ведь уже тогда понимал, всей своей душой чувствовал, что случилась какая-то чудовищная ошибка. Что эта девочка не для Анатолия. О, нет! Но злобный голос внутри вопрошал, заходясь хохотом: «А для кого, для тебя, что ли?» И перед этим голосом я как последний трус отступал… Лежал на диване в гостиной аккурат перед их с Толяном венчанием и убеждал себя, что так и должно быть. Что настолько чистые славные девочки не для таких, как я. Что наша с ней встреча изначально обречена на неизбежное расставание, и мне лишь нужно перетерпеть этот день. А потом можно будет дернуть домой с чистой совестью, где все забудется, как сладкий сон. И где наши пересекшиеся было дорожки разойдутся, превратившись в параллельные прямые, чтобы никогда уж не пересечься снова. Потому как манал я такие встречи…

Хватило меня лишь на венчание. Закрываю глаза, и вдруг так явно этот день передо мной становится. Я-то и не думал, что помню. Тем более в таких подробностях. Вижу даже слезу на щеке Ники. И это под кружевной-то вуалью! Венчал молодых, конечно же, наш с Толяном батя. Было это по-настоящему красиво. Его торжественный хорошо поставленный голос, которому вторил церковный хор, просветленные счастливые лица собравшихся. Аромат ладана и подтаявшего воска. Сияние венчальных корон… И она такая хрупкая в своем белом платье с длинными рукавами. Такая… не моя, что у меня к чертям сводило зубы. Но ничего. Достоял до конца. Потом вышел прочь за ворота. Закурил. Поймал недовольный взгляд матери. Я много раз себя спрашивал, чем же я так не угодил родителям? Вероятней всего, самим фактом своего рождения. Кажется, не было дня, чтобы мне не дали понять, как они во мне разочарованы. Меня постоянно наказывали. Постоянно! Даже за самую невинную шалость. В то время как Толику позволялось едва ли не все. И все самое лучшее для него было. Наверное, я часто ревновал к нему в детстве, но никогда так сильно до этого дня… Я смотрел, как Толик целует Нику, представлял, как он придет к ней ночью, и зубами скрипел от злости. Утешая себя лишь тем, что это наваждение. Что дома меня непременно отпустит. Отпустит хотя бы потому, что со мной такого никогда не случалось раньше. Я привык довольствоваться тем, что могу получить. Если девица мне по зубам — беру ее в оборот, если нет — ухожу и забываю. Ну не рвать же душу, ей богу!

— Эй! Ты что, спишь?! — возвращает меня в реальность возмущенный голос Ники.

— Не-а, — сажусь рывком. — Готова?

— Почти. А ты чего разлегся? Я думала, мы спешим!

— Правильно думала. Нам еще восемьсот километров ехать. Как, кстати, твоя голова?

— Ничего, — морщит нос. — Савв…

— М-м-м?

— Как считаешь, если нас не нашли, может, они и не ищут?

— А если так, то что? — кладу ступню одной ноги на другую, чтоб натянуть носок.

— Может, мы могли бы вернуться домой…

Начинается, блин. Качает ее, конечно, дай боже.

— А давай не будем испытывать судьбу?

Вслед за носками надеваю джинсы. Ника пробегается язычком по губам и отводит взгляд. То, что она меня хочет, нехило так воодушевляет. Спасибо Толяну, который никогда ее не удовлетворял. Это я заподозрил еще в нашу с ней первую ночь. К тому моменту Ника была замужем уже четыре года, но в постели… Ч-черт, в постели я был все равно что с девственницей. Теперь-то я понимаю, почему Толик не мог ее раскачать, а тогда я все опрометчиво списал на его религиозность, что не позволяла удовлетворить собственную жену каким-нибудь эдаким способом.

— Тебе легко говорить. А можешь представить, как мне? Я еду в полную неизвестность!

— Ты едешь в безопасность. Это главное.

— А я в безопасности рядом с тобой?

— Ну-у-у, смотря о чем речь, — прикусываю Нику за ухо и отхожу, хлопнув ее по заднице.

Завтрак в гостинице подают стандартный. Яйца, колбаса, тосты и блинчики. Зал ресторана забит, дальнобои, как и мы, стремятся выехать пораньше, для экономии воспользовавшись всем спектром услуг, который предоставляет отель. Ника на еду косится с подозрением. Мы с Ромкой уплетаем за обе щеки.

— Ешь. Если тут едят эти ребята, — киваю на заросших неряшливых мужиков, — значит, жратва вполне съедобная.

— Откуда ты знаешь? — Ника с сомнением сводит брови.

— Они мотаются туда-сюда. Уж, поди, выучили бы точки, где есть чревато последствиями.

Ника вздыхает и берется за вилку. Я улыбаюсь. Судьба — странная штука. Не зря говорят: не было бы счастья, да несчастье помогло. Безусловно, то, что случилось с Толиком, чудовищно. Да и наши приключения в прокурорском доме неизвестно во что выльются, но… Мог ли я еще какую-то неделю назад предположить, что буду сидеть рядом с Никой и своим сыном за одним столом?

— Доедай. Я отойду. Позвонить надо.

Набираю знакомого юриста, которому поручил осторожненько прощупать почву. Понимаю, что за день, конечно, он мало что успел сделать, но все же. Удивительно, я сидел, считай, двадцать лет назад, а связи, которыми обзавелся на зоне, до сих пор пригождаются. И выручают в самых неожиданных ситуациях.

— Ну, какого хрена, ты видел, сколько времени?

— У тебя разве не почасовая оплата? — усмехаюсь.

— И что это, по-твоему, означает? Что можно звонить мне ни свет ни заря?

— Ладно, не ной. Накинь за вредность. Новости какие-нибудь есть?

— Ну, заявлений не поступало. Это уже хорошо. Твоя тачка тоже вроде нигде не успела засветиться.