Принцесса где-то там 2 (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 25

— Что за атрибут?

— Ты же Цензор, — сказал он. — Цензор корректирует сюжеты, или напрочь их ломает, вынося со страниц ключевых персонажей. И соответственно, у него есть для этого особый инструмент, который здорово облегчает задачу. Должен быть, по крайней мере. Это может быть любой предмет, но у тех, кто имеет дело с ТАКС, это чаще всего оружие. Методы у ребят довольно агрессивные, ты должна знать. Судя по тому, что Дженовезе был застрелен, твой атрибут — это пистолет. Тот самый, что сейчас при тебе?

— Нет, — сказала я. — Дженовезе я застрелила из пистолета, который подсунул мне ТАКС. Это был обычный «специальный полицейский» тридцать восьмого калибра. А до этого я пришибла грабителя с сюжетной броней из «баррета», так что никакой системы я не вижу.

— Значит, возможно, ты еще не нашла свой атрибут, — сказал он.

— Не мудрено, — я в этом бизнесе недавно.

— Возможно, «полицейский тридцать восьмой» принадлежал кому-то из бывших Цензоров ТАКС, и они вручили его тебе, чтобы увеличить шансы на успех.

— Противотанковая граната увеличила бы шансы на успех еще больше, — сказала я. — Хотя до этого я полагала, что они стопроцентные. Разве Цензор не может убить кого угодно?

— Теоретически, как бы, да, — сказал он. — По факту же… например, чисто теоретически, ты можешь убить Мыша, игнорируя его сюжетную броню. Но для того, чтобы убить Мыша, тебе нужно также преодолеть уровни защиты его особняка, одолеть его миньонов, сойтись с ним в рукопашной схватке, найти уязвимые места в его бронекостюме и умудриться не сдохнуть в процессе этого поиска. К тому же, и это вот чисто мое предположение, которому я никаких подтверждений не нашел, какое-то значение может иметь и степень сюжетной одаренности. То есть, ты можешь быть Цензором, но если его сюжет очень важен для мира, то его броня устоит перед твоим скиллом. Возможно, ТАКС думает так же, поэтому в случае с Дженовезе они решили усилить твой дар атрибутом, принадлежавшим кому-то из их прежних Цензоров. А может быть, они просто всучили тебе первое, что попалось под руку в арсенале.

В этом был смысл.

ТАКС не страдало от недостатка финансирования, и его агенты, даже не такие высокопоставленные, как Смит и Доу, щеголяли весьма недешевыми стволами, а мне для дела они подсунули какое-то нищебродское старье. Не очень понятно, чем они при этом руководствовались, но если этим старьем пользовался мой предшественник, то, возможно, таким образом они действительно пытались повысить мои шансы на успех.

«Баррет» Кларка, разумеется, никаким атрибутом никогда не был, но и мистер Денверс не являлся главным героем нескольких книг и целых трех фильмов, каждый из которых собрал неплохую кассу.

— А атрибут вообще обязателен?

— Черт его знает, — сказал Фил. — Мне известно слишком мало примеров, чтобы можно было бы построить статистическую модель. По сути, ты — четвертый Цензор, о котором мне вообще известно. И первый, с которым я встречаюсь лично, лицом к лицу. И, предвосхищая твой вопрос, сразу скажу, что у предыдущих трех атрибуты были.

— И это всегда оружие?

— Пистолет, кинжал, меч, — сказал Фил. — Ну, тут стоит уточнить, что речь идет о разных эпохах. И что у человека, у которого в жизни все идет так, как ему хочется, его благополучию и благополучию его близких ничего не угрожает, редко возникает нужда в том, чтобы ломать чужие сюжеты и выносить героев с сюжетной броней. Возможно, потенциальных Цензоров, людей со спящим даром, много, но пробуждается он только у тех, кто вступает в какой-то конфликт. В узких кругах специалистов даже существует теория, что история каждого Цензора развивается по тем же сюжетным правилам — завязка, развитие, кульминация, развязка — и после того, как Цензор проходит все стадии, он утрачивает дар. Подтвердить эту теорию, разумеется, пока не удалось, слишком мало статистических данных, а в жизни любого человека найдутся события, которые можно уложить в эту схему. Хотя… — он ткнул в мою сторону зажатым в пальцах карандашом. — Твой первый — это тот грабитель, да?

— С него все и началось, — сказала я.

— Но это ведь было заурядное ограбление банка, как я понимаю? Обычная рутинная перестрелка, в которых полиция участвует постоянно?

— Ну да, типа того.

— Это не очень похоже на сюжетную завязку, — сказал он. — Недостаточный, на мой взгляд, уровень конфликта. Или он успел положить кого-то из твоих сослуживцев, и ты воспылала жаждой возмездия?

— Нет, ничего такого, — сказала я, вспомнив свои эмоции в этот момент. Пристрелить мерзавца, конечно, хотелось, но по большей части это желание находилась в сфере моих профессиональных обязанностей.

Ничего личного, такая работа.

— Ты рушишь мою схему, — заявил он. Надо же, а до этого он не говорил, что это его личная теория. — Как ты вообще заполучила этот дар?

— Возможно, он достался мне в наследство от отца, — сказала я.

— Такого не бывает. Эти способности не наследуются.

— Это ты утверждаешь на обширной базе изученных тобой трех случаев? — уточнила я.

— Ладно, допустим, — сказал он. — И кто же твой отец?

Я сказала.

Фил побледнел, уставился в свой блокнот, а его пальцы доломали-таки чертов карандаш.

— Предупреждать надо.

После этого он замолчал секунд на тридцать. Видимо, взял паузу на обдумывание.

Я не стала его торопить и принялась смотреть в окно. Стекло было пыльным, и мир по ту сторону, казалось, где-то растерял все свои краски. Потух. Высох. Выцвел.

Звуки с улицы, кстати, сюда не доносились, несмотря на то, что стеклопакеты выглядели ровесниками динозавров, а рама растрескалась по всему периметру. Наверное, это тоже часть особой криэйторской магии.

— Скажи, что ты пошутила, а? — в его голосе почти присутствовала мольба.

— Не в этот раз.

— Выходит, что ты тоже не из этого мира, — сказал он. — Это ломает все мои схемы.

Вот оно как. А я-то думала, его больше личность моего папочки взволновала.

— Я ничего о своем мире не помню, — сказала я. — Меня оттуда еще во младенчестве забрали.

— Это не имеет значения, — сказал он. — Все предыдущие Цензоры, о которых мне известно, были местными.

— Ну извини, — сказала я. — И много у тебя было схем, которые я поломала?

— Некоторое количество, — сказал он и взял со стола новый карандаш. Покрутил его в пальцах. — Твое детство прошло здесь?

— Да, — сказала я. — Сначала в приюте, потом меня удочерили.

— Тогда откуда тебе известно о твоем настоящем отце?

— Он меня навещает, — сказала я. — Иногда. Время от времени. Не слишком регулярно.

— Он тебя навещает?

— Тут какое-то странное эхо, — сказала я.

— То есть, он может шастать туда-сюда между мирами? По его собственному желанию?

— По крайней мере, выглядит это именно так.

— А твоя мать?

— Она умерла.

— Мне жаль.

— Ничего, я ее даже не знала.

— Черт, — он бросил карандаш и потер переносицу. — Ты не вписываешься.

— История всей моей жизни, — сказала я.

— Нет, серьезно, — сказал он. — У меня была довольно стройная теория, согласно которой Творцы существуют — или приходят — извне, а Цензоры возникают исключительно изнутри, как ответ на беспредел некоторой части сюжетов. Но если ты не местная…

— Придумай другую теорию, — сказала я.

Как по мне, все эти изыскания обладали исключительно умозрительной ценностью, а никакой практической ценности не имели. Какая разница, кто откуда пришел? Главное, что теперь со всем этим делать.

— Легко сказать, придумай.

— Но это же все равно ни на что не влияет, — сказала я. — Какая разница, кто откуда, если итоге все мы вот здесь барахтаемся.

— Нельзя исправить картину, если ты видишь только ее фрагменты, — сказал он. — Нужно глянуть на общий план.

— А ты уверен, что ту картину вообще нужно править? — поинтересовалась я.

— А ты считаешь, что не надо? — спросил он. — Ты считаешь, что ваш мир нормален? Что он не безумен?