Н 2 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 33

Выйдя из кабинета, я огляделся. Свободных помощников поблизости не оказалось, и я влился в толпу, что поднималась по лестнице плотным потоком, как в метро в час пик.

Толпа вынесла меня снова в холл, оттеснила к массивной колонне, где к стене крепились держатели с информационными брошюрами. Я взял одну. Полстраницы объяснялось, почему участники, невзирая на пол, возраст и вес, дерутся в одной сетке. Главная цель: выявить абсолютного чемпиона области, что для него, наверное, равносильно выигрышу джек-пота в лотерею или золота на Олимпиаде в моем мире.

В буклете был ответ на мой вопрос, что толкает на турнир мало подготовленных людей, которых я видел на нулевом этаже — ведь и без того понятно, что против профи-тяжеловесов у них нет шансов. Оказалось, всему причина — честь организации. Бойцы приносят организациям очки рейтинга, которые учитываются при локальном распределении благ и бюджетов. Квоты выделялись областным спорткомитетом. Спортивные школы и клубы могли выставить до трех спортсменов, а остальные — от одного до трех в зависимости от численности штата. Естественно, бои — не единственный вид деятельности, который заставляет всякие структуры друг с другом конкурировать, но об этом в брошюре ничего не было. Когда появится время, почитаю Комсеть.

Всего на этот турнир заявилось девятьсот сорок четыре бойца от более чем четырех сотен организаций области, включая коммерческие структуры.

Охренеть! Девятьсот! Сорок! Четыре! Только сейчас до меня дошло, какая это толпа. Сколько же боев должен провести финалист? Если на вылет, то минимум девять… Девять, мать вашу! Победят, надо полагать, два терминатора. Да и зрителям будет тяжко до поздней ночи смотреть шоу… Хорошо хоть между боями будет время отдышаться. Да и перекусить, если что.

Сунув брошюру в карман куртки, я двинулся наперерез людскому потоку, надеясь отловить свободного помощника. Заметил одного, но он растворился в толпе. Мелькнул другой и тоже исчез. Сообразив, что их правильнее ловить из засады, я вернулся к колонне, размышляя над судьбами чемпионов.

Обычно победителей турнира в области больше никто не видел — их «продвигали», за них боролись в Москве разного рода структуры, а тех, кто остался, выкупали, как мне думается, Семьи…

В метре от меня мелькнула помощница, и мысли оборвались. Я схватил ее за руку и притянул к колонне, возле которой стоял. Девушка ойкнула. «Марта» — было написано на бейдже.

— Милая Марта, извините за внезапность, но мне очень… крайне… жизненно необходима ваша помощь. — Я протянул свой пропуск и, пока девушка его сканировала, продолжил: — Не поверите — потерялся. Теперь мне надо к своим.

Девушка хихикнула.

— Да уж, поверить трудно, потому что потеряться сложно. Идемте, Александр!

Мы прошли к широкой и длинной лестнице, поднялись. На втором этаже, в многолюдном холле, украшенном новогодней мишурой, вытащив записку якобы от Достоевского, я сдал куртку в гардероб — принцип был такой же, как и в нашем спорткомплексе — и мы повернули направо, в светлый закругленный коридор. Сквозь полностью зеркальную стену я глянул вниз, на парковку, куда народ все прибывал и прибывал.

Марта провела меня через одну из многочисленных дверей в холле, мы поднялись на этаж выше, а там…

У меня захватило дух. Передо мной раскинулась большая арена, которая зимой, видимо, служила хоккейной площадкой, а по надобности могла быть и волейбольной, и баскетбольной, и даже концертной. Для футбола маловата вроде, но если разобрать первые ряды трибун…

— Первый раз в «Центральном»? — с некоторой гордостью поинтересовалась Марта.

— Я недавно переехал в Лиловск.

— Недавно, и уже участник турнира? — удивилась она искренне, вскинув бровки. — Вы, наверное, очень хороший боец. А что касается арены, то она у нас многое умеет! Здесь при плохой погоде и наше футбольное «Динамо» выступает — вон, видите, газон выдвижной? Искусственный, правда, но лучше, чем по снегу или грязи, ведь правда?

— Правда, — сказал я, любуясь девушкой, уж больно очаровательно смотрелась ее гордость.

Пространство арены разделили на шестнадцать участков, в центре которых поставили восьмиугольные клетки-октагоны в два ряда. У каждой стоял столик, за которым рассаживались судьи. На столах стояли большие экраны, на них был написан номер клетки, боя, имена участников и логотипы организаций, честь которых бойцы защищали. Я увидел свою клетку — последнюю в противоположной от меня стороне.

То там, то здесь сновали помощники с планшетами. У дальнего входа в виде огромных ворот дежурили медики из неотложки.

Над самой ареной висел огромный куб, состоящий из четырех экранов. Там сейчас показывали лучшие моменты прошлых турниров. С арены доносился мерный гул и редкие выкрики, на открытом пространстве разминались и тянулись бойцы, кто-то бился с тенью, кто-то разогревался с партнером, катаясь по матам. Трибуны пока пустовали и были заполнены процентов на десять — очевидно, пришли поддержать своих семьи, друзья и коллеги.

Попрощавшись с Мартой, я направился вниз, к участникам. Уже на подходе к арене в нос ударил острый запах пота разгоряченных мужских тел, смешанный с парфюмом.

В самом конце зала я увидел Витаутовича. Он заметил меня первым и уже грозил кулаком, его лицо не предвещало ничего хорошего. Сделав виноватое лицо, я развел руками и зашагал к тренеру.

— Где ты шарахаешься? — рявкнул он.

Стоящий у стены и нервно притопывающий Алексей ухмыльнулся:

— Я уж подумал, что слился Саня!

— Ну нет, — ответил я. — Вылетите с Олегом, тогда можно будет сливаться, а так — хрен вам!

— Ну так-то у меня шансов поболее, чем у…

В этот момент Витаутович так на него посмотрел, что тот прикусил язык и больше ничего не говорил. Смерив меня взглядом, тренер поинтересовался:

— Есть что сказать?

Я кивнул, и мы отошли подальше от лишних ушей.

— А где Олег? — спросил я.

— У него двести какой-то там бой, шатается где-то. Что у тебя?

Порывшись в кармане, я протянул ему записку.

— Это я нашел с утра под дверью. Подпись «ФМ» странная, как угодно можно трактовать, но расчет был, что я знаю Федора Михайловича.

Читая, тренер скривил рот и выдал:

— Не похоже на Достоевского. Детсад какой-то.

— Они подумали, что я и есть детский сад, и со мной такое сработает.

— Достоевский так не сделает, — качнул головой Лев Витаутович и тряхнул запиской. — Слишком глупо для него.

— А это и не он. Слушайте, что со мной случилось и почему я задержался…

Я рассказал о своем туалетном приключении, поделился соображениями насчет того, как действовать дальше. Витаутович слушал, потирая подбородок, и смотрел себе под ноги, словно пытался на полу прочесть ответ.

Дав мне закончить, он сказал:

— Все так, все правильно, Саня. — Он похлопал меня по плечу. — Только погоди с этим. С такими, как Шустрый и Достоевский, нужно на другом уровне вопросы решать.

— На каком?

— Не на твоем. Не это сейчас главное. Выброси мысли из головы. Сосредоточься на предстоящем бое. Сможешь?

Я кивнул.

— Тогда идем разминаться, — Витаутыч качнул головой в сторону Алексея. — И попытайся хоть немного расслабиться.

— Расслабишься тут… — начал было я говорить, как он меня перебил:

— Помолчи-ка и делай, что говорю!

Сказал резко, я даже не понял, почему такой тон, но в следующее мгновение он положил руки мне на плечи, и меня как будто отключили. Я продолжал стоять, но ощущение было таким, что это не я стою, а Лев Витаутович приклеил меня к своим рукам и не дает упасть. Все чувства не то чтобы отсекло, но очень приглушило. Зато я отчетливо услышал гулкую пульсацию крови, которая будто пошла в обход — через что-то, что ко мне подключилось (Витаутович?) и фильтровало кровь, вычищая из нее кортизол и прочие стрессовые гормоны, успокаивая и наполняя уверенностью.

Продолжалось это несколько секунд, после чего тренер отпустил мои плечи и подтолкнул к Алексею, но я к нему не спешил. Посмотрел Льву Витаутовичу в глаза, задал безмолвный вопрос, и тренер слегка качнул головой, мол, не сейчас.