Skinова печать - Алов Сергей - Страница 50

«И что я такого сделал, что со мной никто разговаривать не хочет?» — подумалось Хорсту.

Он проследовал в кабинет Жидоморова. Сам профессор был тут, сидел в кресле за массивным письменным столом. Хорст давно не видел его. Святополк Жидоморов сильно изменился. Сейчас он производил странное, даже пугающее впечатление. Лицо осунулось, глаза ввалились. Волосы свешивались липкими редкими прядями. На лице профессора было написано: «Ну вот, только тебя не хватало».

Он посмотрел на Хорста, как на пустое место, и недовольно спросил каким-то странным скрипучим голосом:

— Тебя отпустили?

Хорсту это не понравилось.

— А что, не должны были? — поинтересовался он. Жидоморов смутился.

— Ну почему?.. Просто я слышал, улики очень серьезны.

«Интересно, от кого слышал? — подумал Хорст. — А не ты ли эти улики и подкинул? Не сам, конечно, «шестерок» у тебя пока хватает».

Словно в подтверждение этих мыслей Шварц встал в дверях каменной статуей. Из-за его спины трусливо выглядывал Дыня.

— Игнат пропал, — сообщил Шварц. — Мы за его жизнь сильно беспокоимся. Ты ведь его, кажется, не любил?

Хорст усмехнулся.

— Но не настолько, чтобы убивать. Что-то много наших пропадать стало. Кстати, Ботаника до сих пор не нашли?

Шварц не ответил. Выдержав паузу, распорядился:

— Готовься к акции. Займемся рынком Мусы. У тебя будет шанс проявить себя…

— А до этого я себя не проявлял? — перебил его Хорст подчеркнуто дружелюбным тоном. — Не тебе, старина, меня учить. И вот еще что… Как мой паспорт могли найти на квартире Гершензона под его трупом?

Шварц опять не счел нужным ответить, за него это сделал Жидоморов:

— Но ты же как-то заходил в квартиру Гершензона, — проскрипел он. — Нет? Значит, тебя с кем-то спутали. Тогда действительно странно, что там вдруг оказался твой паспорт. Просто ума не приложу, как это могло случиться!

Профессор велел Хорсту идти в спортзал и как следует погонять там молодых новобранцев, чтобы получше подготовить их к предстоящей акции. Дыню приставили к Хорсту помощником, но тому показалось, что доносчиком. Похоже, здоровяк теперь пользовался полным доверием профессора.

По дороге Крюков передумал ехать в отдел и свернул к дому Гершензона. Возле подъезда сыщик нажал кнопку домофона. Из коробочки донеслось что-то невнятное типа: «Вы к кому?»

— Я к Моисею Вольфовичу, — Крюков не сразу сообразил, что получилось нелепо.

— Его уже нет, хотя венки еще стоят, — сообщил голос бабушки Фиры. — Что вам надо?

— Меня зовут Крюк, опер Крюк! — представился сыщик и был впущен сначала в подъезд, а затем и в квартиру.

Дома, кроме бабушки Фиры, была Машка. Сыщик принес обеим свои соболезнования.

— Я на секунду, — сказал он. — Хотел посоветовать вам быть осторожнее. Машка теперь может оказаться наследницей миллиардов Рабиновича.

На Машку сообщение, вроде бы, не произвело особого впечатления. А вот старушка, кажется, заинтересовалась.

— И что, там действительно много денег?

— Очень много, — подтвердил опер.

Бабушка Фира вздохнула.

— Ну что же, я всегда хотела иметь столько денег, чтобы купить на них атомную бомбу. Как вы думаете, их должно хватить?

— Думаю, хватит на две. Небольших, килотонн по пятьдесят. Но зачем вам атомная бомба?

— Бомба мне и даром не нужна, — призналась бабушка Фира. — Просто я хотела иметь именно столько денег. Кто-то ведь мечтает иметь деньги на «мерседес», кто-то на самолет. А я — чтобы хватило на атомную бомбу. И вот теперь я могу умереть спокойно! Мириам, золото, ты уже нашла? Представляете, куда-то запропастился альбом с фотографиями. Ищем третий час, и все никакого толку.

— Бабушка, посмотри в серванте, пока я занимаюсь чаем, — попросила с кухни Машка.

Старушка бессильно опустилась на диван.

— Нет, золото. Только не в серванте. В серванте я не смотрела и даже не хочу смотреть, потому что если их и там нет, у меня будет инфаркт!

Крюков сам осмотрел сервант, но не нашел никаких фотографий.

Машка вошла в комнату с подносом, на котором стоял большой заварочный чайник и чашки.

— Я поняла. Это Танька, стерва, взяла! — сказала вдруг она.

И Машка рассказала, как случайно встретила на улице школьную подругу Таню Тонкую. Они давно не виделись, с выпускного вечера. Машка слышала, что Танька связалась с бритоголовыми. Та не отрицала этого, но заверила подругу, что сделала это из-за своего парня, а теперь с ним порвала, и ей негде жить. Машка развесила уши и пригласила Тоцкую к себе, благо, квартира большая.

В квартире Танька добровольно возложила на себя обязанности горничной, чем совершенно подкупила Моисея Вольфовича. После преждевременной смерти его жены, Машкиной матери и дочери бабушки Фиры, уборка квартиры, стирка и готовка принимали здесь вид редких авральных мероприятий.

Позже Танька привела своего друга Ивана, которого, по ее словам, преследовали его бывшие друзья фашисты. Иван Машке понравился. Он никуда не лез, сидел в отведенной ему дальней комнате и выходил оттуда только к столу или по нужде. Моисею Вольфовичу он тоже понравился, так как тот мог вести с ним долгие политические и философские диспуты или играть в шахматы. Незадолго до смерти Моисея Вольфовича Иван внезапно исчез. Танька исчезла еще раньше. Фотографиями с тех пор никто не интересовался. Иван фотографии взять не мог, он вообще никуда не лазил, а вот Танька — запросто.

Объяснения Машки прервал звонок домофона. Она вышла в коридор и вернулась встревоженная.

— Это Тоцкая.

Крюков обрадовался.

— Вот и прекрасно. Сейчас все и узнаем из первых рук. Ты ее будешь держать, я — бить, а бабушку попросим вести протокол допроса.

— Вы меня недооцениваете, юноша, — обиделась бабушка Фира. — В нашем партизанском отряде мне приходилось делать вещи посерьезнее, чем то, что вы нам тут предложили. И, поверьте, мы с врагами не церемонились.

— Мы же пока не знаем — враг она или нет, — сыщик постарался охладить пыл старушки. — Вот определимся, тогда, пожалуйста. Можете тряхнуть стариной и вспомнить молодость.

Раздался звонок в дверь. Машка пошла открывать. Крюков на всякий случай приблизился к двери в комнату и прислушался. Вроде все спокойно.

Машка вернулась через несколько секунд. В руках она держала альбом с фотографиями. За ее спиной переминалась с ноги на ногу девушка. Крюков узнал в ней ту самую подругу Хорста, которую он заметил еще во время погрома в центре города и взрыва в бутике Анвара.

— Проходи, деточка, — пригласила гостью бабушка Фира.

Она сама налила ей чаю, подвинула сахар и варенье. Татьянку бил легкий озноб. После чая она немного успокоилась.

— Я не знала… — сказала она наконец.

— Чего не знала?

— Я не знала, что он убьет их. Моисея Вольфовича, Ваньшу…

— Кто?

— Жидоморов, кто же еще?

Тут она разревелась, потом начала рассказывать.

Узнав, что Татьянка училась в школе с дочкой Гершензона, Жидоморов приказал ей войти в доверие и внедриться в квартиру Моисея Вольфовича. О цели внедрения профессор сообщил не сразу. К этому времени Татьянке расхотелось вредить своей подруге, ее отцу и даже чокнутому Санчесу, который с момента появления в дядиной квартире Татьянки стал бывать здесь гораздо чаще.

Потом случилась беда с Ваньшей. Его объявили предателем, и Татьянка не придумала ничего лучше, как привести его в квартиру Гершензона. Уже тогда она твердо решила для себя — какое бы задание Жидоморов ей ни поручил, выполнять его она не будет. И ошиблась.

В один прекрасный момент профессор вдруг напомнил о себе. Он поинтересовался у Татьянки, как прошло ее внедрение, и поручил сущую ерунду. Попросил принести ему на пару дней альбом с фотографиями из квартиры Гершензона. У Татьянки просто не нашлось причины отказать ему в таком пустяке. Альбом он, как и обещал, вернул через пару дней, но у нее не оказалось времени положить его на место.

— Тут не все. Несколько фотографий он отобрал и велел уничтожить, но я их спрятала. Они в надежном месте. Я их привезу прямо сейчас.