Самый яркий свет (СИ) - Березняк Андрей - Страница 3

— В которые Вы его и втравили, — невежливо перебила я графа. — Прекрасно осведомлена. Сумма значительная. Я бы сказала, что устрашающая. Но Вы уже не в первый раз беспокоите меня этим вопросом. Я отвечу ровно то же самое — обращайтесь к нему.

— Мертвые не отвечают, что бы ни говорили шарлатаны-медиумы, — мрачно ответил Дюпре.

— Вы можете сдохнуть и встретить моего папеньку на том свете. И предъявить ему все свои претензии. На этом свете о Вас не будет сожалеть никто, даже Ваша дражайшая супруга, чью семью Вы успешно ограбили.

— Ваш английский даже слишком хорош, — поморщился граф Каледонский. — Словно я в портовых кварталах Дюнкерка.

— О, до этого моветона мне еще далеко, но не скрою — очень хочется пообщаться с Вами именно на этом диалекте. Сомневаетесь в моих знаниях?

— Уже нет. Но Ваша грубость, мисс, не снимает моих требований. Ваш отец остался должен мне и компании значительную сумму. В рублях она превышает…

— В рублях она составляет восемьсот пятьдесят четыре тысячи серебром. Мне прекрасно известно, что записано в счетных книгах отца. Но повторю свой вопрос: какое отношение к этому имею я?

Дюпре не ответил сразу, подождав, пока человек поставит на столик мой кофий и шоколад. Вряд ли местные служки понимают английский, но рисковать мой собеседник не хотел.

— Ваш отец умер…

— Был убит, — снова перебив графа, поправила его я.

Он поморщился, но продолжил.

— Его смерть не обнуляет его долги. По закону они должны быть покрыты из принадлежавшего ему имущества. Это его апартаменты, земли, акции.

— Вклады, мистер Дюпре, вклады.

— Не важно, пусть будут вклады. Вы незаконно владеете всем этим, и сами знаете это.

Я откинулась на спинку стула и внимательно посмотрела на англичанина. Он донимал меня письмами, дважды подходил ко мне на приемах, но теперь решился на встречу, очевидно, даже не подготовившись к ней. Я бы проигнорировала его приглашение, если бы не одно.

Уверенность в том, что именно эта островная мразь имеет отношение к убийству моего отца.

— Мистер Дюпре, Вам известно, что я не получала наследства?

— Как не получали? Я узнавал, владелицей всего имущества мистера Платона сейчас значитесь Вы.

— А Вы не интересовались, когда я стала владелицей этого имущества? Вижу, что нет. Так вот, и апартаменты, и земли, и вклады записаны на мое имя с тринадцатого года. Сейчас у нас на дворе 1817, двадцать шестой год правления Его Величества Императора Павла, да продлит Мани его царствование. Мой отец был убит, — тут Дюпре снова поморщился, — в 1816 году. То есть через три года после того, как подарил мне все свое состояние, которым потом управлял по моему доверению. О чем в нотариальных книгах есть все записи. Так что уберите свой нос от моей собственности.

— Вы женщина, — снисходительно заметил граф.

— И что? — деланно изумилась я, хотя уже понимала, к чему клонит англичанин.

— И Вы не замужем, — продолжил он. — Вы не можете быть собственником имущества, поэтому эта воля Вашего отца не могла свершиться.

— Мистер Дюпре, — снисходительностью в моем голосе можно было пересластить и шоколад, который я тут же попробовала.

Да уж, мой тон и в самом деле сахарнее, несмотря на отличное качество принесенного десерта.

— Мистер Дюпре, к счастью, мы не в Англии, а в цивилизованной стране, — графа на этой фразе перекосило так, что я понадеялась на удар, который свалил бы его без шансов, но — увы. — В России женщина имеет те же права собственности, что и мужчина. Более того, если я найду достойного жениха, обвенчаюсь с ним, то все мое останется только моим. Еще при Петре Великом его указом женщины у нас получили право распоряжаться своим имуществом. Нынешний Государь еще в прошлом веке окончательно решил — женщинам скарбом и землею владеть. Так что попрошу меня больше не донимать своими фантазиями, мистер Дюпре. За Вашу мелочность не желаю называть Вас графом, хотя приличия требуют. Так что, граф Каледонский, возьмите свой член и засуньте его в свою же собственную задницу!

Все же удалось пробить мне эту врожденную английскую маску деланного безразличия: Дюпре поперхнулся чаем и закашлялся. Человек, услышавший его страдания, дернулся было помочь, но я жестом остановила его порыв. Фаравахар на груди сверкнул, отразив низкое уже солнце, и служка замер на месте.

— А еще, Александр, Вы видите это? — я показала на крест, заключенный в круге. — Не пяльтесь на мою грудь, она не про Вас.

— Ходят слухи, что множество мужчин не только глазели на нее, но и лапали, — сиплым голосом попытался задеть меня граф.

— А еще ласкали губами, языком и вцеплялись в соски зубами, — все же хорошо, что английский в Петербурге и в России вообще совсем непопулярен, не то все же вышел бы скандал в заведении, пойми кто мои речи. — Но Вы опять же, Александр, плохо знаете страну, в которой пытаетесь делать свой бизнес. Мне никто ни слова не скажет за мои любовные увлечения. Простая дворянка будет ловить на себе неприятные взгляды в обществе, но и ее репутацию это не уничтожит. Такое поведение не приветствуется, но в наше время не осуждается. А уж мне простится все. Вот из-за этого.

И я щелкнула ногтем по серебру символа своей веры.

— Ведьма, — прошипел Дюпре.

— Освещенная, — поправила я, сказав это по-русски.

Несколько посетителей за соседними столиками обернулись. Кто-то посмотрел на меня с долей страха, кто-то с восторгом.

Все привычно.

— Освещенная, — попробовала я перевести это слово на английский. — Та, на кого упал Свет. Одна из тех, кем богата Империя.

— Господь проклял ее такими, как Вы!

— При этом ваша компания выискивает освещенных по всей вашей империи, пытаясь закабалить их на службу. Человек! — позвала я служку. Я закончила, благодарю за чудесный шоколад. Кофий тоже неплох.

— Позвольте спросить, сударыня, — подскочил половой, — серебром или ассигнациями?

— Бумажными.

— Тогда попрошу пять рубликов.

Кофейный дом — заведение не дешевое, но и место выбирала я сознательно. Под свой кошелек, а не жадность Дюпре. Розовая бумажка[8] совокупно с жестом, что возврата не надо, сделала человека счастливым.

— Это еще не конец, мисс Александра, — бросил мне в спину англичанин.

— Это прямая угроза, мистер Дюпре? — обернулась я.

Спросила на русском.

— Это…

Я не могла этого видеть, но мои зрачки на мгновение сжались в точку, а граф прохрипел:

— Да, это угроза, мисс Болкошина.

Граф ужасно коверкал русские слова, но произнес это громко и так, что услышали его все служки и посетители.

— Вот и хорошо, — кивнула я и покинула кофейню.

[1] Фаравахар — изначально символ зороастризма, окрыленное солнце. Манихейцы по некоторым источникам переняли само слово, но символ был изменен на равносторонний крест, заключенный в круг.

[2] Немцами в России издавна называли любого иностранца. Этимология происходит от слова «немой» — не знающий языка. К XIX веку из официальных документов это понятие давно исчезло, но в простой речи, особенно в крестьянской среде, сохранялось еще долго.

[3] Извозчики делились на «категории»: лихач — «бизнес-класс», голубчик — «комфорт», ванька — «эконом», только вчера из деревни с захудалой кобылой и почти телегой за упряжью.

[4] Кофейный домик Бурдерона — кафе, здание которого в 1813 году построили по проекту В.П. Стасова. Позже павильон был перенесен на Елагин остров.

[5] Лаж — разница между номинальной стоимостью металлической монеты и ее бумажного эквивалента. Финансовая политика Екатерины II с рисковой эмиссией ассигнаций привела к лажу бумажной купюры к серебряной монете свыше 4:1.

[6] Гласис — пологая земляная насыпь перед наружным рвом крепости.

[7] Человек — в данном случае официант. Как и половой.

[8] Розовый — цвет ассигнации в 10 рублей.

До Управы благочиния[1] у Вознесенского моста через Екатерининский канал я дошла пешком. И не для того, чтобы привести мысли в порядок — они и так были ясны как небо в погожий день — а успокаивая нервы. Видит Мани, как мне хотелось выхватить из потайной складки в юбке пистоль и разрядить ее в мерзкую харю графа Каледонского! Но тогда до Средней Мещанской я добиралась бы не сама, а в компании полицейских и в сопровождении пристава из Особого отдела.