Ш из Б 2 (СИ) - Политов Дмитрий Валерьевич - Страница 26

— А вот здесь ты не прав! — не согласился с ним старик. — Как раз все воюют совсем по-другому. Я тут на досуге навел справки о тебе и что же? — он сделал эффектную паузу и вопросительно уставился на Дивина.

— Что? — насторожился Григорий. Разговор приобретал неприятный оттенок. Прежде всего тем, что было непонятно, доволен его поведением офицер службы времени или нет.

— А вот давай вместе поглядим, — предложил Махров и достал небольшой блокнот. Отставил его в сторону, как обычно делают люди, страдающие дальнозоркостью, и начал листать страницы. — Где же это у меня записано-то? А, вот, нашел! — Он торжествующе улыбнулся и победно взглянул на экспата. — Думал, поди, что никто этих художеств не заметит? Нет, брат, шалишь, все твои фокусы у меня на карандаш давным-давно взяты. Но, по порядку. Боевой порядок «круг» в полку своем внедрил?

— Предложил, — осторожно поправил его Дивин. — Только предложил.

— Допустим, — неожиданно легко согласился с ним Махров. — Но на внедрении все-таки настаивал, а потом еще на летно-тактической конференции представил собственные наработки, по более эффективному применению этого построения. Верно?

— Ну да, а что здесь такого? — искренне удивился лейтенант.

— А то, — наставительно поднял палец старик, — что в каноническом варианте истории это произошло лишь спустя год. И то, с большим скрипом. Вник? Поехали дальше. Дружку своему, истребителю, показал, как штурмовики сопровождать можно, не теряя скорости и маневра?

— Показал, — с вызовом бросил Григорий. — Потому что он мою шкуру защищал! Не хотелось, чтобы меня «мессы» сожрали, пока он телепаться будет.

— Не знал бы, что ты нелюдь, а не попаданец какой, прибил бы за бесстыжее воровство, — смачно припечатал Махров. — Формулу эту асы наши после тяжелейших боев на Кубани примерно через полгода потом и кровью начертят. Точнее, начертили бы. А, благодаря тебе, ее уже потихоньку изучают.

— В чем моя вина?

— Так просто все, — вздохнул вредный старикан. — Обучен ты гораздо лучше, чем любой современный пилот. Потому и бежишь впереди паровоза, время обгоняешь. А оно, видишь ли, страсть как не любит, когда его такими вот шпорами, да под брюхо, под брюхо! Лягаться начинает, беситься. И упаси тебя господь ему под копыта попасть, растопчет и не заметит.

— А вы, значит, конюхом при нем состоите? — попытался улыбнуться Дивин.

— Можно и так сказать, — Махров, кажется, ничуть не обиделся. — Чищу авгиевы конюшни день и ночь. Балбесы, вроде тебя, набедокурят, а я убираю. Эх, молоко за вредность положено давать, — закручинился вдруг он. — Обманывают меня, сиротинушку.

— Хватит паясничать, — резко оборвал его экспат. Ему порядком надоела эта клоунада.

— А ты не спеши, сокол сталинский, — засмеялся Махров. — Теоретические наработки твоей цивилизации в принципе не столь опасны, тут даже и заморачиваться особо не нужно. Они ведь под другую технику заточены и ты вынужден здорово их перекраивать, адаптировать под местные реалии, верно?

— Естественно, — пожал плечами Дивин. — Это и дураку понятно. Здесь авиация сплошь поршневая, а у нас все атмосферники давно на реактивной тяге летают.

— Нет, оно конечно все равно оказывает определенное влияние. Кто-то скажет, что существенное, кто-то не согласится. Но вот тот факт, что за счет этих огрызков ты гарантированно и навсегда выводишь из игры человечков, которым совсем иная судьба предписана была — это уже косяк конкретный! — словно не слыша его, размышлял вслух Махров.

— Косяк? При чем здесь дверной косяк?

— Вина, то есть, — пояснил старик. Он вдруг подобрался и взглянул на Григория прицельно, с холодной беспощадностью. Так, словно смотрел через прицел. — Твоя вина! И вот сижу я сейчас и думу думаю, не перешел ли ты некий рубеж, за которым заканчивается минимально допустимое воздействие на реальность и начинается активное вмешательство в нее. А я, стало быть, должен в срочном порядке ликвидировать назойливого слепня, чтобы он лошадку-время до смерти не закусал.

— Погодите, — медленно попросил лейтенант. Он вдруг очень ясно понял, что в эти секунды решается его судьба. — Но я ведь вам еще тогда все, как на духу рассказал. На Землю попал случайно и, если бы была возможность вернуться обратно, то непременно ею воспользовался. А пока просто стараюсь выжить. Понимаете, просто выжить! Да, я пользуюсь теми знаниями, что получил в Империи, но ведь ничего другого у меня не осталось. «Коготь» сгорел после переноса, обмундирование и техника тоже. Только голова на плечах — вот и все мое богатство. Неужели такая малость способна изменить ход истории?

— Поверь на слово, дружок, и не такая соломинка ломала хребет верблюду, — холодно процедил старик, по-прежнему не отводя от него тяжелый взгляд. — Главное, это угадать с точкой бифуркации. Что это такое, я надеюсь, объяснять тебе не нужно?

— И что, я уже надавил на такую точку? — с замиранием сердца спросил Григорий. Вот сейчас все решится! Если старик захочет, то один экспат, занесенный на эту планету невесть почему, умрет.

— Почти что, — Махров распахнул блокнот на другой странице и протянул его лейтенанту. — Зачитай-ка. Я там карандашиком зеленым отчеркнул.

— Гюнтер Ралль, — вгляделся Дивин в неровные строчки. Ну и почерк, как курица лапой! — Родился 10 марта 1918 года. Умер 4 октября 2009-го. Третий по результативности ас в истории люфтваффе. Одержал двести семьдесят пять побед. Из них двести семьдесят две — на Восточном фронте. Сбил двести сорок один советский истребитель. Совершил шестьсот двадцать один боевой вылет. Был трижды ранен и восемь раз сбит. Из всех экспертов люфтваффе являлся, вероятно, наиболее метким стрелком, способным поражать вражеские самолеты с экстремальных дистанций и под большими углами упреждения. Хотя чаще всего предпочитал подойти поближе... Я не пойму, зачем мне знать про этого фрица? — удивленно спросил экспат.

— Ты дальше-то прочти, — вкрадчиво попросил старик. — Может тогда туман в башке рассеется?

— Как хотите, — пожал плечами лейтенант. — Так, что тут у нас еще. Его «мессершмитт» имел личный номер тринадцать — «чертова дюжина» — и опознавательный знак... Не может быть! — потрясенно вскрикнул Григорий.

— Красный крест в черном ромбе, — закончил по памяти Махров. — Знакомый самолетик, правда?

— Его недавно Каменский срубил, — понурился экспат.

— В точку! — зааплодировал старик. — Молодец, возьми с полки пирожок. А операцию, как его подловить разработал ты. И роль живца блестяще исполнил при этом. Отрицать станешь?

— Чем этот гад для истории так важен? — мрачно спросил Григорий.

— Да ты невнимательно читал что ли? — удивился Махров. — Напоминаю, он уничтожил за две сотни советских самолетов. При этом погибла масса народа. А теперь, когда ты его так безжалостно и умело загнал в гроб, кое-кто из них выживет. Смекаешь? Нет, большинство все равно свои отчаянные головушки сложит — драки впереди предстоят серьезные. Но вот несколько человек, — дед пожевал губами, — лучше бы они тоже того, — он выразительно ткнул пальцем в пол.

— А почему вы так озабочены судьбой именно советских людей? — не удержался лейтенант.

— Вот те раз! — всплеснул руками старик. — За немцев пусть немец думает. А он, между прочим, уже на тебя жалобу руководству накатал. Не люблю я этих бошей, — доверительно произнес он, наклонившись к Дивину. — Вечно у них все по регламенту, в строгом соблюдении всех инструкций, правил, параграфов. Крючкотворы еще те, уж поверь мне на слово!

— И что вы решили? — рубанул напрямую Григорий.

— Умереть торопишься? — нехорошо осклабился Махров.

***

— Мне почему-то кажется, — медленно сказал Дивин, — что вы не собираетесь меня убивать.

— Неужели? — прищурился старик. — С этого места поподробней, пожалуйста.

— А какой смысл, в противном случае, рассказывать мне о моих, гм, косяках? С вашим уровнем подготовки и возможностями проще придавить меня по-быстрому и свалить дальше чистить те самые межвременные авгиевы конюшни. Потому что вряд ли таких специалистов очень много, и, значит, работы у них хоть отбавляй. Вывод?