Тайная жена моего мужа - Борн Амелия - Страница 7

– Я просто не хочу ругаться.

– Тогда надо было давно уже все рассказать! А сейчас не ругаться – уже не выйдет! Ты же как минимум обманул меня, и бог знает, что еще там у тебя на уме на самом деле!

Яков открыл было рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент дверь распахнулась и в проеме показалась лохматая черноволосая макушка сына.

– Вы чего кричите? – спросил он обеспокоенно.

Я заметила, как Ромка крепко прижимает к себе неизменный планшет, словно тот сейчас был его спасением и ориентиром в этой ситуации, когда между родителями происходило что-то странное, ранее ему непривычное.

Яков нашелся с ответом первым.

– Просто поспорили, что вам стоит взять с собой в поездку, – солгал спокойно и меня неожиданно замутило.

Как же ловко у него это, оказывается, выходило! Вот и мне он так же врал много лет подряд, называя женой, говоря, что у нас настоящая семья…

Я отвернулась, начиная для вида что-то искать в шкафу.

– Да, все хорошо, сынок, – проговорила, надеясь, что голос не выдаст. – Иди к себе.

Некоторое время еще чувствовала: сын неловко мнется на пороге, явно до конца не веря тому, в чем его пытались убедить. Но вот дверь скрипнула, тихо притворившись, и я с прерывистым вдохом обернулась к мужу.

– Кстати, о поездке. Ты для этого нас пытался сбагрить в Турцию? Чтобы тут… со своей этой Ингой встречаться? Или чем там еще ты намеревался с ней заниматься?

Я говорила быстро, зло, резко, каждым словом желая задеть, ранить, зацепить. И вместе с тем, в глубине души отчаянно желая, чтобы он возразил, переубедил, поспорил…

Но раньше, чем изо рта Якова вырвалось хоть слово, я уже заметила его взгляд. Неловкий, стыдливый, виноватый…

– Карин, ну ты что говоришь такое? – откликнулся вяло, словно и сам до конца не был уверен в том, что нужно возражать.

– А что еще мне говорить? Что думать? Тем более, что ты не торопишься что-либо объяснять!

Я изо всех сил старалась не переходить на крик, чтобы не пугать сына, но нотки истерики порой еще прорывались, выдавая волнами набегавшее на душу отчаяние.

Яков шагнул к кровати, упал на нее, точно разом лишившись всех сил, и, закрыв лицо руками, отчего голос его зазвучал глухо, проговорил:

– Не знаю, с чего начать… просто… спрашивай. Что хочешь…

– Ты жил с нами обеими? Спал одновременно?

Он резко вскинулся:

– Нет, конечно! Карин, ну ради всего святого, я же каждую ночь дома был, нигде не задерживался…

– …и старательно прятал паспорт, – закончила за него, не скрывая сарказма.

– Я боялся.

– Но так ведь невозможно прожить всю жизнь, скрывая такие вещи! А если бы с тобой что-то случилось?! Ты об этом подумал?! С чем бы мы с Ромой остались?!

Он мотнул головой, как оглушенный выстрелом медведь, твердо возразил:

– Я о вас позаботился…

– Пока я вижу, что все совсем наоборот. Ладно… и что, ты с ней виделся вообще за эти годы? Кроме того раза, когда солгал мне, что поехал на срочную встречу якобы с поставщиком!

Он вновь виновато опустил голову, ответил – как показалось, вполне честно:

– В основном только говорил по телефону.

Я сделала глубокий вдох, пытаясь уложить в голове всю полученную новую информацию. Но ее по-прежнему было мало. И ничего из сказанного не объясняло главного…

– Раз ты с ней не был… – проговорила, зачем-то тщательно подбирая каждое слово, словно от верно подобранной формулировки зависела моя жизнь, – то почему не развелся? Почему не признался мне в том, что женат?

И снова – чувство вины, что пропитало собой, кажется, весь его облик. Черты лица, сгорбленная поза, нервно сцепленные руки – во всем этом считалась мука и… понимание неизбежности, суть которой была известна сейчас лишь ему одному.

– Поначалу мы расстались лишь на время… не окончательно, – начал он говорить, и с первых же его слов мне вдруг стало подспудно ясно, что именно я услышу дальше…

***

Девять лет назад

Он едва передвигал ноги.

После ночной смены они казались непослушными, неподъемными, как две огромные гири, словно бы и не ему даже принадлежавшими.

От понимания, что у него есть буквально час на то, чтобы переодеться, поесть и принять душ перед походом на вторую работу, хотелось выть. Но он лишь упрямо сжимал челюсти и шел. Вперед, вперед… шаг за шагом, шаг за шагом…

Потому что знал, к кому и зачем идет. Образ жены – красивый, утонченный, изящный – придавал ему сил тогда, когда, как казалось, не способен уже ни на что, только лечь и умереть. Но она вела его вперед, мотивировала, давала сил жить тогда, когда их едва хватало на вдох…

Ради нее он убивался на нескольких работах разом, хватался за любые возможности подзаработать. Хотел сделать то, что обещал ей когда-то: дать жизнь, которую она заслуживала. Старался изо дня в день доказывать: она не зря выбрала именно его тогда, шесть лет назад…

А ведь могла только поманить пальцем – и получила бы абсолютно любого. Он никогда не забывал об этом, не уставая завоевывать ее изо дня в день…

– Любимая, я дома! – крикнул буквально с порога, едва войдя в скромную квартирку, которую они снимали вот уже пару лет.

Ответная тишина его встревожила. Спешно разувшись, он широким, размашистым шагом прошагал сначала на кухню, где, ожидаемо, не нашел жену.

Готовить она никогда не любила, да и не успевала. Он – не заставлял, чаще всего довольствуясь пельменями на скорую руку и одним тем фактом, что она просто была рядом. И это главное.

Жена обнаружилась в итоге в спальне, за столом. Когда он вошел – посмотрела на него так серьезно, что это даже пугало и вместе с тем… вызывало желание зацеловать ее. И целовать до тех пор, пока на ее лицо не вернется мягкая улыбка, пока не услышит ее прекрасный смех…

Так он и сделал. Подойдя к ней, приобнял сзади, наклонился, чтобы поцеловать…

Но она неожиданно увернулась.

Обиженный, недоумевающий, он выпрямился и, глядя на ее застывший затылок, уточнил:

– Родная, что такое? Я в чем-то провинился?

Последнее попытался сказать легко и шутливо, но вышло, кажется, плохо. Инга не хуже него знала, как он боялся ее обидеть, потому что страшился потерять буквально до трясучки…

– Нам поговорить надо, Яш.

Голос – сухой и отстраненный, начисто лишенный привычной ласки и мягкости.

– Ого, как все серьезно… значит, все-таки провинился, – снова попытался пошутить.

– Все и в самом деле серьезно.

Ее тон ясно подтверждал сказанные ею слова. Он отошел, нашел на ощупь стул у другого конца стола и, не отрывая глаз от ее лица, сел.

– Ну говори.

Она твердо взглянула ему в глаза и, словно топором по голове приложив, выдала:

– Я уезжаю, Яш. Мне предложили контракт за границей.

Он моргнул, словно оглушенный, дезориентированный…

– Ладно… – наконец нашел сил выдохнуть. – Давай обсудим это…

– А нечего обсуждать. Я уже все решила. Для меня важно состояться, как модель, и это шанс, который я упустить не могу.

Он непонимающе уставился на нее, не веря собственным ушам.

– Решила все… без меня?..

Она отвела глаза в сторону, потом вновь взглянула на него: с сожалением, но пугающе твердо…

– Я думаю, Яш, нам пока все равно лучше было бы пожить отдельно… Это время, что меня не будет, даст нам возможность подумать, переоценить наши чувства и отношения…

Ему нечего было переоценивать, не о чем было думать. Он ни дня не сомневался в том, что ему нужна она, нужен этот брак…

Господи, да он же ею одной только и жил!

Но у нее, похоже, все было не так.

И все, что ему осталось после того страшного утра – это просто ждать и надеяться.

И он… ждал.

Днями… Месяцами… Годами.

И никогда не переставал ждать.

Глава 9

– Уйди…

На это единственное слово ушли последние силы. Господи, да был ли предел этой боли, этому разочарованию, этому разрывающему изнутри на части чувству?..