Путешественница - Самойлова Елена Александровна - Страница 22

• Предыдущая
• 22/73
• Следующая

Дело в том, что года два назад я совершенно случайно открыла в себе способность к вызову самой мощной из всех стихий, но на диво своенравной и не поддающейся контролю. За два года усиленных занятий мне так и не удалось использовать ее как оружие – то ли сил не хватало, то ли практики было маловато. Единственное, чего я добилась, – это умения слушать тишину. Я научилась слышать любое живое и неживое существо, все то, чего так или иначе касалась могучая сила Жизни. И вот сейчас я, усевшись в позу лотоса и положив ладони на колени, расслабилась и неспешно, одну за другой, последовательно соединяла пять стихий в одну.

Вначале глухая ночь казалась мне безмолвной, но по мере того, как стихия Жизни текла сквозь меня, я начинала слышать шепот ветра, тихие голоса трав, густые, басовитые речи деревьев и тонкие, едва различимые восклицания цветов. В принципе, я могла распознать голоса и животных, но сегодня хотела послушать только растительный мир.

Шепот ветра успокаивал как нельзя лучше…

Насчет дежурства я не беспокоилась – если кто-то приблизится на расстояние пятидесяти метров, то ветер или деревья обязательно сообщат об этом. Они всегда предупреждают, но мало кто слышит их…

И вот ночной ветер шепнул мне о чьем-то присутствии…

По пению высокой колосящейся травы я поняла, что ко мне, бесшумно и аккуратно ступая, идет эльф. Странно, но травы пели только в присутствии Перворожденных. О представителях других рас они либо тихо говорили, либо кричали во весь голос. Я на секунду прислушалась своим природным, настоящим слухом – ни шороха, ни звука. Услышать эльфа смертному было попросту невозможно, но по возрастающему пению трав я поняла, что он приближается. Наконец эльф остановился в пяти шагах за моей спиной.

Я «отпустила» стихию Жизни и вернулась к своим собственным ощущениям. Не двигаясь с места и не оборачиваясь, тихо спросила:

– Аннимо, мое дежурство уже закончилось? – С этими словами я сладко потянулась, разминая затекшие мышцы, и встала. Повернулась лицом к неподвижно застывшему эльфу, который казался прекрасно выполненной статуей – только развевающиеся на ветру длинные золотистые пряди волос говорили о том, что это живое существо.

– Ты меня услышала? – это были первые слова, которые он добровольно сказал мне.

Я хотела было съязвить по этому поводу, но передумала. Вместо этого подошла к нему и пояснила:

– Мне сообщил о тебе ветер, а потом о твоем приближении спели травы. Они всегда поют в присутствии эльфа.

В темноте я увидела недоверие и изумление, мелькнувшие в фиалковых глазах. Аннимо пристально посмотрел на меня и недоверчиво покачал головой:

– Ты хочешь сказать, что умеешь слушать ветер?

– Не только ветер, а вообще все живое. Я думала, что все Перворожденные способны слушать тишину. Разве нет?

Эльф снова покачал головой:

– Я не слышал о такой способности.

– Да? Странно…

Я уже собиралась уходить, но в голову мне пришла шальная мысль. Я развернулась на месте и окликнула эльфа. Он обернулся, а я весело спросила:

– Хочешь, я помогу тебе услышать песню ветра?

Аннимо на секунду задумался, а потом уверенно кивнул.

Я подошла к нему вплотную, одновременно отметив, что Аннимо Орве выше меня почти на целую голову, и приказала:

– Расслабься и закрой глаза.

Эльф недоверчиво посмотрел на меня, но подчинился. Я же вновь сложила стихию Жизни и, сжав виски эльфа ладонями, попыталась дать ему услышать то, что могла слышать сама.

Я ощущала Аннимо как сгусток ярко-синей энергии, прохладный и невозмутимый. Сама же я светилась ярким, пышущим жаром золотистым светом, и свет этот разбивался о синюю глубину, не соединяясь с ней в единое целое, а без этого ничего не выйдет.

Я наклонила голову эльфа и легонько коснулась ее своим лбом со словами:

– Перестань сопротивляться. Доверься мне.

На удивление, Аннимо послушался. Темно-синее сияние его ауры расступилось, пропуская золотистые лучи моей силы в глубину, туда, где играла нежно-голубая, небесного цвета сердцевина. Золотистое сияние коснулось ее, и в этот момент мир вокруг нас взорвался дивной музыкой, сплетенной из дыхания ветра, шепота трав и песни самой Жизни. Мы с эльфом стояли в центре этой круговерти звуков и голосов, а две наши ауры трепетали и переливались в унисон с песней Жизни…

Не знаю, сколько мы так простояли, наслаждаясь ощущением своей принадлежности к миру, когда вдруг тональность песни изменилась. Порывы ветра закричали об опасности, а травы зарыдали, сминаемые тяжелыми сапогами.

Я вздрогнула и вернулась в реальность.

Эльф, стоявший рядом, тоже почувствовал неладное – он напрягся и, сняв лук со спины, наложил стрелу на тетиву. Я же побежала будить отряд. Но стоило мне только рвануть к костру, как степь ожила – было ощущение, что она поднялась и двинулась к нам навстречу, воплотившись в низкие, коренастые тела. Где-то за спиной запел лук Аннимо, а я, взмахнув руками, зажгла над нашей стоянкой яркий, почти дневной свет.

Все немедленно проснулись и, на ходу выхватывая оружие, ринулись в бой, но шум и вопли драки были немедленно прекращены мощным командным воплем Гидеона:

– Оружие в ножны! Мы должны сдаться!

– Что-о?! – взревел тролль, отмахиваясь своей алебардой от десятка невысоких существ, при ближайшем рассмотрении оказавшихся степными гоблинами – весьма похожими на человека, но ростом ниже среднего, заросшими густыми волосами до самых бровей и обладающими на редкость уродливыми физиономиями.

– Приказ не обсуждается! – рявкнул Гидеон, и я в который раз позавидовала его мощному, натренированному голосу.

Мои соратники, ворча и возмущаясь, опускали оружие, которое слегка побитые гоблины моментально увязывали в аккуратные свертки. Нас же они, несмотря на столь неласковый прием, попросту связали по рукам и ногам, даже не пытаясь побить или потыкать ножом. На ногах узлы располагались таким образом, что длины веревки хватало ровно настолько, чтобы идти не очень широким шагом, но сбежать не было никакой возможности. Нас с Милой связали настолько бережно, что веревки почти не ощущались. Я тихо спросила у Гидеона:

– Почему ты приказал сложить оружие?

Он кивнул на простирающуюся перед нами степь:

– Посмотри повнимательней.

Я присмотрелась и ахнула – гоблинов, окруживших нас, было не меньше трех сотен. И это по самым приблизительным подсчетам. Глядя на мое ошарашенное лицо, Гидеон, невесело усмехнувшись, сказал:

– Здесь целая орда. А это значит не меньше пятисот воинов.

– Но…

– Даже если бы мы каким-то образом умудрились убежать, они не отстали бы. А еще орда может договориться с соседними кланами, и тогда нам из степи живыми не выбраться.

– В таком случае, почему ты повел нас сюда?

– Потому что другого пути не было.

– И что же делать?

– Договариваться. И надеяться на то, что они отпустят нас сами.

Глядя на похотливые взгляды, которыми нас с Милой одаряли близстоящие гоблины, я думала о том, что фиг они нас отпустят…

Веревки дернули, и гоблины медленно побрели через степь. Мы поплелись за ними.

Вели нас недолго – минут двадцать. Лично у меня сложилось впечатление, что вся орда специально встала огромных размеров табором прямо у нас на дороге. Пока мы шли, я успела пять раз отговорить Милу от падения в обморок, восемь раз поругаться с Гидеоном и раз сто обозвать гоблинов нехорошими словами, которых те, к моему глубочайшему сожалению, не поняли. Наконец нас подвели к большому ярко-красному шатру, стоявшему в центре табора, и, почтительно склонившись, расступились. Один из гоблинов, согнувшись в три погибели, вполз внутрь.

– Докладывать пошел, – откомментировал Гирдык.

– Гидеон! – прошипела я сквозь стиснутые зубы. – Если они попытаются посягнуть на мою девичью честь, я сожгу всю орду к коврюжьей матери. И плевать на последствия. Живой я им не дамся!

– Не перебарщиваешь? – усомнился он.

– Ничуть, – уверенно ответствовала я, забыв добавить, что после такого мини-армагеддона в живых останусь только я одна.

• Предыдущая
• 22/73
• Следующая