Путешествие среди выживших христиан в арабском мире - Вивель Клаус - Страница 4

В возрасте около тридцати лет он решил обратиться ко Христу и стать священником.

– Я лично не знал никого, кто бы на такое пошел. Когда я рос, мне говорили, что это невозможно и что меня просто убьют.

Когда он сообщил эту новость семье, мать заболела от горя, а брат назвал его собакой. Ближайшие друзья от него отвернулись.

– Я чувствовал себя одиноким и испуганным. Меня сочли не просто бунтарем, но и предателем.

В течение нескольких лет он не встречался с родственниками, которые считали, что он навлек на них позор. Ему угрожали смертью, что, в частности, во многом послужило причиной появления его программы на телевидении.

– В Тунисе можно быть геем, коммунистом или атеистом – в этом нет большого стыда. Но обращение в христианство – худшее из зол, которое может совершить человек. Ниже нас нет изгоев.

Их не так уж много – этих принявших христианство мусульман, которые до сих пор проживают в арабских странах; причем изначальные арабские христиане нередко смотрят на них с чувством, недалеким от презрения.

Во всех арабских странах для мусульман невероятно сложно перейти в другую религию, потому что это противоречит Корану. В некоторых странах Ближнего Востока такой переход сопряжен с риском для жизни. В Египте крещеным приходится скрываться, причем зачастую врагами христиан могут стать даже самые близкие. Для принявших христианство существуют специальные организации, которые помогают им перебраться на Запад, где они могут чувствовать себя в безопасности. Переход в другую религию в Египте не запрещен, но тот, кто это содеял, подвергает себя риску попасть в тюрьму. По данным исследований, проведенных в декабре 2010 г. американским исследовательским институтом Pew Research Center, 84 % всех египетских мусульман считают, что за отступничество от веры полагается смертная казнь[11]. В Саудовской Аравии крещение вполне может повлечь за собой смертный приговор, хотя подобные наказания редко приводятся в исполнение[12]. Христианство здесь под запретом.

Я отправился туда не для того, чтобы укреплять авторитет христианства. Напрасный труд искать в моей книге богословского учения арабских христиан, описания богослужений, верований, традиций. Я приехал сюда, чтобы встретиться с христианами (а также с некоторыми мусульманами). Причем неважно, будут ли они греческими православными, католиками, протестантами, коптами, маронитами или халдеями, подлинно верующими, сомневающимися, атеистами или неверующими. Меня интересуют только их истории. Я хочу, чтобы они рассказали мне, почему многие так стремятся отсюда уехать.

Эта книга о них.

А еще я хотел бы выразить особенную благодарность за эту поездку Вилли Сёвндалю. В октябре 2011 г. я обратился к нему, недавно занявшему пост министра иностранных дел, с открытым письмо через газету Weekendavisen[13]. Я хотел узнать, что он намерен делать с тысячами египетских христиан, которые в настоящее время покидают свою страну в связи с давлением, нападениями и поджогами церквей, крайне редко афишируемыми. Вы, наверное, подумали, что первое, что сделал Сёвндаль после вступления в новую должность, организовал экстренное совещание с послом Египта и объяснил ему, что датское правительство не намерено больше терпеть преступления против христиан?

Коль скоро ответа министра иностранных дел я так и не получил, то предположил, что он просто не разделяет мою озабоченность. Вот поэтому я и решил отправиться туда сам и разобраться, что же происходит на самом деле. Кроме того, я усиленно пытался понять, почему Сёвндаль и иже с ним, кажется, не слишком озабочены данной проблемой. Такое же впечатление создалось и у множества встреченных мной в арабском мире христиан. Откуда это молчание, это отсутствие сочувствия и ужаса перед происходящим? По их мнению, Запад не проявляет особого интереса к их бедственному положению. Вифлеемский старик-христианин дал мне такое объяснение, заставившее меня задуматься: «На Западе нас считают арабами; в арабских странах – христианами. Мы теряем на обоих фронтах».

Начиная с истории врача в розовой рубашке и заканчивая новообращенным в альпийской шляпе, тянется целый ряд нарушений против христиан: от правовой и социальной дискриминации до притеснений и преследований, а в некоторых местах даже изгнаний. Во многих арабских странах в новом тысячелетии быть христианином стало гораздо труднее. Но не стоит забывать и о том, что дискриминация христиан – многовековое явление.

Принимая облатку от католического священника, я смотрю вдаль, где перед моими глазами открывается вид на южный Иерусалим. Позади меня, на вершине крутого склона, спускающегося вниз к долине Кремисан, пролегает Бейт-Джала. Окруженные старыми оливами, мы стоим на склоне в 200 м под городом.

Вечер 2012 г., солнце уже катится к закату. На Западный берег мы прибыли из Вифлеема, который находится чуть западнее, всего в 10 минутах езды. Заняв свое место за небольшим столиком с белой скатертью, католический священник находится сейчас на ничейной земле между Израилем и Палестинской автономией. Выбирая небольшие круглые кусочки опресноков, он макает их в сладкое вино.

Хозяин дома, где я остановился – важный господин из Вифлеема – пригласил меня принять причастие, не обращая внимания на то, что я не только не католик, но вдобавок и некрещеный, и к тому же неверующий. Разумеется, я знаю, что такое литургия, однако чувствую себя чужаком в этом незнакомом для меня мире и сообществе, к которому не принадлежу. Отдав дань вежливости хозяину, я все же ощущаю себя антропологом, с исследовательскими целями позволяющим себе раствориться в ритуалах местной племенной культуры.

Я пробовал причащаться всего один раз – чуть больше 10 лет назад, в маленькой церкви в Небраске на Среднем Западе США, наполовину заполненной богатыми, дряхлыми стариками, крестьянами скандинавского происхождения, с огромными грубыми руками и мясистыми лицами. Их дети и внуки уже давно переехали и осели в большом городе, и, можно сказать, здешняя культура была на грани вымирания. Я словно находился на другой планете. Тогда я ощущал себя сбившимся с пути богохульником и все время боялся, что если я вдруг откажусь принять хлеб, то сверху на меня обрушится крыша храма.

Здесь, на холме, собралась группа из 30 человек, одна половина из которых были пожилыми, а вторая состояла из молодых христианских идеалистов с Запада, приехавших в страну для решения палестинского вопроса. У меня сложилось впечатление, будто тут остались либо те, кто слишком стар, чтобы искать убежища в других странах, либо молодежь из западных стран, прибывшая сюда поддержать палестинцев. На сегодняшний день больше палестинских христиан живут за пределами Палестины, чем в своей стране. Причем значительно больше.

Население раскинувшегося позади нас палестинского города Бейт-Джалы насчитывает около 7000 христиан[14]. Около 100000 эмигрантов и потомков коренных жителей сегодня проживают в странах Центральной и Южной Америки или США[15]. Только в Латинской Америке палестинцы-христиане составляют около 85 % от всех палестинских беженцев[16].

Я ни в коем случае не ставлю перед собой цель с высунутым языком изображать очередное столкновение в бесконечном конфликте двух стран, борющихся за свое право на эту землю. Однако не стоит забывать, что эта идиллическая долина всего каких-то 10 лет назад представляла собой арену боев между стрелявшими через долину в израильских мирных жителей палестинскими ополченцами и южными кварталами израильского Иерусалима. Израильские военные отвечали мощными очередями, от которых разрушались целые здания.