Ненависть и ничего, кроме любви (СИ) - Романова Любовь Валерьевна - Страница 62

— Заходи, — отзываюсь и рывком стираю с щек остатки слез.

Папа проходит в спальню, садиться рядом и какое-то время молчит, смотрит в стену, но, видимо, собравшись с мыслями, говорит:

— Что произошло у вас с мамой?

Я ожидала именно этого вопроса, ведь после увиденного его интерес вполне закономерен.

— Обычная ссора, — отвечаю я.

— Я не задавал вопросов тогда, когда ты вдруг решила жить со мной, но подозревал, вернее сказать, знал наверняка, что твое решение связано с ее новым мужем. Но, я не думал, что ваш разлад столь велик. Татьяна в подробности не впадала, говорила лишь, что ты не можешь смириться с ее новым статусом. Но сегодня я увидел, что это не просто каприз, это что-то большее.

— Пап, не бери в голову, это наши с ней проблемы, — ну что еще я могу сказать?

— Вера, если есть что-то, что… ты хочешь рассказать — расскажи.

— Нет, пап, ничего такого. Я не люблю этого Толика и все, а мама нарочно пытается нас свести.

— Я знаю, — произносит папа аккуратно, — что ты плохо перенесла наш развод, и, наверное, тебе тяжело привыкнуть к тому, что мы с мамой больше не семья, но нам всем надо идти дальше. Мама встретила другого мужчину, и, как бы нам не было тяжело, с этим стоит просто смириться.

— Нам? — уточняю я случайную папину оговорку, — тебе тоже тяжело?

— Вера, — тяжело вздыхает папа, — разумеется, наш развод дался мне непросто, и, конечно же, видеть твою маму с другим мне тяжело. Но это жизнь. Такое случается.

Случается, как показала жизнь, еще и не такое, но озвучивать этого папе я не стала.

— Со временем станет легче, — добавляет папа, кладя свою теплую ладонь мне на плечо, а я молчу, не зная, что и ответить.

— Не хочу, чтобы он был тут, — говорю папе.

— Они собирались уходить. Должно быть, уже ушли.

Когда слышу это, то с плеч словно падает огромный камень. Даже дышать становится легче.

— Как экзамен? — спрашивает папа.

— Так себе, — честно признаюсь я, — пятерку поставили только из-за хорошей зачетки.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спрашивает папа, но я качаю головой — рассказывать еще и о Марке у меня просто нет сил, — тогда отдохни, поспи, ты вчера готовилась весь день.

Я согласно киваю, а папа наклоняется, целует меня в макушку и уходит, осторожно прикрывая за собой дверь. Мне действительно нужно отдохнуть, а обо всех свалившихся проблемах я подумаю позже.

Переодевшись в домашнее забираюсь под одеяло и закрываю глаза, но едва начинаю засыпать, слышу, как в сумке пищит телефон, оповещая о сообщении. Если не отключить — так и будет пиликать, поэтому приходится встать. Сначала, хотела не глядя выключить, но где-то внутри затеплилась надежда, что это Марк, поэтому разблокирую телефон и вглядываюсь в слепящий экран.

Это не Марк, это мама. Предлагает встретиться вечером в кафе вдвоем и поговорить. Если без этого Толи, то почему бы и нет. Может быть, мама, наконец, поняла, что с ним я никогда не уживусь? Может, наконец, будут и хорошие новости? Пишу, что согласна, мы обговариваем время, а после я все же ложусь спать. Этот день выпил слишком много моих нервов.

Будильник звонит так противно, что появляется невольное желание поступить, как герои фильмов — бросить телефон в стену, но вместо этого, я заставляю себя встать и отключить навязчивую мелодию. Глаза сильно опухли, я едва могу разлепить веки, так еще и ресницы покрылись тонкой, тянущей корочкой. Иду в ванную, тщательно умываюсь и промываю глаза, но отражение в зеркале все равно не радует. Впрочем, на данный момент мне на это наплевать.

Дома темно, лишь из-под двери в папину комнату бьет блеклая полоска света от телевизора. Будильник прозвенел за полчаса до встречи с мамой, поэтому я, не теряя времени, наскоро собираюсь, вызываю такси, перед выходом заглядываю к папе, но он дремлет, поэтому не бужу его, а молча ухожу, тихо закрывая дверь.

Когда захожу в кафе — мама сидит за одним из столиков, а на столе уже стоит чайник, пара чашек и пирожные. Увидев меня, она машет мне рукой, а когда подхожу, встает и тянется с объятьями.

— Я рада, что ты пришла, — мягко говорит мама, поглаживая меня по плечам.

Ни слова о пощечине, даже намека на раскаяние. Я не отстраняюсь, потому что этот невинный жест напоминает мне о тех временах, когда мы с мамой были одной семьей, когда у нас не было тайн, и мы друг друга во всем поддерживали.

— Я уже заказала нам чай, чтобы не сидеть голодными, а основное блюдо закажем вместе, — говорит она, подталкивая меня к диванчику.

Ее добродушие вопреки логике, меня напрягает. Возникает ощущение, что мне пытаются заговорить зубы.

— Выбирай, что захочется, — улыбается мама, протягивая мне меню.

— Я не голодна, буду овощной салат, — отзываюсь я.

— Как скажешь, хотя, ты сильно похудела с тех пор, как уехала к папе.

— Не будем об этом, — резко прерываю я, — ты хотела поговорить, — напоминаю прямо.

— Да, верно! — кивает мама и вдруг ее напускная уверенность словно в воздухе рассеивается.

К нам подходит официант и у мамы появляется минута, пока она диктует ему наш заказ, но официант уходит, а мама все еще молчит.

— Так что? — тороплю я.

— Вера, мы с Толей, — сердце замирает в предвкушении, — решили продать нашу московскую квартиру, — и ухает вниз, разбиваясь от несбывшихся ожиданий.

— И что? — холодно интересуюсь я. Градус нашего разговора понижается в одно мгновение.

— Мы с папой ведь регистрировали ее на тебя при покупке, а теперь, чтобы продать нам нужна твоя подпись. У Толи есть однушка в Химках, ее мы уже продали, плюс продадим нашу и купим одну большую, а в ней выделим тебе долю.

— Вам вдвоем стало мало трехкомнатной квартиры? — осознаю, как грубо звучит мой вопрос, но внутри клокочет настоящий вулкан, и я каким-то чудом не даю ему рвануть.

— Толя чувствует себя неудобно из-за того, что мы забрали твою комнату под его кабинет, поэтому хочет купить четырехкомнатную квартиру. Тогда в ней снова будет твоя личная комната, и когда ты вернешься…

— Я не вернусь! — резко перебиваю я, — пока там будет жить этот Толя!

— Верочка… — устало выдыхает мама, но я не даю ей продолжить.

— На кого будет зарегистрирована новая квартира?

— Понимаешь, — и уже с этой фразой мне все понятно, — я сейчас устроилась на работу в госучреждение, теперь вот сдаю декларацию. Если там увидят дорогую покупку, то у прокуратуры возникнут вопросы, нужно будет доказать на какие средства приобретена новая квартира, а это очень проблематично. Мы решили, что зарегистрируем на Толю, а он выделит тебе долю, соразмерную той, что выделана в этой квартире.

Чтобы хоть немного унять бушующий внутри пожар, делаю несколько резких глотков чая.

— Нет! — твердо отвечаю я.

— Вера, не торопись…

— Я сказала нет! — повторяю грубо, — я не знаю, чем так этот Толя затуманил твой мозг, но то, что ты предлагаешь мне сделать просто не укладывается в моей голове! Околдовал он тебя что ли? Как можешь ты быть такой слепой?

— Хватит! — резко прерывает мама, — мне нужна твоя подпись на документах. Покупателя уже нашли, как и новую квартиру. Все остальное сделаем без твоего участия.

— Я ничего не буду подписывать! — заявляю категорично, — я-то надеялась, что в тебе проснулись материнские чувства, но нет! Этот Толик управляет тобой, как куклой! Я ничего не подпишу и не позволю продать мою квартиру, которую купил папа! Твой Толик не имеет к ней никакого отношения и пусть свои грязные лапы не тянет к имуществу, которое принадлежит мне!

— Вера!

— Он и без того выгнал меня из собственного дома, — твердо продолжаю я, — я оставила вам двоим трехкомнатную квартиру…

— И просто уехала! — пытается прервать мама

— И этого довольно, — холодно прерываю я, — на большее не рассчитывай. А если Толик, — тяжело сглатываю, от волнения, — хочет купить квартиру побольше, то пусть осуществляет свои желания за собственные средства.

— Значит так! — недовольно произносит мама, — я честно пыталась все это время наладить с тобой отношения, но, кажется, вырастила ужасную эгоистку, которая хочет, чтобы поддерживали только ее хотелки!