КЖД IV (СИ) - Толбери Рост - Страница 4

— Хорошо, что к Вратам такая красавица провожает. И не страшно совсем.

— Так вы может... и не умрёте, — немного возмутилась Анижа.

— Умру. Чувствую уже. Отхожу я, — он ей спокойно улыбнулся.

— И как это? — спросила она после паузы, поняв, что он уверен в своих словах.

— Спокойно. Лучше чем я думал. Страха нет. А боль как-то уже и притупилась, не так мучает меня. Я даже радость какую-то испытываю…

— Почему?

— Ну, доченька… жизнь по эту сторону земли меня особо и не баловала. Любила мне тумака отвешать… Спокойных годков было раз-два и обчёлся. Не было мне места нигде, если так подумать. А теперь всё. Конец. Не достанёт меня она там. А я посмотрю Царство. Там оно и лучше всё должно быть. И счастливее. И потом, там перекантуюсь, и всё заново начну. Глядишь так попадёт, что без Битв новую жизнь отживу. В промежуточке.

Анижа вздохнула, не зная, что ему ответить и надо ли ей вообще отвечать. Он снова ей улыбнулся, нашёл в себе силы повернуть голову и посмотреть на неё.

— За тебя вот волнуюсь. Тебе жить ещё и жить… А ты таким занята. Тяжёло это? К Вратам людей провожать?

— Не знаю даже. Не думала. Работа тяжёлая, да. Но кто-то должен делать. Если не я тут буду стоять, то кто?

— И то верно. Желающих вряд ли будет… В общем, спасибо тебе за всё. Ты хорошая. Очень хорошая. Встретить бы такую… после всего этого…

Его взгляд затуманился, он отвернулся и погрузился в пучину полубессознательной боли. Анижа снова осмотрела его раны, недоверчиво глянула на его бледное лицо, и покачала головой. Шансы выжить у него всё ещё были хорошие. И не важно, что он чувствует. Она и не таких с того света вытаскивала.

Анижа встала и пошла к своим записям, хотела освежить в своей памяти нескольких похожих раненых и решить, что ещё можно сделать.

В проходе к своему тенту она остановилась. Что-то было не так.

Девушки, которая хотела дожить до середины лета, на своей лежанке уже не было.

Триста четырнадцать.

***

— Чего задумался, Мадж? Остынет!

Её коллега дымил трубкой и смотрел вдаль, перед ним остывал суп. Он вздрогнул и смерил её тяжёлым взглядом.

— А да… — он посмотрел на тарелку. — Просто боюсь… и радуюсь.

— Пьяный что ли опять в сопли?

— Да нет, — он нервно хихикнул. — Знаю я просто, что в Шестую было. Лагерь давно стоит, раненых много… радуюсь я, что мы ещё никаких болячек тут не расплодили, вроде лихорадки и чумы. Везёт нам пока. А боюсь я того, что этот момент таки настанет. Это будет совсем другая картина лазарета. Понимаешь?

— Вот настанет… и будем думать, — Анижа надулась, суп и так был противным, а слова Маджа окончательно испортили желание его есть.

— Знаешь, почему так мало врачей там трактаты писало?

— Не до того им было?

— Нет. Кто поумнее был… бежали из таких лазаретов. А кто вроде тебя был… просто не выжили. Одно дело, когда ты с одним больным пересёкся. К тебе совсем немного болезни перешло, ты можешь победить. А другое совсем дело, когда ты со многими больными безвылазно находишься. Врачи, не смотря на отсутствие ран, ещё сильнее заболевают. И часто первыми умирают. Все. Под чистую.

— Ну и? — мрачно протянула Анижа.

— Да просто надеюсь, что ты успеешь ума набраться. И сделаешь что нужно. Для себя в первую очередь. И для тех, кто всё равно умрёт.

***

— Избранная на тебя странно смотрит, когда бывает в лагере. Почему так?

Царило утро нового дня. Юноша по имени Гнарт обедал прямо на куче свежее разрубленных дров. Он иногда помогал ей, и сейчас она составила ему компанию, благодаря Госпожу за уже холодный и желеобразный суп, который был одним из самых отвратительных завтраков в её жизни.

— Странно это как? — удивилась Анижа, недоверчива перемешивая ложкой желе.

— Не знаю даже… — Гнарт ел вариво спокойно, энергично работал ложкой и почти так же энергично языком. — Словно ты её обидела, она тебя видеть не может, но хочет… Не видел, чтобы так смотрели люди друг на друга. Вот и спросил. Что меж вами стряслось?

— Да чёрт же их разберёт, этих Избранных, — попыталась отшутиться Анижа и замялась — от жизни в лагере в её речи проскакивало всё больше грубых слов.

— Устала, сестрёнка? — Гнарт её сочувствующе улыбнулся, оторвавшись от облизывания ложки.

— Отдыхать будем, когда это всё кончится, — Аниже вдруг перехотелось есть, и она отдала остатки "супа" Гнарту, тот согласился на предложение радостно и наконец перестал её донимать.

Она взяла ложку и деревянную тарелку, когда тот закончил, и поплелась к лагерю. Еду всё ещё разносили и раздавали тем, кто сам не мог за ней дойти. В этом помогали раненые, которые уже шли на поправку. Один из них подозвал Анижу к себе и протянул ей целый мешочек с подножным лагерным кормом — старые орехи, свежие шишки, сухари, сушёные и нарубленные в труху мясо, рыба и овощи.

— Ты чего это? Украл что ли? — забеспокоилась Анижа.

— Не-не-не! — тот замотал головой, так что его раны заболели, и он скривился. — Не. Это мы с пайков немного отложили. Ну, тех кто на поправку идёт, у больных не брали, естессно. Что тебе было побольше… а то ты вон какая худая, а работаешь как вол, днями и ночами стоишь, бегаешь, шьёшь или таскаешь нас на себе. Жалко же до слёз тебя.

— Не надо, — Анижа покраснела. — Отдай назад, вам есть надо, чтоб быстрее поправиться. Ну и чтоб не таскать...

Солдат вытаращился на неё, словно на сумасшедшую.

— Видела поле за лагерем? Сколько людей до Врат гулять пошло. А я не пошёл. Поживу ещё, как и товарищи. Всё благодаря тебе. Бери, не стесняйся, сестричка, не обижай нас. Мы ещё добудем. Лишь бы ты ещё кого из наших спасла.

***

— Опять ты тут? — недовольно проворчал стражник.

Анижа опустила глаза под его взглядом.

На лагерь уже опустилась ночь, многие огни погасли, а стражник всё не хотел уходить с прохода и пустить её к пленным.

— Вот и не стыдно тебе… ты же сама ближе всех видишь, что они с нашими парнями делают… а ты их лечишь?

— Не могу я иначе, пусти…

— А то я тебя задерживал… — охранник встрепенулся и убрал копьё в сторону. — Эх… жалко тебя. Не место такой чистой душе среди этой грязи всей. Смотри, чтоб тебя в клетку не затащили и кричи если чего. И побыстрее там.

— Я буду осторожной, — Анижа поблагодарила его поклоном и прошла сквозь оцепление.

Они бы её всё равно не тронули. Может быть, в первый или второй день, когда они были ещё дикие и готовые на любые зверства. Но не после недель своего заточения, когда она почти каждую ночь приходит и делает так, чтобы хотя бы некоторые из них не умерли от своих ран. Может, они и фанатики, но не безумные и не глупые, как про них говорят.

— Ну? — строго спросила она. — Без потерь?

Тот, что знал язык и был командиром, молча указал на дно дальней клетки. У дальней решётки лежало тело, прикрытое чёрным плащом, другие два обитателя клетки старались рассесться от него подальше. Там где плащ скрывал лицо, было сплошное красное пятно.

— Новый что ли? — Анижа попыталась рассмотреть с расстояния. — Что-то я не помню, чтобы кто-то из вас был с пробитой головой. Так новый или нет? Сами его что ли? Или стража? Из-за жратвы подрались опять? Ну?

Темник покачал головой, не желая отвечать на вопрос. Анижа закатила глаза.

— Ну и чёрт с вами. Показываете, чего там у вас.

Послышалась несколько тихих гортанных команд, раненные темники начали вставать, распрямляться насколько позволял низкий потолок клетки и подходить к решёткам, чтобы она их осмотрела. Те кто ходить и стоять не мог, подползали к решётками сами или с помощью товарищей.

Она уже без особого интереса рассматривала их бледную кожу, и чёрные сетки сосудов. Её взгляд останавливался только на старых ранах, тех которые были получены задолго до боёв в этих лесах. Их лечили целители, и то как они это делали, навсегда осталось на бледной коже, и Анижа могла читать эти знаки как целые истории исцеления. Способами, которые она не всегда понимала, но очень хотела понять.