Ты меня предал (СИ) - Шнайдер Анна - Страница 37

Павел вздохнул и поморщился. Не значит… Для него это значило очень много. Как и сама Динь с их ребёнком.

«Не волнуйся, Пашка-обаяшка, пока тебя из дома не выгонят. Но носки на всякий случай припрячь, а то мало ли!))))»

«Носки?»

«Ага. Ну ты же Добби, личный Динкин домовик».

Павел хмыкнул, чуть повеселев.

«А почему обаяшка-то?»

«Потому что обаять её пытаешься, чего тут непонятного-то! Удачи тебе. И это… кольцо купи заранее, что ли))) А то, боюсь, на позднем сроке и потом, когда малышка родится, вам с Динкой уже не до колец будет».

Точно, кольцо. Жаль, то самое она спустила в унитаз, но…

Стоп, унитаз. И как он сразу об этом не подумал?

* * *

На следующий день у Павла был выходной. В такие дни он старался поменьше показываться Динь на глаза — подолгу гулял с Кнопой, часто уходил в ближайшее кафе, чтобы просто посидеть и почитать что-нибудь. Но жена и сама не сидела дома безвылазно, регулярно совершая пешие прогулки, тем более, что погода была отличная. Периодически Динь бурчала, что мучается из-за компрессионных чулок, носить которые летом — одно мучение. Но всё равно послушно их надевала и шла в парк: Игорь Евгеньевич и Ирина Сергеевна рекомендовали ей не засиживаться, поэтому работала Динь теперь от силы четыре часа в день с перерывами. Павлу очень хотелось сказать, чтобы она уже забила на работу, но он молчал, понимая, что после этого точно огребёт. Если поцелуй жена спустила на тормозах, то подобное вмешательство её обязательно возмутит. Она-то не считает, что Павел обязан заботиться о ней и ребёнке.

Динь ушла гулять почти сразу после завтрака, а Павел остался дома, изо всех сил надеясь, что благодаря шикарной погоде она задержится на улице подольше. И как только увидел в окно, что жена медленно пошла по направлению к парку, метнулся в кладовку, где до сих пор стояли его инструменты. В общем-то, единственным, что не выкинула Динь после ухода Павла, оказались его инструменты, но он подозревал, что она попросту о них забыла.

С сантехникой Павел всегда был на «ты», и чтобы снять унитаз, много времени ему не понадобилось. Он не особенно надеялся на успех, понимая, что шанс найти что-либо спустя три года равен меньше, чем одному проценту, однако…

Кольцо оказалось между сифоном и канализационной трубой. Зацепилось за не идеально ровный стык и застряло там, попав в небольшое углубление.

Павел настолько обалдел, увидев его, что просидел минут десять, таращась на тонкий ободок, что лежал на его затянутой в перчатку ладони. Это было какое-то чудо, абсолютно невероятное событие, и Павел, зажав кольцо в кулаке, даже подумал, что это знак: у них с Динь получится вернуть потерянную семью.

Ему очень хотелось в это верить.

Дина

Начался третий триместр моей беременности, и я, глядя на себя в зеркале гардероба — колобок колобком, но симпатично, — чувствовала страх пополам с эйфорией.

Я была на финишной прямой, но… привыкнув, что все попытки забеременеть у меня заканчиваются грандиозными неудачами, я опасалась, что и этот раз будет таким же. Никаких предпосылок для подобного не имелось, однако убедить в том, что всё будет отлично, своё растерзанное за десять лет подсознание почти не получалось. И периодически на меня накатывало.

Именно в эти моменты я по-настоящему осознала, что сколько бы я ни хорохорилась, что справлюсь и сама — без Павла я бы пропала. Не физически — эмоционально. Физически я бы отдала Кнопу на передержку, заказывала бы доставку еды, реже убиралась в квартире — ничего, терпимо. Но все эти эмоциональные скачки изрядно выбивали меня из колеи. И держалась я, как это обычно бывало до развода, благодаря Павлу, который просто был рядом, ничего за это не требуя и не вынося мне мозг разговорами о нашем статусе, за что я была ему особенно благодарна. Он делал всё, что мог, по дому, с самого начала, но теперь к этому добавились ещё и развлечения.

Мы стали вместе ходить в кино — благо, кинотеатр был недалеко. Павел возил меня в центр, кататься на теплоходе по реке, причём теплоход был одновременно и рестораном. В обычные рестораны мы тоже ходили, и в зоопарк ездили, и в театр наведывались, и живую музыку слушали. Павел даже таскал меня на квартирник, где все умилялись беременной мне, устроившейся на полу среди раскиданных подушек. Светловолосый молодой парень под гитару пел песни о любви и дружбе, войне и мире, горе и радости, и я так растеклась на этом полу от блаженства и умиления, что Павел потом еле поднял меня оттуда — уходить не хотелось. За пару часов, что мы слушали чужое пение, я умудрилась отключиться от собственных страхов и проблем, и за это нужно было сказать спасибо бывшему мужу.

Я и говорила. Каждый раз, сдержанно. Но всё равно старалась не сближаться больше, чем по-дружески — как тогда, много лет назад, когда мы только познакомились и ещё не начали встречаться. Да, всё сейчас напоминало то время… и это оказалось и больно, и сладко одновременно.

Я понимала, что Павел ухаживает за мной. Осторожно и аккуратно, не навязывая ни своё присутствие, ни прикосновения, ни откровенные разговоры. Я замечала его взгляды — то настороженные, как при попытке приручить дикого зверя, то ласковые и тёплые, то жадные до сбившегося дыхания и учащенного сердцебиения. Моего. Потому что он был не одинок в своём желании — я тоже его хотела. Но не могла себе позволить. Не сейчас.

Я решила подумать обо всём ещё раз после родов. Взвесить «за» и «против», поговорить начистоту, узнать, что на самом деле случилось три года назад. Почему он ушёл? Был ли счастлив в браке со мной? И если нет, то зачем пытается вернуться? А если да, то чего ему не хватало? Любил ли он ту девушку? Где она сейчас, почему он со мной, а не с ней? Вопросов было много, но узнавать ответы на них и нервничать я не хотела, поэтому молчала и ждала.

И наблюдала за Павлом. За таким невообразимо моим Пашей, которого я знала, как саму себя, и любила до безумия…

* * *

Мы вновь поехали в клинику на моей 30 неделе беременности. Июнь подходил к концу, жара стояла страшная, ещё и эти дурацкие компрессионные чулки… В результате в машине мне несколько раз становилось плохо несмотря на кондиционер, и Павел останавливался на обочине, пережидал, пока я отдышусь. Мутило страшно и голова болела, как будто по лбу треснули.

— Это всё погода, — бурчал он, косясь на меня с тревогой. — Жарища эта, перепады давления. Потерпи, скоро уже приедем.

Я терпела и не возражала, когда Павел пошёл со мной в клинику. И не только туда — к Игорю Евгеньевичу тоже. И впоследствии оказалось: хорошо, что он пошёл со мной…

— Вернулась наша с вами проблема, Дина, — сказал Игорь Евгеньевич, вглядываясь в монитор. Говорил он бесстрастно, но меня было не обмануть: за десять лет лечения я давно поняла, что самые неприятные новости врачи рассказывают именно такими голосами. Спокойными. — Первая «а» степень вновь в наличии, но пуповина в порядке, ребёнок стал больше на 400 грамм, это хорошо. Сердечко отличное. Однако плацента у вас уже второй степени зрелости, а должна быть первой.

— Чем это грозит? — спросил Павел серьёзно, стискивая мою руку, которой я непроизвольно впилась в его колено.

— Преждевременными родами, — ответил врач, и у меня даже в глазах помутнело. — Дина, не волнуйтесь, это совсем не обязательно. Просто нужно постоянно отслеживать состояние и плаценты, и ребёнка, но это мы с вами и так делаем. Через две недели вновь ко мне, сделаем и УЗИ, и кардиотокографию плода. И с этого момента вам нужно будет делать ктг раз в неделю минимум. Можно не у нас, а в ближайшей клинике, это не принципиально. Да, и не забывайте следить за давлением.

Из кабинета я вышла на негнущихся ногах. Павел почти силой усадил меня на кушетку возле кабинета Игоря Евгеньевича и, развернув к себе, взял моё лицо в ладони.

— Динь, — прошептал он, поглаживая меня по щекам, — очнись, моя фея. Ты помнишь, с чего начался приём? На… то есть, твоя девочка стала больше на 400 грамм. Сердцебиение хорошее. С ней всё в порядке, она растёт и развивается.