Агентство Околунных Дел 2 (СИ) - "Чинара" - Страница 41

— Ты знала? — ошарашенно спросила я.

— Конечно, я знала. И мне доставляло особую радость, подкидывать в костер твоего сомнения слова, которые ты бы расценила превратно. Ты отталкивала его раз за разом, а для тритона отказ любимой — это почти физическая боль. Ты должна понимать.

У меня от злости пальцы сжались кулаки. Как она могла все это время знать, видеть мучения своего брата и молчать, а сейчас таким спокойным и даже несколько ехидным тоном об этом рассуждать.

— Как ты могла так с ним поступить?

— То есть виновата была в страданиях не ты, а я? — она искусно изобразила на миленьком личике удивление и достоверно похлопала длинными ресничками. — Как ты удивительно легко сбрасываешь с себя ответственность.

«Держи себя в руках, Эйрин. Она же сестра Нила. — кажется, дракон нашел на редкость не подходящее время, чтобы поиздеваться. — Поубавь свою злость.»

— Это же была не твоя идея, взять в напарники меня? — не желая поддаваться провокации, спросила я.

Она широко улыбнулась.

— У тетрадочного порой бывают припадочные моменты, в которые с ним сложно спорить. Этот блондинистый дикобраз обещал нарисовать меня в… — она нахмурилась, — Не имеет значения… Его, понимаешь ли, достали все недомолвки, и он взял с меня слово, что я расскажу тебе правду о нас с Нилом. Так что, Эйр, готова к доброй сказке, в которой все жили долго и счастливо?

Ее интонация мне совершенно не нравилась. Я не знала насколько могу ей доверять, поэтому хмуро ответила.

— Я хочу все знать. Все. И только правду.

— Не волнуйся, — ухмыльнулась Элис. — Скрашивать что-либо я точно не собираюсь.

Несколько минут мы шли молча, а потом околунная начала свой рассказ.

— Наша мать наполовину русалка. А родительница у нее не из простых рыбьих. Бабка довольно известная личность в королевствах. Ты наверняка слышала об Алисии Тацуи?

Да, судя по удивленным глазам, молва о моей чокнутой родственнице, помешанной на мужчинах и власти, не обходила тебя стороной.

В наши дни уже правит другая, не менее неадекватная чешуйчатая дама, но все же моя ба успела наделать шуму и обзавестись сотней или сколько там у нее было мужей. Большей частью, от браков с мужчинами, она рожала русалок и тритончиков, но бракованные дети с ногами тоже попадались. Она их быстренько сдавала отцам за ненадобностью.

Надеюсь, ты знаешь, что обращаться может только ребенок, рожденный с хвостом. Тот, кто появился с ногами, никогда не сможет призвать чешую. Вот как раз одной из таких дефективных была и есть моя ненаглядная матушка.

Дедушка был неплохим человеком, с хорошей родословной, из знати, но бросать своего ребенка, которого сам по молодости нагулял в объятиях известной русалки, не стал. И если бы многие на его месте отвернулись от своей дочери или втихаря сдали бы ее в приют, то мой дед не просто не отказался, а всю жизнь посвятил воспитанию юной Маргари.

Он наивно полагал, что если воспитать дочь в любви и заботе, а также научить ее правилам приличия благородных дев, то бесстыдство обойдет ее стороной. — она зло улыбнулась, посмотрев на меня, а потом в ее холодных глазах на миг блеснула грусть. Отвернувшись, Элис продолжила.

— Каким бы хорошим и любящим родителем не был мой дед, он оказался неспособным справиться со своей дочерью. Чтобы скрыть бесстыдства, которыми она занималась со слугами, став совершеннолетней, он согласился на ее брак с графом.

Мой отец потерял голову сразу же, как только увидел мать и отказывался верить слухам, считая ее чистейшим на земле созданием. И Маргари вроде бы тоже воспылала страстью к своему жениху.

Бедный мой дед, конечно, надеялся, что это не очередная мамина мимолетная влюбленность, а на этот раз последняя.

Но папа не был принцем, а потому за пару недель до свадьбы мама снова встала на свою шаткую тропинку любовных приключений.

Она гостила в доме у своего жениха — а дом его располагался около моря. И, гуляя вечером возле воды, первый раз столкнулась с настоящим тритоном. Нужно ли говорить, что она поддалась соблазну?

Но следует отдать ей должное. Несмотря на порочную натуру, она отличалась удивительной честностью, а потому сразу же призналась жениху, что прямо у него под носом пару ночей подряд отдавалась тритону и теперь, кажется, беременна. — наступила пауза.

Мы с Феем превратились в супер-слух, боясь спугнуть историю.

— Папа был так сильно влюблен, что простил ее тогда. Как и прощает всю оставшуюся жизнь, — тише добавила она, — А ребенка обещал признать своим. Несмотря на большую вероятность появления тритона, способного обращаться. Но родился Нил, и брат никогда не чувствовал себя чужим. У них с отцом вообще особая связь, даже у меня такой нет, несмотря на то, что я его родная дочь. — она хмыкнула, — Вроде как в тот период мать не ходила налево.

И мы с братом никогда бы не узнали правды, если бы не Маргари. Она же честная. Тем более, тритон, узнав о сыне, приплывал каждый год, желая встретиться с ребенком и забрать своего наследника.

Нилу тогда было двенадцать, и у них состоялся тяжелый разговор с нашим отцом. Этот мягкотелый дурак считал, что папа от него отречется. Не знаю всех деталей, но, когда брат выходил в тот день из кабинета отца, то светился таким счастьем, будто ему весь мир подарили. Он тогда упрямо сказал матери, что ничего не желает знать о своем настоящем отце. Она часто пыталась вывести его на диалог и начинала говорить что-то о некоем правящем водном роде, но он сразу же прерывал ее, а если она не понимала намеков, молча выходил из комнаты.

Мне нравилась моя двойственность, нравилось открывать в себе способности, связанные с водой и ее обитателями. А брату — нет. Он никогда не запрещал мне говорить с водой, но как бы она не тянулась к нему, молчал. Я всегда знала, что он сильнее меня, но он упорно глушил в себе свои способности. Закрывал даже маленькие крохи. Он неуклонно желал быть простым человеком. Нещадно тренировал свое тело и разум, и даже здесь, став околунным агентом, очень редко позволял себе воспользоваться силой, которая была внутри него. — она тихо вздохнула. — Мне кажется, он всегда боялся, что иначе разочарует отца.

(продолжение)

Я любила своего брата. Я его обожала. Родители не часто находили время для своей дочери. Отца я не смела винить, он был слишком занят делами имения, вставал раньше петухов и ложился позже кухонной крысы, добывающей свой ужин. А мать… Мать всегда интересовалась лишь собой и своими любовниками, среди которых были и слуги и самое мерзкое — друзья отца.

С тех самых пор, когда она поняла по моим глазам, что я уже достаточно выросла и осознаю скверность происходящего, она стала приходить вечерами в мою комнату. Мама брала большой гребень и, расчесывая мои волосы, любила с особым наслаждением повторять, что я унаследовала не только цвет ее волос, но и саму природу русалок и однажды обязательно смогу ее понять, перестану смотреть с осуждением, ведь стану такой же, как она.

После ее ухода я всегда горько плакала. Меня пугали ее слова, я не желала вырасти подобной ей, меня начали мучить кошмары, я плохо спала и стала хуже питаться, во мне появилась нервозность и все это не скрылось от брата.

Однажды он тайно спрятался в моей комнате и подслушал наш с мамой вечерний ритуал. Не знаю, что именно предпринял после этого брат, но мама ни разу больше не приходила в мою комнату и никогда не начинала со мной свой любимый разговор. Зато стал приходить Нил. Он каждый вечер читал мне сказки или придумывал их сам. В них всегда была маленькая русалочка, которая вырастала в прекрасную деву, встречала не менее прекрасного принца. Они совместно проходили сквозь различные испытания, их любовь крепла, и в итоге они жили долго и счастливо.

Кажется, первый раз с тех самых пор, как мы шли от дверей моей квартиры до порта Элис по-настоящему тепло улыбнулась. Без ядовитого плюща и без едкой иронии. В эту минуту, на призрачное мгновение она казалось не только удивительно красивой, но и беззащитной. Младше, чем я думала. Но затем лицо девушки вновь покрылось ледяной коркой безразличия.