Пепел между нами (СИ) - Дюжева Маргарита - Страница 13

— Серьезно, — цедит с нажимом.

— То есть ты больше не станешь донимать меня с Мироновым?

— Не стану.

— Даже если очень захочется?

— Да.

— Даже если твой внутренний ревнивый пони внезапно решит, что больно у нас все хорошо, и слишком скучно мы живем?

— Злат! — смеется он, — сейчас получишь.

Напряжение отступает, и, между нами, снова кипят эмоции, в этот раз совсем другие.

Мы жадные и нетерпеливые.

Краев хватает меня под задницу и усаживает на подоконник, а я рывком стягиваю с него футболку.

Он совершенен. И когда улыбается, и когда ревнует на пустом месте. Мужчина, от которого у меня кругом идет голова и коленки напрочь теряют любую твердость. Я дурею от его прикосновений, и сама трогаю. Нет, не так. Я его лапаю. Жадно, требовательно, будто он самый ценный приз, о котором я всю жизнь мечтала.

Скольжу ладонями по гладкой коже, цепляюсь за плечи, выкрикивая его имя в порыве страсти. Все-таки растворяюсь в нем. Здесь и сейчас — можно. Между нами нет границ и запретов. Я принадлежу ему, он мне. А все остальные, сочувствующие и желающие «добра» могут идти темным лесом.

После кухонного подоконника мы перебираемся в комнату и продолжаем. Краев будто решил меня заклеймить, затрахать до такой степени, чтобы имя свое забыла, не то что всяких посторонних мужиков.

У меня напрочь срывает крышу от того, что он со мной вытворяет. Каждый раз кажется, что лучше уже бить не может, и каждый раз он снова подводит меня к грани. Сладкий марафон на выживание. После него тело, как ватное, сердце грохочет, пытаясь пробить ребра, в голове — те самые розовые пони, которые скачут по радужным облакам. Эйфория и блаженство.

Но мне не удается окончательно расслабиться, где-то на заднем плане продолжает колоть и пульсировать. Это была первая наша серьезная ссора и выяснение отношений. И пусть мы потом так долго и так сладко мирились, осадочек все равно остался.

Особенно когда дурман отступил, пламя в крови улеглось и вернулась способность трезво мыслить. Кто бы ни сунулся к нам, я была намерена это выяснить и разобраться с этим вопросом раз и навсегда.

После того, как возвращаем себе способность дышать и двигать конечностями, Краев поднимается с дивана и, пошатываясь, бредет в ванну.

— Иди, я потом, — сонной кошкой мурлыкаю я. Но стоит ему закрыть за собой дверь и включить воду, как я подскакиваю, как заведенная, и делаю то, что никогда бы не позволила себе при других обстоятельствах — лезу в его телефон.

Ввожу пароль, который давным-давно знаю, открываю мессенджер и нахожу эту несчастную фотографию.

В письме от Любы.

Зашибись.

Значит, меня изводит своими подозрениями, а сам переписывается со своей бывшей курицей. Аж перетряхивает. С дурными предчувствиями пробегаюсь взглядом по их переписке, но там ничего такого нет. Долгое молчание — несколько месяцев ни строчки, потом внезапное сообщение от Тимофеевой.

«Смотри, чем твоя милая на конференции занималась» и эта несчастная фотография.

От Краева короткий ответ «не твое дело». Все.

Я откладываю телефон обратно и ни слова не говорю Мише, когда тот возвращается. Мы только помирились, и я не хочу снова ругаться.

А вот с Любашей, пожалуй, пришло время поговорить по душам.

Зрела я до этого разговора несколько дней. То дела какие-то были, то настроение не боевое, то просто не могла себя заставить к ней подойти.

И вот однажды утром, я проснулась, надавала себе мысленных оплеух и решила, что пора. Краев, как обычно, проводил меня и поскакал на кафедру, потому что звонил руководитель и орал на своего нерадивого аспиранта, которой уже как две недели не появлялся. Я не понимаю, почему Мишка просто не бросит это бесперспективное занятие. Из него ученый — как из меня балерина. Но он упертый, пообещал родителям, что сделает это и делал. Через одно место, конечно. Но делал.

Я дождалась, когда он уйдет и оправилась на поиски Любашки. К сожалению, на месте ее не оказалось.

— Тимофеева вообще здесь появляется? — недовольно интересуюсь у одного из сотрудников, — или занята тем, что красоту наводит?

Он весьма выразительно усмехается, дескать чего еще от нее ждать, и по секрету сообщает:

— Здесь она, в кафе наше вузовское пошла. Кофе выпить, ибо, — он надул губы и по-коровьи захлопал глазами, изображая ее, — сил никаких нет работать в такой обстановке, да еще и с утра пораньше.

Получилось очень смешно, и я не выдержала, прыснула со смеху, хотя на самом деле настроение совершенно не располагало к веселью.

Эта Любаша мне все никак покоя не давала. Я даже по ночам стала ее видеть. Чего она там только не вытворяла: и трусы снимала, демонстрируя моему парню очередную тату на причинном месте, и подставляла меня, откуда-то взяв гадкие фотографии с обнаженкой и десятью возбужденными мужиками, и даже в платье подвенечном рука об руку с ним стояла. Скажем так, картинки не для слабонервных

После таких снов я просыпалась злая, бешенная, а Краев все недоумевал, какая муха меня укусила. И не скажешь же, что полночи во сне от ревности давилась и была готова прибить, то его, то ее. Покрутит у виска и скажет, что совсем чокнулась.

Это к вопросу о том, что не только у него, но и у меня ревнивых демонов внутри до хренища, и они очень мешают жить и этой самой жизнью наслаждаться.

У меня подгорало, поэтому не стала ждать, когда она там напьется и отправилась следом. Надо срочно решать этот вопрос, пока я окончательно себе не раздраконила и не начала бросаться на ни в чем не повинного Краева, после того как насмотрюсь «приятных» снов с участием этой гадины.

Кафешка располагалась рядом, в соседнем двухэтажном здании. Простенькая вывеска, низкие цены и близость к универу — что еще нужно студентам?

Над дверью тихо звякнул колокольчик, сообщая о моем приходе. Официантка — знакомая студенточка с третьего курса — приветливо махнула мне рукой. Я кивнула ей, и отправилась в самый дальний конец зала, туда, где торчала медовая макушка Тимофеевой.

Пока шла, всю ее облапала придирчивым взглядом. И идеальные волосы, сверкающие так, будто она только что из салона, в котором провела несколько часов, и худенькие, нагло разведенные плечи, и прямую спину.

Даже с такого ракурса она казалась непроходимой стервой.

Ревность снова шевельнулась. Даже не просто шевельнулась, а полыхнула так, что у меня в пупке закололо. Дура я!

Но не на пустом ведь месте меня кроет! Они с Краевым встречались. Сходились и расходились раз пять. Их что-то притягивало друг к другу, и что уж скрывать они охрененно смотрелись вместе — по крайней мере в моих идиотских снах.

Комплексами я не страдаю, внешностью своей довольна, но сейчас невольно поджимаю живот и выпячиваю грудь вперед, пытаясь доказать неизвестно что и неизвестно кому.

Она чувствует мой интерес. Оборачивается, и наткнувшись на меня взглядом, пренебрежительно морщит нос, будто перед ней появился кусок чего-то не очень приятного и дурно пахнущего. Отворачивается. Сучка! Меня просто распирает от холодной ярости.

Делаю последние шаги и нагло усаживаюсь напротив нее.

Люба неспешно помешивает ложечкой содержимое своей кружки и смотрит в окно. Эдакая романтическая дама, грустящая о минувших летних деньках. Меня она принципиально не замечает, и я невольно думаю, а не вылить ей содержимое этой самой чашечки на башку.

— Все? Шоу «Королевишна думает о вечном» закончено? — все-таки не выдерживаю. Я не люблю сама устраивать маскарады и на дух не переношу, когда это пытается сделать кто-то другой, — можем переходить к делу?

Она морщится, услышав мой голос, потом оборачивается. Взгляд как у матерой представительницы ЖЕКа, к которой под самое закрытие пришла бабка со своими никчемным проблемами.

— Чем обязана?

— Это я чем обязана такому повышенному вниманию с твоей стороны.

— Не понимаю, о чем ты, — отпивает кофе, глядя на меня поверх кружки.