Штормовой предел - Шигин Владимир Виленович - Страница 42

На душе Миклухи было неспокойно. Война на Дальнем Востоке складывалась не так, как бы хотелось. Порт-Артур находился в осаде и было неизвестно, сколько он еще продержится. В гавани крепости находилась и блокированная 1-я Тихоокеанская эскадра, оставшаяся фактически без командования. 2-я же эскадра еще только начала свой путь на Восток. Что касается расстрела рабочей демонстрации в столице, то в этом Миклуха видел начало еще более тревожных событий уже внутри страны.

Один из офицеров "Ушакова" впоследствии вспоминал: "…Январские события Петербурга и Либавы отразились на нас: по порту шныряли агитаторы, команды на судах выражали неосновательный протест против якобы дурной пищи…"

Рождество Миклуха-Маклай с приехавшей к нему в Либаву женой отмечал в местном офицерском собрании. Несмотря на все старания устроителей, особого праздника не получилось. Офицеры были серьезны и хмуры. А жены, приехавшие проводить мужей в далекое и страшное плавание, выглядели растерянными и несчастными.

Посидев немного за столом, Владимир Николаевич с женой вышли на балкон. Невдалеке, за укрытыми снегом дюнами, шумел прибой.

— На Востоке все пока складывается против нас… Поэтому скоро мы, вероятнее всего, отправимся вслед за ушедшей эскадрой! — поделился своими мыслями с женой Миклуха. — Ну а там как Господь пошлет!

Немного помолчали, а потом он произнес:

— Ты знаешь, мне на днях дали почитать стихи японского поэта Такубоку Исикава. Послушай:

На северном берегу,

Где ветер, дыша прибоем,

Летит над грядою дюн,

Цветешь ли ты, как бывало,

Шиповник, и в этом году?

— Я буду за тебя молиться, Володенька, — прижалась к нему Ульяна Антоновна. — И помни, что, кроме тебя, у меня нет никого больше на белом свете!

Миклуха стоял молча. Да и что он мог сказать ей в утешение?

На прощальный ужин в кают-компании "Адмирала Ушакова" были приглашены жены и невесты офицеров корабля. За столом было шумно. Офицеры старались держаться весело, их спутницы тоже. Но на душе у всех была тяжесть и понимание того, что этот ужин и этот вечер могут стать последними…

* * *

С 10 января ударили сильные морозы. Либавский аванпорт быстро покрылся ледяным панцирем. Как всегда, местное начальство было к этому не готово: в Либаве не оказалось ледоколов. Чтобы поправить дело, вызвали из Ревеля ледокол "Могучий", но и он, не справившись со льдами, застрял в них. Тогда решили выслать наиболее мощный ледокол "Ермак" из Кронштадта, а пока обходиться маломощными портовыми.

Одиннадцатого января контр-адмирал Небогатоа поднял свой флаг на броненосце "Император Николай I". Толщина льда к этому времени достигла уже более полуметра. В такой обстановке нельзя было даже и думать о том, чтобы вывести корабли в море на артиллерийскую стрельбу. Через две недели в Либаву пробился наконец "Ермак" и начал по одному выводить в море корабли. Через два дня и "Ушаков" вышел в море на пробу машин.

Затем последовал смотр кораблей великим князем Алексеем Александровичем. Сразу же после этого к вмерзшим в лед кораблям подошли ледоколы, буксиры и потащили их на внешний рейд. Прошли волнолом, и вдоль бортов противно зашуршала поднятая волной шуга. С берега и с молов публика кричала "ура", подбрасывала в воздух шапки. С последним баркасом с берега на "Ушаков" передали огромный букет роз и иммортелей (бессмертников) для одного из мичманов от его возлюбленной. Закрыв лицо букетом, юный мичман плакал от любви к своей даме сердца и от жалости к себе. Старший офицер броненосца капитан 2-го ранга Мусатов, глядя на эту сцену, сказал:

— Много ли надо, Владимир Николаевич, для счастья человеку. Вот прислала девушка букет, и растаял наш мичманец!

Миклуха покрутил свой огненно-рыжий запорожский ус:

— Хорошо, если бы этот букет был намеком на наше бессмертие!

За команду свою он был спокоен, а матросы верили в командира. Офицеры тоже настроены были весьма решительно, хотя особых иллюзий не питали. Вот как описывает их состояние офицер корабля Дитлов: "Кабинетные ученые при помощи различных кривых и вычислений доказывали, как дважды два четыре, что суда типа "Ушакова" должны непременно перевернуться на волне, и мы, не смея не верить им, вышли из России, с готовностью дойти до Бискайского залива и там погибнуть".

К сожалению, на выход эскадры в море для боевой подготовки не хватало времени. Все оставшееся время занимались доукомплектованием команд и бесконечными "дефектными" работами.

Последние дни перед выходом в море пролетели, как в лихорадке. О том, в каком состоянии уходил в дальний поход "Адмирал Ушаков" лучше всего говорит сухая статистика: "Из пяти динамо-машин "Адмирала Ушакова" три удалось перебрать и ввести в строй, а две с неисправными якорями генераторов заменили динамо-машинами, снятыми с крейсера "Минин". Путиловский завод привел в порядок гидравлическую систему башенных установок. Кронштадтский порт испытал и доставил запасные штуртросы к рулевому приводу. Поспешность снаряжения, конечно, сказалась и на его качестве: на "Адмирале Ушакове" пришлось сохранить старую электропроводку, а запасные лопасти для правого гребного винта броненосца Балтийский завод выслал поездом во Владивосток за десять дней до Цусимского сражения. Не был поставлен и важнейший вопрос о замене 254-миллиметровых орудий, изготовление которых выросло в серьезную проблему для Обуховского завода. В то же время заслуживает одобрения качество подготовки главных механизмов, работавших без серьезных неисправностей добрую половину перехода. Для "Адмира-ла Ушакова" отпустили 320 254-миллиметровых снарядов, в том числе 92 бронебойных, 198 фугасных, 30 сегментных (всего по 80 на орудие), и 840 120-миллиметровых патронов (по 210 на ствол), из которых 200 были с бронебойными снарядами, 480 с фугасными и 160 с сегментными. На броненосце поместилось только 300 снарядов главного калибра, остальные пришлось погрузить на транспорты. где хранились также еще по 100 запасных фугасных 254-миллиметровых снарядов и 744 120-миллиметровых патрона для всех трех однотипных кораблей".

Утром 2 февраля 1905 года крейсер "Владимир Мономах" посетил прибывший из С.-Петербурга генерал-адмирал, великий князь Алексей Александрович. Напутствовал уходящих на войну моряков генерал-адмирал весьма странно:

— Ну, Бог с вами, желаю вам также отличиться, как ваши артурские товарищи!

Офицеры недоумевали, ведь артурцы в это время уже находились в японском плену, не сумев даже как следует подорвать свои затопленные корабли… Возможно, великий князь не слишком точно выразился, возможно, просто был, по своему обыкновению, не совсем трезв…

Проводы 3-й эскадры были торжественными. На стенке и портовых молах собрались сотни людей, которые махали фуражками и платками и кричали "ура" выходящим из Либавского аванпорта кораблям.

Ветеран Российского флота крейсер "Владимир Мономах", отправляющийся уже в свой четвертый поход на Дальний Восток, броненосцы и транспорты вышли на внешний рейд и встали на якорь у плавучего маяка.

В 7 часов 30 минут 3 февраля по сигналу контр-адмирала Небогатова 3-я эскадра снялась с якоря и взяла курс на мыс Скаген. Первый день плавания был отмечен 7—8-балльным ветром, большой зыбью и туманом. Сразу же стало понятно, что поход легким не будет.

Глава одиннадцатая

ЧЕРЕЗ ТРИ ОКЕАНА

При проходе Бельтов к эскадре подскочили невесть откуда взявшиеся грязные датские миноносцы и сопровождали русские корабли до Скагена. За Скагенским мысом эскадра встала на якорь и начала свою первую бункеровку углем в море, перегружая его с подошедших транспортов. По приказу Небогатова "чернослив" принимали сверх всякой нормы — про запас. Вначале завалили часть батарейной и жилой палуб, затем принялись наваливать на верхнюю палубу. Все — от командира до последнего матроса — ходили грязные, как черти.