Воспитанник орков. Книга вторая (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич - Страница 2

К стенам и башням потянулись телеги, груженые бревнами и камнями, зашевелились каменщики и плотники, исправляя огрехи прежних времен — где ставили заплаты, а где полностью меняли целые куски стен. Вон, уже и отряды городской стражи, набранные из младших сыновей пекарей и ткачей, выстроились на плацу и обучались у пожилых ветеранов воинским премудростям.

А еще нужно было проверить и вычистить колодцы, пополнить крепостные склады провиантом, обустроить госпитали. И, определить — в какую сторону будет расширяться городское кладбище...

Горожане готовились к осаде по—своему — запасали рис, фасоль, чечевицу, пшеницу, просо, соль и муку. Оптовые торговцы, поначалу, даже не повышали цены, радуясь появившемуся спросу. Но у оптовиков провизию скупали не жители Тангейна, а прозорливые купцы, мечтающие получить побольше прибыли. Разумеется, цены тут же полезли вверх. Если вчера мешок сахара стоил две векши, то сегодня уже четыре, а завтра мог стать и шестью. Горох, извечная пища бедняков, вообще подпрыгнул до десяти векшей.

Городской совет, сам состоявший из купцов и ремесленников, поначалу смотрел на выкрутасы сквозь пальцы, но потом спохватился, наступил самому себе на горло и принял решение, что цены не должны увеличиваться более чем на сто процентов. Конечно же, это тоже немало, но кое-кто норовил взять за товар и двести, и триста.

К вечеру уже нельзя было купить ни лука, ни чеснока. Свежие овощи еще продавали, но яблоки и груши было уже не купить — все быстро догадались, что фрукты можно разрезать на дольки и засушить. В трактирах и кабаках еще подавали жареную рыбу и мясо, но вместо хлеба посетителям предлагали зелень.

Чего было вволю, так это вяленой и сушеной рыбы. Но умные люди, услышав бодрые разговоры о том, что мол, море рядом и без рыбы не останемся, только покачивали головой и убирали подальше копченого палтуса и сушеную треску. Над «умниками» смеялись, но когда городской магистрат скупил весь дневной улов на нужды города (стражники отогнали приказчиков и трактирщиков, привычно вышедших к возвратившимся судам!) и запретил рыбакам выходить в открытое море, только рты открывали. Рыбаки, разумеется, не послушались и, как потом выяснилось, напрасно.

Следующим шагом власти стал запрет на продажу петрола. Все его запасы, хоть в городе, хоть за пределами, изымались в пользу Тангейна. Исключение было сделано только для гномов, да и то, только для того топлива, что уже было закуплено.

Кое—кто не собирался оставаться в городе, предпочитая уехать куда-нибудь вглубь страны, чтобы пересидеть все опасности в тишине и спокойствии. Эти распродавали имущество (а кое-кто, напуганный норгами, даже и дома). Дом с садом на окраине города можно было купить по цене коровы, а тот, что был ближе к ратуше — по цене коня. Но коров и коней уже никто не продавал. Те, кто сумел скопить какие-никакие деньги, и не хотел, или не мог уехать, прятали сокровища — кто в саду, а кто замуровывал в стены.

Но было и другое: кто-то предлагал купить свой дом, а когда приходил покупатель с деньгами, то обнаруживал, что его ждет не недвижимость, а пара мордоворотов с кинжалами... Таких, по распоряжению городского совета, предлагалось казнить на месте. Не то нынче время, чтобы вникать в обстоятельства происшествия.

На базарах и в лавках вдруг вздорожали мешки, корзины и большие кувшины — они понадобились купцам, чтобы вывезти из закромов в укромные места запасы, в опасении конфискации.

Кое—кто из граждан вольного города кинулись на подворье гномов, еще не успевшим окончательно оставить Тангейн, в надежде получить место на самобеглых повозках, но гворны категорически отказались как помогать беглецам, так и уезжать, решив, что сейчас их отъезд будет похож на дезертирство.

Обнаружились мастера—самоучки, готовые вывезти желающих на самобеглых колясках, вроде тех, что были у гномов, только похуже и пострашнее. Поначалу горожане боялись доверить себя и имущество «грохочущим» телегам, но страх перед норгами оказался сильнее.

Тех, кто решил покинуть осажденный город, никто не осуждал. Это их выбор, и их право. И, кроме того, у многих, пожелавших уехать, были маленькие дети, или пожилые родители. Ну, как оставлять таких, накануне беды? Другое дело, что по законам Тангейна, человек, покинувший город накануне опасности, хотя и не лишался ни дома, ни имущества, терял права гражданина, что означало уплату налогов в двойном размере, запрет занимать любые должности внутри муниципального самоуправления, а заработать новое гражданство можно было не раньше, чем через три года. Это вам не прежние времена, когда любой желающий, зарегистрировавшийся в Магистрате, через один год и один день обретал все права и свободы, вкупе со свалившимися обязанностями.

Данут очень хотел, чтобы и Тина уехала куда-нибудь в безопасное место, но девушка даже и слушать об этом не желала. Мол — и ее муж, и ее опекун остаются сражаться, чем она хуже? И если для женщины нет места на стенах, то будут ранеными, которым необходимо помогать. И впрямь, гоблин, вместо того, чтобы просиживать штаны в своей комнате—сейфе, развернул в городе несколько госпиталей. Один — в непосредственной близости от стен, в огромной палатке из грубой парусины, а еще два — в тех помещениях, что были у ростовщика в залоге. Он же отправил своих людей по ближайшим селам и деревням, отыскивая там лекарей, желающих поработать. Желающих, как водится, оказалось немного, но это лучше, чем ничего.

Из Тангейна уходили и орки. Восемьдесят опытных бойцов — это большая сила и, их крепким рукам нашлось бы применение, но важнее было другое — Шумбутар должен был привести на помощь весь Нургальский клан. Конечно, поначалу планировалось немного иное, но что поделать, если норги опередили?

Была и другая причина, отчего Шумбатар хотел уйти. По его мнению, бухта, на которой стоял Тангейн, при всех ее достоинствах имела огромный недостаток — в случае нападения она становилась ловушкой. Лучшим вариантом было бы пойти навстречу вражеского флота, принять бой, но торговые шхуны и рыбацкие суда, для военных кораблей как котенок против бульдога. Единственный выход — увести суда в открытое море. Но кроме Шумбатара это понимали немногие. Как рассуждали судовладельцы и рыбаки — норги, еще неизвестно, где они есть, нападут ли, еще неизвестно, а шторм может случиться в любой день. А если уводить корабли, то куда?

Папаша Беньямин предлагал вообще затопить флот, чтобы мачтами закрыть норгам подходы к Тангейну, но здесь даже власть Первого бургомистра была бессильна, а судовладельцы и капитаны по доброй воле не отдали бы приказ пробить в днищах собственных кораблей пробоины.

Данута хозяйственные приготовления к осаде не волновали. Он знал, что при любом раскладе найдет, где поесть, где поспать. Неожиданно для себя парень получил важное назначение — его назначили заместителем командира «летучего отряда». Это тоже было нововведение папаши Беньямина. «Летучий отряд» находился в резерве и, предназначался для помощи тем защитникам города, где положение было самым опасным. Состоял отряд из воинов, имевших опыт либо охранников торговых судов, либо купеческих караванов, а командиром был назначен Гилберт. Скорее всего, разведчик и поспособствовал назначению юноши на этот пост. Данут опасался, что старые вояки не воспримут его всерьез, но опасения были напрасны — слухи о его приключениях были хорошо известны. Народ в Тангейне ценит человека не по возрасту, а по поступкам. Юнец, способный бросить вызов атаману речных разбойников, сражаться с монстрами, и, в придачу ко всему, заваливший сразу двух джаддоков, считался полноправным воином.

Не будь у Данута невесты (то, что Тина теперь жена, парень еще не до конца осознал), он бы и сам ушел вместе с Шумбатаром и обретенными сородичами.

Прощание Данута со своим воспитателем (да что там говорить, со вторым отцом) было коротким. То, что следует передать привет Далине и всем остальным, это и так понятно. Про девушку—орка, мечтающей заполучить от Данута ребенка, разговора вообще не возникало. Во-первых, неизвестно, забеременела Слети или нет, а во-вторых, изначально было понятно, что кроме ребенка ей ничего не нужно. Сам Данут до сих пор не решил — говорить Тине о той девушке, или нет, но решил, что время покажет. А чем дальше уходило время, тем больше казалось, что у него с той девушкой—орком ничего и не было.