Нерушимый (СИ) - Ратманов Денис - Страница 46

Из памяти не уходила школьная техничка в сизом халате, и я не удержался от вопроса:

— Есть какая-нибудь униформа?

— К сожалению, не предусмотрена, — ответил директор, закрывая кабинет на ключ.

— И хорошо, — выдохнул я. — Очень не хотелось бы…

— Стоп! — перебил товарищ Арвеладзе.

Вернувшись в кабинет, он распахнул дверцу, зашуршал целлофаном, распаковывая тонкий спортивный свитер, белый в синюю клетку, с буквой «Д» на груди и спине.

— Я твой свитер порвал, Сашка, — сказал он чуть виновато. — Вот, возьми, переоденься. А то что ты, как с помойки? Ты же советский человек, а не какой-то там… э… несоветский!

— Спасибо! — Я с удовольствием сорвал с себя старый свитер, словно он виновен в делах предыдущего хозяина, скрутил и бросил в мусорное ведро, натянул подарок: он пришелся впору. И подумал о том, как важно приучить боевого бойца к дисциплине. Ну, переспал бы я тогда с Ириной Тимуровной, и что дальше? Не отделался бы от репутации приспособленца. Или взяла бы она меня под опеку и попыталась загнать под каблук. Я хорошо запомнил слова Кати, нынешней жены Саши Звягинцева: «У женщин если происходит интим — то это всегда по любви».

Валико направился к лестнице, говоря:

— Нулевой этаж и кабинеты там убирает Людка. Расписание тренировок и уборки в подсобке на втором этаже, увидишь. После каждой тренировки нужно проветрить помещение и провести влажную уборку.

Мы миновали просторный холл и повернули направо, где, согласно схеме, был спортзал и раздевалки. Как выяснилось, с одной стороны — женские, с другой — мужские. Директор толкнул двухстворчатую дверь, и голова закружилась от масштаба.

Разметка на полу была как волейбольная, так и баскетбольная. Прямо сейчас женская команда играла в волейбол. На втором этаже находились зрительские места, прожекторы.

— Тут у нас соревнования проводятся, — с гордостью объяснил Валериан Ираклиевич. — Весной наша команда по волейболу вышла в финал области! Игра проводилась у нас, так билетов не хватило!

— Здорово! — сказал я, наблюдая, как тренируются гимнасточки на брусьях, отделенных сеткой от основного зала.

Такой же спортзал, только, конечно, поменьше, с деревянным полом и без зрительских мест был в моей школе, но в волейбол там не играли никогда.

— Маты нужно тоже протереть и сложить друг на друга, — проинструктировал директор. — Понял?

— Так точно! — исполнил я исполнительность и понятливость, отчего товарищ Арвеладзе пришел в тщательно скрываемый восторг.

Ага, понятно, как себя с ним вести.

Мы вышли из зала, через холл переместились в левое крыло, где зал для бокса, который скорее был общим залом тренировок боевых искусств. Здесь тоже были раздевалки, подсобка, пустой малый зал, устланный матами.

— Здесь тренируются самбисты, вольники, боксеры и боевики, — прокомментировал Валериан Ираклиевич и добавил с каким-то отеческим сожалением: — Опять за собой не убрали, эх, поседею я с ними.

Услышав странное в этом контексте слово, я насторожился и спросил:

— Боевики?

— А, ты же неместный, — кивнул товарищ Арвеладзе. — Это те, кто боевым самбо занимается. Наши их еще ударниками называют, потому что в обычном самбо только борьба, без ударов.

— Понял, спасибо.

Значит, боевое самбо… Что ж, естественный наш ответ «ихнему» ММА. И ответ достойный. Интересно будет изучить и эту дисциплину, сравнить с бразильским джиу-джитсу. Это только кажется, что боевых искусств десятки, и невозможно их все освоить — на деле количество приемов и ударов конечно, ведь что нового можно придумать, если у всех одинаковые тела?

Тем временем, заперев малый зал, товарищ Арвеладзе осторожно открыл зал для бокса. Сперва до слуха донеслись глухие удары, шумное дыхание, а, заглянув внутрь, я увидел, как две группы в разных концах зала отрабатывали удары по «лапам», которые держали напарники. Та группа, что была ближе ко входу, работала только руками, дальняя — и ногами тоже. Видимо, те самые боевые самбисты? Или муайтай, кикбоксинг, карате и тхэквондо? В моем Союзе, насколько я помнил, эти виды единоборств успели появиться, уж карате-то точно.

Чуть в стороне спарринговались, как я понял, сильные бойцы, и за ними наблюдал коренастый тренер с потной лысиной и бровями, как у Брежнева, стоящий ко мне боком.

В глаза бросилось, что при отработке хука — короткого и резкого бокового удара — боксер недосгибает локоть, а бровастый тренер его не поправляет, словно отбывает время. Хотелось задержаться подольше, оценить уровень бойцов, но я побрел за директором. Не то чтобы я был хорошим боксером в той жизни, скорее напротив, но увлекался, да…

Сперва мы прошли по короткому коридору второго этажа (две двери справа, две слева), и директор показал мне выход на трибуны. Я ради интереса уселся в белое кресло первого ряда, отделенное от спортзала сетью. Нормальная видимость, удобно.

— Убирать здесь надо три раза в неделю, обязательно протирая все поверхности, включая стулья.

Затем были трибуны над боксерским залом. Я почесал в затылке и спросил:

— Так самого интересного не видно сверху.

Директор посмотрел на меня так же, как парень, когда я звал несуществующую гардеробщицу.

— Так ринг… видишь внизу желтый круг в красном круге? Это все поднимается на уровень трибун, огораживается…

Я чуть не сказал «охренеть», вовремя закрыл рот, и с губ сорвалось лишь:

— О… О-о-о!

Воображение нарисовало, как поднимается платформа, залитая светом прожекторов, как гремит голос ринг-анонсера и аплодирует публика.

В моем мире боксеры тренировались бы в неухоженном зале с плесенью на стенах — муниципальное же имущество. Вспомнились слова из учебника, что СССР обогнал Запад по уровню жизни, и утверждение перестало казаться смешным. Это только я нищеброд, кто честно трудится, тот получает достойные бонусы.

Но вскоре здравый смысл вернул меня на землю, сказал: «Саня, очнись! Зацени, какие площади тебе придется вылизывать! Как ты успеешь? Это же нереально!» Действительно, к концу рабочего дня я буду выпотрошенной тушкой, какие там вечерние тренировки и тем более — бои? А ведь зал нужно будет мыть после каждой группы, несколько раз в день!

Показав мне тренерские, Валериан Ираклиевич наконец открыл мою подсобку. Вместо тесной захламленной каморки я ступил в светлое помещение, где хранились ведра, были развешены тряпки — не куски ткани, которыми только грязь размазывать, а губчатые, специальные. В углу стояли какие-то непонятные плоские тазы, один был со щетками.

— Роботы-уборщики, — объяснил директор и выпятил грудь. — Знал бы ты, какого труда мне стоило их выписать! Особенно вон тех белых, мойщиков.

— Уму непостижимо, — выдохнул я. — Если все будут делать роботы, что остается мне?

— Они не могут перестилать маты, класть вещи на места, иногда пропускают участки, не оттирают пятна. С лестницами они не работают. Идем на третий этаж, чтобы потом не говорил, что тяжело, и ты всего не успеваешь.

— Так а зарплата какая? — спросил я.

В этот момент мы поднимались по лестнице, где женщина, та самая Людмила, мыла пол, стоя пятой точкой кверху.

— Здравствуй, Людка, — проворковал Валико. — Отлично выглядишь.

Женщина распрямилась: кудрявая, краснощекая, круглая, лет сорок пять на вид.

— Ха-ха. Экий моей заднице комплимент!

— Я тебя еще с утра видел. Вот, помощника тебе привел, Сашкой зовут, владения ему показываю. Спрашивает, хорошая ли у тебя зарплата.

Женщина уперла руки в боки, осмотрела меня с ног до головы.

— Да смех один. Три восемьсот!

Я мысленно добавил ноль, мысленно же присвистнул. Людмила получает примерно тридцать восемь тысяч российских рублей — приличная зарплата для уборщицы, в моем регионе она редко бывает больше двадцатки, а чаще и вовсе пятнадцать тысяч. А учитывая, что в этом мире вещи и еда дешевле, грех жаловаться. Похоже, и правда уровень жизни тут… интересный. Еще стало любопытно, какой курс рубля к доллару, но вряд ли он здесь рыночный. А нерыночный может быть какой угодно, хоть сорок копеек за доллар, особенно если нет никакого импорта-экспорта.