Нерушимый (СИ) - Ратманов Денис - Страница 10

Он просунул угощение под дверь и объяснил:

— Мы договорились между собой и всем говорим, что это не я застрелил преступника, а ты из моего табельного оружия. Меня типа по голове тюк, я упал. Ты пистолет хвать, ну и все.

Что ж, ожидаемо. На камерах-то зафиксировано если не все, то многое. Табельное оружие в руках постороннего, тем более задержанного — должностное преступление.

— Там журналистов понаприехало — мама родная. И начальства какого только нет. Вроде тебя хотят видеть.

— Кто? Начальство? — насторожился я.

— Журналисты.

— И что мне можно будет рассказывать кроме того, что вас по голове ударили?

— Правду. Очнулся — гипс. — Он виновато пожал плечами.

Я представил, как будет выглядеть правда из моих уст. Дорогие граждане! Я, гость из мира победившего капитализма, которому высшая сущность дала второй шанс и два таланта и переместила сюда… Доктор, куда вы меня ведете? Что это за инъекция?

— Просто иначе… — продолжил оправдываться Гаврилов. — Ну, если всю правду… Табельное оружие, виноват. Но подвиг мне приписывать нечестно.

Моя челюсть с шумом упала на пол. Хотелось переспросить, не ослышался ли — я готов поверить в богиню, в перерождение, в беременную от инопланетян бабку, но не в это.

Мент говорит «нечестно» и отказывается от халявного подвига, а значит, и от премий, звезд на погонах и орденов? Твою мать, что за рафинированный мир? «Не надо мне рассказывать про честного мента, ментов я разных видывал, но честных — никогда». Раки на горе животы надорвали. Земля, икнув, сменила полярность. Они тут все такие? Или только Гаврилова в детстве головой вниз часто роняли?

Я представил себя, эдакого бомжа, окруженного журналистами, и выругался. Мент понял мою злость по-своему, похлопал по плечу и сказал с придыханием:

— О тебе теперь в газете напишут. По телеку тебя покажут. Хорошо же! Конечно, если нечего скрывать. — Он подмигнул. — Я за одеждой для тебя.

Пока его не было, я набросился на колбасу, откусил кусочек, зажмурился. Надо же, столько лет прошло, а я помню ее вкус! Докторская, настоящая! Сыр удивил, это был очень приличный пармезан или нечто похожее. Я покрутил в руках треугольник кефира и зубами оторвал верхушку. Ммм, как в детстве!

Однозначно, жизнь налаживается. Теперь они просто обязаны меня отсюда выпустить.

Вскоре вернулся Гаврилов с Тыриным, капитан протянул мне черные брюки, я поискал взглядом, где можно переодеться, и плюнул. Они меня голиком видели, вот же проклятая зажатость! Брюки оказались коротки. Менты переглянулись, и Тырин сказал:

— Сойдет. По пояс будет фотографироваться. А футболка пусть эта остается.

— Ему бы причесаться, тащ капитан, — проблеял Гаврилов, но тот махнул рукой и обратился ко мне: — Ну что, Александр, готов?

Я кивнул, пятерней пригладил жесткие непослушные волосы.

— А откуда вы знаете мое имя… как?

— Идем. Товарищ майор потом расскажет. А зовут тебя, короче говоря, Александр Нерушимый.

По базе пробили? Но это невозможно, я только появился в этом мире. Или божество позаботилось и создало мне прошлое?

Мы поднялись на второй этаж, Тырин постучал в дверь с табличкой «Начальник отделения», и мы вошли в кабинет, где на стене висел все тот же неведомый вождь.

Мои мысли, расстрелянные щелкающими фотоаппаратами, разбежались тараканами по закоулкам разума. Я инстинктивно прикрыл глаза, ожидая вспышки, но их не последовало.

За лаковым столом сидела женщина-майорша, вырванная из лап террористов. Крашеная блондинка с туго собранным пучком волос. Лицо грубоватое, но не без изюминки. Чуть раскосые глаза, взгляд с поволокой, упрямо поджатые ярко накрашенные губы. На вид — лет сорок. Вряд ли старше — кожа на чуть приоткрытой груди и шее выглядела молодой, лицо было хоть и слегка поплывшим, но без пигментных пятен и морщин.

Она — начальник отделения?!

Видимо, она уже многое рассказала репортерам, а их было четверо: пожилая женщина, похожая на сушеную тарань, рыженькая толстуха, бойкая шатенка лет тридцати и мужчина с седыми усиками, в клетчатых брюках и таком же жилете. Они загомонили, протягивая ко мне микрофоны. Майорша хлопнула по столу и гаркнула:

— По очереди, пожалуйста.

Моя спина одеревенела, я замер под прицелом фотоаппаратов, вспоминая первый свой стендап. Тогда казалось, что каждое слово звучит фальшиво.

— Скажите, Александр, а вы правда ничего не помните? — пошла в атаку шатенка, стараясь подобраться ко мне поближе.

— Ничего. Я свое имя узнал только что. По… — Тьфу ты, чуть не сказал «полицейские»! — Милиционеры сказали.

— Если так, как же вы смогли… обезвредить преступника? — спросила она деланно озабочено, а добавила уже обвиняюще: — Вы не должны помнить, что умеете стрелять!

— Наверное, это мышечная память, — ответил я, понемногу набираясь смелости. — Я не был уверен, что у меня получится, все как-то само собой произошло. Растерялся, а дальше руки уже сами все сделали.

— Выстрел, надо сказать, был мастерский, — подала голос спасенная майорша. — Интересно, откуда такие навыки?

— Не помню, — пожал я плечами, виновато улыбаясь.

— Наверное, вы мастер спорта по стрельбе? — спросила старуха-тарань. — Каждому бы так теряться! Так растерялись, юноша, что матерого рецидивиста одним выстрелом уложили!

Она это так сказала, словно тот был кабаном или лосем, а не человеком. Какая разница, матерый он или нет? Никто не бессмертен.

— Не помню, — повторил я. — Просто услышал, как те два преступника говорили, что заложницу в любом случае убьют, и решил выполнить свой долг. Может, мне просто повезло.

— Похвально! — произнес мужчина. — Это героический поступок! Мы все надеемся, что память к вам вернется.

Расспрашивали они меня недолго. Еще по разу сфотографировали, и Гаврилов проводил меня в камеру, говоря:

— Потерпи немного.

— Откуда вы узнали мое имя? — спросил я.

— Документы нашли, — бросил он, уходя.

«Немного» растянулось на несколько часов. Наверное, на место ЧП слетелось начальство всех мастей, а значит, нужно запастись терпением. После еды начало клонить в сон, я прилег на лавку, и меня сморило. Сон снился благостный: море, песчаный берег, лето. Я, Алена и наш сын, которому лет пять.

Но досмотреть сон не дали, меня вероломно растолкал капитан Тырин. Надо же, сам явился!

— Товарищ майор хочет с тобой поговорить. Но прежде придется вернуть мне штаны.

— И не стыдно жалеть для героя жалкие ношеные штаны? — пожурил его я, переодеваясь в спортивный костюм.

Мои слова не смутили капитана Тырина. Он забрал брюки и отрезал:

— Они тебе все равно коротки!

После чего повел меня на выход, а затем — на второй этаж, где пару часов назад я встречался с журналистами. Начальствующая особа, товарищ майор, смотрела в экран монитора, щелкая мышкой.

Когда я вошел, уставилась пристально. Не став играть в гляделки, я отвел взгляд, уселся в кресло напротив рабочего стола.

— Еще раз добрый вечер, товарищ майор!

— Добрый, добрый... — задумчиво произнесла она. — Меня зовут Ирина Тимуровна Джабарова. И я очень благодарна тебе за решительность. А вот как мне тебя звать, парень? Докладывали, что ты даже имени своего не помнишь?

Чего она хочет добиться? Выяснили же имя.

— Ваши люди вернули мне немного памяти. А еще я сам вспомнил, что мне восемнадцать лет.

Длинная изящная бровь Ирины приподнялась.

— Ну-ка, ну-ка... Что-то еще?

— Нет, — горько сказал я. — Очнулся утром голый. Не понял даже, где я — где-то на улице, а на какой, в каком городе? При мне не было ничего. Попытался узнать у прохожих, где я, как ваши ребята подъехали, затолкали в машину и привезли сюда.

— Значит так, Саша Нерушимый. Картина примерно понятная — загулял где-то, напоили или напичкали чем-то, ограбили и выкинули. По базе пробили — ни в чем ты не замешан. А после предотвращенного преступления кого тут только не было — пришлось тебе задержаться. А теперь ты свободен.